— А, а вот и товар пожаловал! — воскликнул неопределенных лет мужчина в спортивном костюме. Он ничем не выделялся среди остальных. Но Артемин почему-то сразу понял, что это и есть тот самый Орлик. Картина, которая открылась его взору, была ужасной. В центре зала стоял стол с бутылками «Финляндии». За ним сидел всего один человек — тот самый, в синем спортивном костюме. А прямо перед ним на карачках стоял мужчина в изысканном костюме от Версаче. Впрочем, от изысканности уже не осталось и следа. Лицо этого человека превратилось в сплошной синяк с множеством кровоподтеков. Рядом с этим несчастным стояли двое жлобов — вроде встреченного на входе. У одного из них в руке была дощечка с торчащими гвоздями. — Ну здорово! — Орлик соскочил со своего стула и подошел к Артемину. — Давай, брателло, к нашему шалашу. Гость оценивал хозяина. Это был невысокий коренастый мужик с короткой стрижкой. Его мускулистые руки сплошь покрывали масти. Артемин, который немного разбирался в тюремной символике, смог быстро прочитать, что статус вора в законе этот товарищ имеет вполне заслуженно. Орлик подозвал густо накрашенную девицу в бикини, которая выполняла роль официантки, приказал наполнить стопарик для гостя. Сам хозяин тоже не отказался от выпивки. А тот бедняга все еще продолжал стоять на четвереньках. Судя по всему, еще совсем недавно это был крутой бугор. Мужчина средних лет, с каре, в дорогом костюме. Наверняка он в чем-то провинился перед этим Орликом. — Вот, сука, кинуть меня хотел, — Орлик как будто читал мысли Артемина. — На целых десять процентов. Думал, сука, что с рук ему сойдет. А херушки… Он тут же вскочил со своего места и с ноги врезал бедняге в челюсть. Тот взвыл от боли и повалился на бок. «Ну ты и козлина, — подумал Дима. — Чего ж так драться-то? Я понимаю — для убедительности, но… надо ж и людей пожалеть». Продюсер сам придумал себе эту роль. Гримерша, еще с советских лет привыкшая к военным фильмам, добрых три часа наносила ему на лицо соответствующую раскраску. При этом она нежно приговаривала: «Вот тут у нас кровушка артериальной должна быть, а здесь — венозной». В итоге образ получился удачным. И очень правдоподобным. — Эта сука меня кинуть хотела, — снова объяснил Орлик. — Он имел лимон в месяц и скрысятничал пятьдесят штук. Вот до чего жадность доводит! — Орлик, я верну все, — закричал бедняга. — Не пятьдесят — все пятьсот отдам. Да хоть пять лямов. — Во чмо — еще подачки вору предлагает! — воскликнул Орлик и снова повалил его ударом пятки в лицо. — Да все, все забирай! — истошно вопил тот. — Все, что есть у меня, в натуре… Орлик вернулся к столу и снова наполнил рюмки. — Ну у меня ж жена, детишки. Пощади хотя бы их. Мускулы на лице вора в законе зашевелились. Он раздумывал над принятием решения. — Нет, брат, исключений мы не делаем, — наконец изрек он. — Так что извини. — Орлик, куда его? — спросил один из братков. — Посадите в его «мерсюк», отвезите к реке и там скиньте на сто пятом километре, — распорядился вор в законе. Несчастный продолжал просить пощады, вспоминая жену и детей. Но Орлик его больше не слушал. Двое братков схватили провинившегося и вытащили его за дверь. Вопли доносились еще и с лестницы. Артемину в какой-то момент показалось, что этот суд ему продемонстрировали специально — для устрашения. Может, так оно и было? В любом случае бандиты свей цели достигли. Гостю стало очень страшно. Аж коленки дрожали. — Ладно, с этим харэ, — мазнул рукой Орлик. — Ну, брателло, давай еще по одной накатим и перейдем к нашим баранам. Рюмка стала Артемину поперек горла, но он, сделав нечеловеческое усилие, все-таки опустошил ее до дна. А то еще обидятся… — Я привез то, о чем ты просил, — сказал Артемин. — Вот он, товар. У меня в руках. И он показал на кейс с иконой, стоявший рядом. — Ну давай разворачивай, — приказал Орлик, развалившись на своем кресле и водрузив ноги в кроссовках на стол. Артемин повиновался. Кейс был раскрыт. — Это точно то? — спросил Орлик. — В смысле? Что «то»? Непонятно ради чего Артемин решил поерничать. Хотя он знал, что такие типы шуток не понимают. Орлик тут же вскочил с места, подбежал к нему и грозно взглянул снизу