То была девушка с бледной кожей и яркими голубыми глазами. От бедер ее тело обретало вид хвоста с красивыми плавниками, переливавшимися на солнце. Русалочка улыбнулась и протянула руки к своим гостям. Но высокий мужчина, увидев, чего испугалась его спутница, подскочил к русалочке и грубо схватил ее за волосы. Через мгновение его глаза загорелись жадным блеском: в руках его переливались нити из чистого золота, и след их терялся в море. Он вытащил на берег все волосы русалочки, меж золотыми нитями трепыхались разноцветные рыбки, не успевшие покинуть свое жилище. Мужчина вытащил нож и отрезал русалочке ее длинные волосы, а затем, забыв про нее, понес золотой улов своим спутникам. Русалочка была рада отдать им свои волосы, она надеялась, что так они полюбят ее, но она очень скоро осталась одна, а люди стали строить на берегу дома, чтобы поселиться в них. Время от времени они трубили в рог, и все больше кораблей приплывало к острову русалочки, но только никто не обращал внимания на его хозяйку. По правде сказать, они были еще более одиноки в своем множестве, чем она в своем одиночестве. А однажды, когда русалочка сидела на берегу с морским котиком, к ней подошел тот мужчина, что первым ступил на берег и, судя по всему, был главным среди людей. Он приставил железную трубку к голове доверчивого котика и выстрелил. Русалочка не поняла, что произошло, но когда мужчина взвалил тушку котика к себе на плечи, она попыталась отнять его, и мужчина грубо оттолкнул ее сапогом. И тогда русалочка поняла, что совершила страшную ошибку. Осененная внезапной догадкой, спустилась она в пещеру и стала очищать брошенные рисунки, чтобы узнать, что было после того, как люди прибыли на остров в последний раз. Рисунки поразили ее: люди ловили рыбу, они сделали русалок рабами, заставляя их трудиться и строить насыпи, и русалки из свободного народа превратились в слуг. Люди уничтожали животных и рубили деревья, они звали все больше кораблей и продавали дары русалок. И тут русалочка вспомнила, как, будучи маленькой, она наблюдала из-за камня, куда ее спрятала мать, как люди уничтожали ее народ, восставший против угнетения, пока, наконец, море и небо не поругались между собой, обвиняя друг друга в том, что не уничтожили раньше людей, и поднялась буря. Море спрятало маленькую русалочку и укачивало ее в глубине своих вод, напевая ей тихо колыбельную, в то время как наверху морская колыбельная превращалась в зловещий вой, в громе которого море стирало с лица земли тех, кто уничтожал его детей. Озаренная этим воспоминанием, русалочка в ужасе упала на песчаное дно. Она поняла, что за ошибку она совершила, и теперь ее единственным стремлением стали поиски пути избавления от людей. Источником зла, из-за которого начались злоключения ее народа, была раковина, что вызывала корабли с людьми к берегам, указывая им дорогу. И русалочка решила разрушить ее. Когда село солнце, она вылезла на берег и стала искать среди строящихся лодок топоры, которыми люди валили деревья и затем стругали лодки. Найдя топор, она потащила его за собой по песку к раковине, возвышавшейся на берегу. Едва она добралась до раковины, русалочка заметила, что на берегу она не одна. И притаилась. Она сразу узнала мужчину и девушку, стоящих на берегу, они были первыми, кто сошел на берег. Девушка говорила с мужчиной резко, она была единственной, кто не боялся его среди людей, и он робел перед ней. Наконец, несмотря на просьбы мужчины, девушка оттолкнула его и пошла прочь. Мужчина долго смотрел ей вслед, затем решительно бросился за ней. Решив, что он уже далеко, русалочка размахнулась и ударила топором по раковине. Раздался громкий удар, и мужчина обернулся. Заметив странный силуэт возле раковины, он пошел обратно. Русалочка поняла, что у нее мало времени, замахнулась и изо всей силы ударила снова по раковине. Но та была такая огромная, и стенки ее были так прочны, что раковина не раскололась. Мужчина понял, что делает русалочка, и побежал. Тогда, русалочка, собрав последние силы, снова ударила топором по раковине, и в этот момент мужчина выбил у нее из рук топор. Однако третьего удара оказалось достаточно, и раковина треснула. В бешенстве, мужчина схватил хрупкую русалочку за плечи и швырнул ее об раковину. Земля задрожала у него под ногами. В море поднялась огромная волна, ветер обломал мачты на кораблях, потопил все лодки, волна нахлынула на остров и смыла с него здания, людей, смыла все, что люди успели сделать. Море разбило о скалы раковину, стерев ее в порошок. Погибли люди. Но не вернуло это морю и небу их последнюю дочь. И море погребло русалочку в пещере, вместе с тенями ее предков, а небо оплакало ее со своей высоты. И до сих пор еще можно слышать, как в озаренной лучами солнца глубине своих вод море в одиночестве поет грустную колыбельную песнь. 