— Вы рано мне угрожаете, вы еще слабы. Нет, я погибну не сегодня, я знаю это, и говорю вам: Казимат негодяй и убийца, но он будет править, пока будет стоять этот замок. — Почему вы защищаете его? — Я волен выбрать день собственной смерти, я волен управлять жизнями сотен людей и судьбой государств. Я наделен властью, способной разрушить мир… но я боюсь этой силы. Для того чтобы избавиться от ее гнетущего давления, я отдаю часть Казимату, это ничтожная часть, но разрушительная сила абсолютной власти видна мне хорошо. Человек не должен обладать всем, иначе, он начинает уничтожать все, что имеет. Если я лишу Казимата этой силы, мне придется наделить ею другого, иначе она лишит меня мудрости и способности к созерцанию. Пьетро потерял терпение. Он пришел сюда, чтобы отомстить за гибель друга, и он не собирался останавливаться. Если Вальмонт не хочет добровольно помочь им, тогда он убьет его и лишит Казимата силы. — Вы невнимательно слушаете меня, — расхохотался Вальмонт. — Вы пришли слишком рано. Он поднял руку и произнес заклинание. Невидимая сила подхватила Альтаиру и подняла в воздух. Девушка сопротивлялась, но была бессильна. Пьетро вытащил меч и набросился на Вальмонта. Но в тот момент, когда он был готов пронзить колдуна, раздался звон разбивающегося стекла, и граф увидел, как Альтаиру выбросило из окна. — Во рву крокодилы, если хотите, убейте меня сейчас, потому что потом, когда вы прыгните за невестой, вас сожрут голодные твари. Пьетро не стал тратить драгоценные минуты на колдуна и прыгнул из окна вслед за Альтаирой. Девушка погрузилась в воду, оглушенная от падения, но едва она начала подниматься на поверхность, какая-то огромная хищная рыба вцепилась в ее одежду и потянула ее вниз. Отчаянно борясь за глоток воздуха, девушка пыталась преодолеть сопротивление хищника и выплыть на поверхность, но рыба упорно тащила ее на дно. Волосы девушки медью блестели в мутной воде, Пьетро, нырнув под воду, понял, что освободить ее можно лишь срезав с нее платье. Едва одежды были сорваны, Альтаира смогла всплыть на поверхность и вздохнуть. Пьетро огляделся вокруг и увидел небольшой плот из гниющих досок, который бился о скалы под замком. Он помог Альтаире залезть на него и направился вместе с ней к узкому проходу между рвом и рекой. Он едва успел протолкнуть плот в этот проход, как на него напали крокодилы. Они схватили его и потащили на дно. Альтаира пыталась повернуть плот, но было уже поздно — быстрое течение реки понесло его прочь, и девушка, исчезая за поворотом, увидела, как ее любимый пропадает под водой. Ее несло через пороги, но ей было все равно, что будет. Она легла на этот скользкий от тины плот лицом вниз, силы покинули ее, и она мечтала поскорее разбиться об острые камни, чтобы не чувствовать острой боли, разрывающей ее сердце. Как она понимала теперь боль дракона, горечь невыплаканных слез комом встала в горле, и она потеряла дар речи. Река, словно проникнувшись сочувствием к ее горю, мягко несла плот через все препятствия и направила его прямо к дому девушки, где ничего не подозревая, праздновали всей семьей, полагая, что дети с утра ушли на городские гулянья. Столы были расставлены на поляне возле реки, и именно сюда прибила река плот с телом девушки. Белизна ее кожи на солнце слепила, волосы облепили ее тело, прикрывая его. Поднялся переполох, господин Доброта бросился в реку, накрыл своим плащом тело дочери и поднял ее с плота. От горя девушка ослабла и не только не говорила, но и не могла двигаться. Спустя некоторое время, вернулся Измаил с отрядом своих воинов: они так и не смогли войти в замок и были вынуждены покинуть его, так и не сразившись с колдуном. Время для всех идет по-разному. Для ребенка, мечтающего вырасти, для человека, ожидающего прихода любимого, для бедняка, ждущего жалования, оно ковыляет, словно старик, не спеша, останавливается, смотрит на муки и беспокойство ждущего, пожимает плечами, идет дальше. Для человека в минуту опасности, для счастливца, наслаждающегося моментом славы, для старика, не желающего умирать, время бежит, словно юнец, не останавливаясь, не слушая их мольбы… Оно спешит, мчится, неумолимо приближая конец счастья. Для Альтаиры время остановилось. Она не просила его идти быстрее — ей некуда было стремиться, она ничего не ждала. И ей не нужно было, чтобы оно замерло — ей было больно каждый миг, пока она жила. Время шло, а ей казалось, что ее только