вверх. — Ты че, выеживаться будешь здесь, а? — спросил он Артемина. — Или хочешь за тем уродом отправиться? — Да нет, нет, я… — тот запнулся. — Ну, в общем, это и есть икона Андрея Рублева «Троица». Четырнадцатый век. — Ладно, пусть всякие спецы потом проверят ее. Я тут не разбираюсь. Лучше позову пока Натаху. Орлик вышел в другую дверь — ведущую, судя по всему, в царскую опочивальню. Артемин остался один. «Да, попал же я в передрягу! — думал он. — Унести бы отсюда ноги…» Но тут же он вспомнил, что ему надо унести отсюда не только ноги, но еще и деньги. Причем очень много денег. И именно наличностью. Артемин прикидывал в уме, сколько может весить восемь миллионов долларов и способен ли один человек справиться с таким грузом. «Ничего, авось все и проканает, — приободрил себя он. — Тогда мы будем, что называется, на щите. Вернем все расходы в один момент и еще наварим миллиончика три». Тем временем дверь отворилась. На пороге показалась густо накрашенная блондинка уже не первой молодости. Судя по количеству драгоценностей на ее шее, Артемин сразу понял, что это и есть та самая Натаха. Возлюбленная великого вождя. Личная Жозефина Орлика. Артемин недоумевал. Он не то что не считал эту перезрелую шлюху красивой… Он бы даже в постель никогда с ней не лег, ни за какие коврижки. Но, как говорится, сердцу не прикажешь. Любовь зла, полюбишь и козла. И если бы Артемин отвесил сейчас шуточку по поводу внешности этой дамы, его не просто бы утопили в речке — его убивали бы долго и медленно. — Ну, Натаха, сама зырь! — по ходу объяснял своей пассии вор в законе. — Пацан сказал — пацан сделал. В его тоне уже не было свойственной ему властности. Наоборот — с возлюбленной Орлик сюсюкался как последний воробушек. — Вот попросил икону тебе подогнать, — продолжал он. — Баблоса чисто не пожалел. Зато вещь какая, смотри! Как там она называется? — Андрей Рублев, «Троица», четырнадцатый век, — ответил Артемин, которому был адресован этот вопрос. — Самая известная русская икона. — Вот, Натаха, видишь, самая крутая! И она у тебя будет, прикинь! Чисто в спальне висеть! Да ни у одной бабы мира такого нет, просекаешь? Несмотря на рекламу, Натаха не спешила выражать свои восторженные чувства. Она подошла поближе к иконе, которую Артемин держал двумя руками, и стала придирчиво ее осматривать. — Ну как, нравится? — торопил ее Орлик. — Да, красивая, — согласилась она. — Только вот глаза здесь мне не очень нравятся. Кажись, этот мазила немного схалтурил. Переделать хорошо бы немного для пущей выразительности. Подкрасить глазки чуток… Артемин тихо сходил с ума. Он уже давно привык относиться к произведениям искусства только как к товару. И не испытывал благоговейного трепета даже перед шедеврами. Но мысль «подкрасить глазки» иконе Андрея Рублева не укладывалась в голове. — Ну че, подкрасишь глазки? — обратился к нему Орлик. — Простите, я… я не реставратор, у меня другая профессия. — Тебе че, западло, да? — Нет, ну… — замялся Артемин. — В общем, можно, однако… — Ладно, — махнул рукой Орлик. — Хер с тобой. Я лучше сам какого мазилу найму, пусть он подкрасит. Ну что, Натаха, берем? — В принципе, можно и взять, — как бы нехотя согласилась она. — Вещь и правда красивая. Да и в спальню она очень подойдет. Орлик подошел к своей возлюбленной и нежно обнял ее за талию. В это время за окном раздался чуть слышный звук торможения какого-то крупного транспортного средства. Артемин не придал ему никакого значения. — Ну, короче, добазарились, — сказал Орлик. — Сейчас получишь баблос. Если сам унести его не сможешь — не боись, мои братки помогут. — Я уж постараюсь, — пококетничал Артемин. — Ну, ты амбал чисто, — удивился хозяин дома. — Я вот даже не подниму столько. Пришлось на тачку грузить. — Деньги носить легко и приятно, — полушутливо заявил Артемин. — Чемодан денег кажется легче, чем маленький мешочек дерьма. — Ладно, подожди меня здесь, — Орлик двинул в сторону дверей. — Сейчас втащу на тележке твой чемодан. В обнимку с Натахой они скрылись за массивной дубовой дверью. Артемин остался один в этом зале со странными интерьерами. Ожидание затянулось. От нечего делать он стал рассматривать меблировку.