4. Призрачная соната Я поняла, что в доме живет привидение, когда услышала, как кто-то играет на рояле. Мы переехали сюда всего два дня назад. Кругом еще куча коробок, рабочие устанавливали днем новую кухню, красили стены. Дом был в прекрасном состоянии, мне просто захотелось сделать его ярче. И он постепенно заиграл красками: персиковый в комнате девочек, бежевый и голубой — в спальне, золотистый — в гостиной. Из мебели в доме была лишь неудобная кухня, которую мы заменили, и прекрасный рояль гранатового цвета, с которым я не пожелала расстаться. Мне кажется, я влюбилась в дом только когда увидела этот рояль. Он стоял в пустой зале накрытый белой простыней. Агент приподняла ее, и я не удержала вздоха восторга. Он был идеален! После того, как его посмотрел настройщик, я рассталась со своим скучным пианино, отполировала рояль до блеска и уже успела позаниматься на нем с учеником. А после урока играла на нем еще минут пятнадцать не в силах оторваться. Я воображала себя в концертном зале, мои пальцы летали по клавишам, и музыка наполнялась радостью от начала новой жизни, предчувствия прекрасных перемен. Рабочие уже ушли, девочек я собиралась забрать с танцев только через час, а Генрих задерживался на работе. Я вышла в сад, пытаясь отгадать, какие скрытые сокровища растут в нем: была глубокая осень, я решила, что ничего не буду трогать до весны. Когда снег сойдет, сад сам расскажет свои секреты. Может, где-то пробьются ромашки, вытянутся ирисы, проделают через сухую траву выход на свет тюльпаны. Сейчас я видела, что тут есть розарий, но о цвете роз догадаться было невозможно. Я улыбнулась, кутаясь в шаль и глядя в низкое осеннее небо с радостью. Какие еще приятные сюрпризы ждут меня в доме? И тут послышалась мелодия. Сначала я решила, что кто-то из рабочих остался, но потом отмела эту мысль. Следом вдруг пришло осознание, что мелодия прекрасна: чувственная, чуточку печальная, настраивает на ностальгию. Я не узнавала, чья она. И уже через секунду после я поняла: в доме никого нет. Но музыка определенно шла именно из него. И только после этого стало не по себе, а потом и вовсе страшно. Сердце забилось в бешеном ритме, дыхание стало более поверхностным. Я будто вросла в землю, не в силах решить, что делать дальше. Мне было страшно заходить в дом в одиночку, но я заставила себя перебороть ужас: мне здесь жить. Я не могу испытывать страх в своем собственном доме. Осторожно, я повернула к входу. Тот, кто играл, обладал большим талантом, виртуозность исполнения кружила голову. «У меня музыкальное привидение», — вдруг мелькнуло в голове. И я даже улыбнулась. Крадучись, я вошла в дом, но музыка тут же резко оборвалась. Я вошла в гостиную как ни в чем не бывало, стараясь выглядеть непринужденно. Растерянно огляделась и пожала плечами. Но сердце билось часто-часто. Генрих вернулся, когда девочки уже накрыли на стол. Елена бросилась к нему за порцией вечерних объятий, Анна была более сдержанной, но тоже крепко обняла отца. В доме стоял запах курочки, зажаренной до хрустящей корочки, и запеченных овощей: Генрих обожал простую и незатейливую пищу. — Как прошел твой день? — Генрих обнял меня сзади, поцеловал в шею. Я замлела. Моей нереализованной мечтой с ним была как раз такая поза, когда он сзади, но Генрих был очень традиционным, и так и не захотел попробовать. Но вот обнимать меня вот так привык, потому что знал, что мне нравилось. — Замечательно, — ответила я, разворачиваясь и целуя его в губы. Рассказывать про привидение я не стала. Сейчас, в кругу семьи, это казалось какой-то ерундой. Мы смеялись, обсуждали планы, слушали девочек, потом они поднялись к себе, мы с Генрихом налили себе вина и обнялись. — Ты счастлив? — спросила я. — Невероятно счастлив, — откликнулся он, целуя меня. — Как думаешь, они быстро заснут? Все-таки день был волнительный. — Надеюсь, — шепнула я в ответ и прижалась к нему всем телом. Мы медленно переместились на диван, он залез рукой мне под майку, поглаживал мою спину. Мы болтали обо всем на свете, я отставила бокал на столик, оседлала мужа, начала целовать его. — Пойдем наверх, — шепнул он мне. — Там девочки… На самом деле, мне просто хотелось сделать это в гостиной, словно тем самым я окончательно утверждала себя хозяйкой первого этажа. Генрих не возражал, мы расположились на диване, но