сейчас вынесло рекой из рва, что только сейчас за поворотом видела она в последний раз своего любимого. Она так и не смогла заговорить. Но понемногу ее удалось поставить на ноги, и она гуляла по саду со своей племянницей или вышивала, безучастно слушая болтовню своей няни. Казимат по-прежнему незримо правил городом, а господин Справедливость безуспешно сражался против него. И вот однажды днем, когда Альтаира рисовала в доме в гостиной, к ней подошла ее мать и сказала, что к ней посватался Марат, и они с отцом решили выдать ее замуж. Девушка со слезами бросилась к отцу, но господин Доброта, несмотря на немые мольбы дочери, сказал, что дал слово Марату, и она будет его женой. Марат так любил Альтаиру, что был готов взять ее в жены, даже понимая, что она тоскует по другому, он надеялся, что со временем она утешится, заговорит и забудет свои беды. День свадьбы неумолимо приближался. Девушка только тихо плакала, в отчаянии и горе, сердце ее разрывалось от стыда, ведь она поклялась в верности Пьетро, она не могла нарушить клятву, но и ослушаться родителей тоже не смела. Накануне свадьбы, когда на невесту примеряли платье, к дому подъехал богатый экипаж, и рабы, одетые в восточные ливреи, принялись разгружать сундуки с добром. Хозяином этого экипажа был торговец в арабских одеждах, чье лицо было прикрыто платком, и только черные глаза весело смотрели вокруг. Он заявил, что ему стало известно о подготовке к свадьбе в этом доме, и он привез свой лучший товар, чтобы невеста и ее родственники могли выбрать себе украшения и ткани по душе. Товар был такой красоты, что и хозяйка, и служанки веселились, рассматривая ткани и украшения, и только невеста в белом платье, безучастно сидела в углу, опустив голову. Торговец долго смотрел на нее, не обращая внимания на суету женщин, рассматривающих его товар, потом прищелкнул языком и спросил: — Впервые вижу такую печальную невесту. Или ей не по душе мой товар? У меня есть снадобье, которое снимает тревогу и волнение… Быть может именно поэтому она грустна? Мать девушки печально покачала головой: — Увы, она не из-за свадьбы волнуется. И не из-за вашего товара. Она просто грустит. Но торговец остался недоволен ответом. Обратившись к самой невесте, он спросил ее: — Почему вы так печальны, красавица? Ведь вас ждет любящий жених и безбедная жизнь. Но Альтаира, подняв тоскливый взгляд на незнакомца, посмотрела на него и снова прислонилась лицом к стене — по щекам ее лились слезы. — Или может быть, вы любите другого? — продолжал любопытствовать он. — Что же вы молчите? Или вы слишком горды, чтобы говорить с простым торговцем? — Она не говорит, — вдруг сказала маленькая девочка, дочка служанки, подойдя к незнакомцу. И, несмотря на то, что женщины пытались прервать ее, она выпалила: — Ее жених погиб, и она больше не может говорить. — Это так, — сказала старая негритянка, вытирая слезы передником, — у бедняжки был жених, которого она любила, но он погиб, спасая ее жизнь, и она не могла ни ходить, ни говорить. Теперь ее выдает замуж ее семья, а она не смеет отказать и только плачет, целыми днями… Араб шагнул к печальной невесте и опустился перед ней на колено. — Ваша любовь поражает, красавица. Тот, кого вы любите с таким упорством и такой болью, не заслужил вашей любви, ведь он посмел в ней усомниться… Альтаира повернулась к торговцу и долго смотрела в его черные глаза. Вдруг робкий луч надежды блеснул в ее погасшем взгляде, и она, протянув руку, медленно сняла повязку с его лица. — Пьетро…. — вымолвила она, с трудом пошевелив губами. — Пьетро! И упала к нему на руки. Это и в самом деле был Пьетро. Когда крокодилы окружили его, Пьетро почувствовал, как кто-то тащит его на дно, и решил, что это один из хищников. Но то была та самая рыба, что пыталась напасть на Альтаиру. Только Пьетро она потащила не на дно, а к скалам, где была подводная пещера. Когда Пьетро почувствовал, что рыба отпустила его, он начал всплывать, не надеясь, впрочем, достигнуть поверхности. Но он вынырнул и огляделся вокруг, жадно хватая воздух. На берегу в пещере стоял Вальмонт. Колдун не стал убивать итальянца, он продал Пьетро в рабство арабскому шейху, где тот пробыл около года. Смелость, благородство, ум графа отличали его среди прочих рабов, и вскоре шейх сделал его одним из своих советников. Когда разразилась междоусобная война, Пьетро выступил в армии офицером, но случилось так, что их отряд попал в засаду, и только благодаря смекалке и храбрости итальянца армия шейха выиграла сражение. Благодарный правитель, щедро одарив графа, освободил его и отдал меч, который считался священным в его стране: по преданию этим мечом один предок шейха победил морское чудовище, напавшее на его корабль. Пьетро сразу же вернулся в город Альтаиры и когда услышал о готовящейся свадьбе, переоделся в торговца, чтобы посмотреть в глаза вероломной невесте, которая, позабыв о своих горячих клятвах, выходила замуж за другого. Но, узнав, как она горевала о нем, он устыдился самого себя. Марат, узнав, что возлюбленный Альтаиры жив, отказался от свадьбы, благородно уступив взаимной любви право на счастье. Свадьба проходила при большом скоплении народа, в главном соборе города, многие в тот день впервые увидели легендарную красоту Альтаиры, которая от счастья стала еще сильнее, словно испытанное несколько раз золото. И многие признавали, что и в самом деле, нет девушки с подобной красотой, и что Альтаира и в самом деле одно из чудес природы, созданных чтобы поражать и исчезать с лица земли, словно цветок, распускающийся раз в тысячу лет. Был на свадьбе и Казимат. Он слушал разговоры и смотрел на невесту. В его сердце не зародилось чувства восхищения или любви… этот человек так давно не чувствовал сердцем, что оно у него умерло, и все, что он испытывал, звалось жадностью. Он пожелал приобрести Альтаиру, чтобы пополнить свою коллекцию редкостей, но при этом ее красота не трогала его душу, он воспринимал ее не как человеческое существо, полное собственных устремлений, а как золотого павлина, которого можно запросто перекупить. Казимат стал строить план. Сначала ему казалось естественным избавиться от мужа Альтаиры, а затем обратиться к господину Доброте с деловым предложением. Но Пьетро угадал в темном взгляде Казимата угрозу и узнал жадный блеск глаз, словно Казимат смотрел не на невесту, а на золотую парчу. Сразу после свадьбы, молодые отправились в замок колдуна, потому что понимали, что им не спастись от Казимата, не убив Вальмонта. На этот раз они не побоялись предстать перед колдуном: их любовь была проверена временем, а в руках у Пьетро был волшебный меч. Вальмонт и сам был рад увидеть их. — Наконец-то! — воскликнул он уставшим голосом. Сражение было недолгим, Пьетро победил колдуна, замок обрушился, и Казимат лишился власти над людьми. В тот же день его арестовали в момент, когда он платил бандитам за убийство Пьетро. Его судили и казнили, все редкости распродали, а замок отдали городу, и Марат устроил там библиотеку. А вскоре, на большом корабле с золотыми парусами из города уезжала самая красивая пара: молодой итальянец Пьетро и его красавица жена Альтаира. Весь город вышел провожать их, и когда корабль отчалил, народ долго махал им вслед. Так Альтаира и Пьетро превратились в легенду о преданности и любви. Легенду о молоке дракона. 7. Улей Уже пять месяцев, как я начал говорить сам с собой, заглушая голосом мысли, причиняющие такую боль. Но сегодня, сейчас, я чувствую срочную необходимость написать все, что случилось, на бумаге, чтобы мысли, эти бестелесные жестокие существа, поедающие меня изнутри, жалящие своими ядовитыми жалами, навеки застыли на бумаге, превратившись в слова. И когда все мои страхи и воспоминания окажутся пойманными на бумаге, я сожгу эту рукопись, чтобы никогда и никто не узнал, что произошло. Ещё одной причиной, по которой я решился написать всё, является желание убедиться, что то, что случилось, было не плодом моего больного воображения, а реальностью, какой бы ужасной она не была. Я и моя сестра были подростками, когда наши родители погибли в автокатастрофе. В тот день они везли мёд с нашей пасеки и новый вид пчёл для выставки, проходившей в соседнем городе. Мёд стал делом нашей семьи много лет тому назад, и традиции пчеловодства передавались из поколения в поколение. Отец в последние годы до гибели работал над выведением нового вида пчёл, которые были бы ещё более трудолюбивыми и выносливыми. Моей матери никогда не нравились пчёлы, может быть, поэтому они часто нападали на неё, как будто чувствуя неприязнь к ним. Но, несмотря на это, мама всегда помогала отцу на пасеке, присматривая за рабочими. В тот день машина с нашими родителями сорвалась в пропасть по неизвестной причине. Спустя месяц поисковых работ исковерканная машина была найдена, и тело моего отца предано земле, тела матери так и не