тут вдруг с грохотом захлопнулась крышка рояля. Я аж подскочила на диване. — Забыла закрыть… черт! — опять стало не по себе. Муж продолжил ласкать меня, а мне все казалось, что за нами наблюдают. Она? Он? Что это за существо обитает здесь? Но потом я отвлеклась на мужа. После, стоя в душе, я подумала, что мне все-таки показалось: музыка могла доноситься из дома, что стоит за нашим. А мне почудилось, что из гостиной. А крышка рояля могла захлопнуться случайно, потому что была недостаточно откинута. Успокоившись, я включила воду погорячее: по спине вдруг мазнуло прохладой. Горячие струи стекали по коже, было так приятно, хорошо, после любви даже лениво. Но тут ледяное прикосновение к груди заставило меня подскочить. Холодный воздух никак не мог проникнуть в душевую: кругом стоял пар, вода была горячей. Я схватилась за грудь, пытаясь защититься, но тут холод скользнул по спине и ягодице: словно кто-то погладил меня. Я выскочила из душевой, завернулась в полотенце, испуганно уставилась на запотевшую перегородку, за которой продолжала шуметь вода. И вдруг на покрытой паром поверхности отпечаталась чья-то ладонь. Я с ужасом смотрела на отпечаток и не могла пошевелиться. Просто не знала, что теперь делать. Кричать от страха? Сказать мужу? А если это напугает и девочек? Я вышла из ванной, так и не придя ни к какому решению. Оно ясно дало мне понять, что существует. Но нужно было выяснить, насколько оно дружелюбно. Да, сначала попытаюсь наладить с ним контакт. А потом расскажу Генриху, и… И что? Переехать в другое место мы не могли: чтобы купить этот дом, мы продали свои квартиры и взяли ипотеку. Значит, нужно подружиться с привидением. Может, я даже могу помочь ему уйти отсюда. Я залезла к мужу под одеяло, а на спине и груди еще горели холодом прикосновения призрака. Я прижалась к Генриху, он крепко обнял меня. Но сон не шел. В темноте встревоженный слух ловил каждый шорох и движение. Я провела всю ночь в тревожном бдении, наутро была разбита. День был насыщенным, с утра я отвезла девочек в школу, потом съездила за покупками. Разложив продукты дома, включила кофеварку, чтобы сделать третью по счету чашку кофе — ночь без сна сказывалась, а впереди урок с учеником. Нарезав сыра, я отвернулась за чашкой, а когда снова повернулась к столу, волосы встали дыбом на голове: нож двигался по разделочной доске, медленно, потихоньку, но в конце концов упал на пол. — Зачем ты это делаешь? — вырвалось у меня. — Кто ты? Но в доме было тихо. Я спрятала все ножи в шкафчик в надежде, что призраку не хватит сил до них добраться. — Я не хочу с тобой ссориться, — продолжала я. — Мы купили этот дом, потому что нам нужно где-то жить. Выгнав нас, ты не решишь проблему. Возможно, я как-то могу помочь тебе… Дай-ка подумать… Говорить вслух было необходимо, иначе воцарялась тишина, которая пугала. Я вспомнила, что у девочек в коробках должен быть набор магнитных букв. Мы до сих пор его использовали, оставляя друг другу сообщения на холодильнике. Я нашла его, притащила на кухню и высыпала буквы прямо на пол. — Давай начнем с простого. Если у тебя есть пол, то кто ты? Мужчина или женщина? Он или она? Я ждала, но буквы не двигались. Снова почувствовала себя глупо. Разумного объяснения упавшему ножу я найти не могла, но, возможно, оно существовало. В этот момент позвонил ученик. Я взяла чашку с кофе и пошла его встречать. Занятие не клеилось. Ученик не попадал в ритм, похоже, его смущала я сама: подростковый возраст часто реагирует на преподавательниц не совсем адекватно. Я отошла подальше и попросила его сыграть простенький вальс, который он знал достаточно хорошо. Чтобы расслабился. Он заиграл, я повернулась к окну. Хорошо, даже попадает в темп, хотя можно было бы чуть быстрее… Но тут грохот и вопль ученика заставили меня подскочить. Крышка от рояля снова упала, но на этот раз на его пальцы. Черт. Кое-как справились с травмой, я проводила его и в гневе вернулась к роялю. Попробовала несколько раз открыть и закрыть крышку: она не должна была захлопываться сама — слишком тяжелая и довольно надежно откидывалась. Вернулась на кухню, чтобы приготовить обед и в бессилии села на стул. Из букв в стороне было сложено: «Он». — Зачем ты это делаешь? Ты же понимаешь, что причиняешь боль и пугаешь? «Да» Новые буквы сдвинулись вместе. — Ты рассержен на меня? «Нет». — Ученик плохо играл, но он же только учится. «Рояль» — Ты хочешь сказать, рояль — твой? Не хочешь, чтобы я на нем играла? «Ты да». — Спасибо. Но я преподаватель музыки. Я живу за счет этого. Мне нужно давать уроки. Понимаешь?