нашли. Пасека пришла в упадок, потому что некому было встать в главе хозяйства, нашей бабушке едва хватало сил, чтобы воспитать меня и мою старшую сестру. Когда мы выросли, то начали работать вдвоём, не покладая рук в течение нескольких лет, чтобы воскресить былую славу нашей пасеки. Сколько лишений и бед мы пережили за эти годы, восстанавливая наше хозяйство, начиная практически с нуля! Моя сестрёнка была очень слабенькой девушкой и часто теряла сознание, работая на пасеке под солнцепёком целый день. Я увлёкся исследованиями отца, прочитал его книги, потом нашел дневник, куда он записывал данные и ход своего последнего исследования. Постепенно, я начал повторять путь, пройденный отцом, чтобы воссоздать выведенный им новый вид пчёл. В то же время, моей сестре пришла в голову замечательная мысль делать свечи из воска, и вскоре мы уже вовсю торговали свечами, вкладывая полученные деньги на новые улья. Когда производство набрало силу, сестра наняла рабочих для пасеки, а сама занялась исключительно дизайном свечей. В её руках воск превращался в прекрасные скульптуры, казалось, что её фантазии нет предела, она превратила производство свечей в высокое искусство. Теперь мы могли насладиться всем тем, чего были лишены раньше, плоды наших трудов снабжали нас достаточным количеством денег. Я, наконец, смог полностью посвятить себя науке, исследованиям своего отца, на которого в глубине души старался быть похожим. Ну, а моя сестра решила выйти замуж. Её жениху было под пятьдесят и, с моей точки зрения, он не был подходящей для неё партией. У него не было собственного дела, да и о нём самом мы толком ничего не знали. Но сестра была словно околдована им: она не слышала моих протестов, придирок и замечаний, зато слушала каждое слово своего ухажера. Она внушила себе, что не найдет лучшей партии, хотя ей было всего тридцать пять лет. Но я безумно любил свою сестру и заставил себя смириться с её выбором. В качестве свадебного подарка я вручил ей все права на фабрику по производству свечей, которой до этого мы владели на равных, а её мужу великолепную алебастровую вазу, стоившую мне целое состояние. Если бы я знал, какой опасности я подверг в тот день нашу семью и на какие мучения обрекал себя! Прошло полтора года. Сестра ждала ребенка и из-за плохого самочувствия практически жила в больнице последние месяцы. С каждым днем её муж раздражал меня всё больше. Я ненавидел в нём всё: его маленькие, жестокие глазки, его верхнюю вставную челюсть, которую он двигал время от времени во рту. Эта его идиотская привычка иногда доводила меня до такой степени, что я испытывал сильнейшее желание ударить его. Я знал, что он меня также недолюбливал и даже более того — настраивал сестру против меня. Меня, кто так безрассудно любил её и ждал её ребенка больше, чем его отец! Сестра назначила его управляющим своей фабрики, но этот бездельник предпочитал карточные игры работе. Чтобы как можно реже встречаться с ним, я проводил много времени на пасеке и в лаборатории. Мои исследования подходили к концу, новый вид пчёл был великолепен. Пчёлки были очень работящими и выносливыми, правда, их размеры превышали норму раза в три-четыре и, когда они двигали своими большими крылышками, раздавался своеобразный шум. Специально для них я соорудил улей вдали от основной пасеки. Он был больше похож на небольшой домик, там все было сделано так, чтобы я мог наблюдать за жизнью и работой пчёл практически находясь среди них. Они словно понимали, что я им не враг, принимали меня вполне дружелюбно и не жалили, когда я брал их в руки. Однажды вечером, когда я возвращался с пасеки к себе, мой деверь встретил меня на лестнице и сказал, что нам нужно срочно поговорить. Я нехотя согласился. Входя вслед за ним в его кабинет, я заметил лежащий на полу пустой чёрный пакет, а на столе — стопку счетов. Итак, темой нашего разговора, как обычно, станут деньги… И действительно, сквозь его вялые оправдания и объяснения, я понял, что этот негодяй снова проиграл крупную сумму в карты и ему нечем оплатить счета. — Сколько? — спросил я, открывая бумажник. — Сто тысяч, — и словно в ответ на мой удивленный взгляд он двинул языком свою вставную челюсть. Я не мог поверить своим ушам. — У меня нет таких денег, да и если б были, я не дал бы тебе ни копейки. Что же ты делаешь с деньгами моей сестры, негодяй? — я почувствовал сильнейшее раздражение, глядя на его невозмутимое лицо.