– Да? – взволнованно ответил родной голос. – Мила, это я… – Никита! – воскликнула жена. – Боже! Живой. Где ты? Куда пропал? Мы все места себе не находим, – затараторила она. Голос ее срывался, дрожал, она была очень взволнована, и я понимал ее. Я пропал на неделю. Любая бы сошла с ума от волнения. – Успокойся, ангел мой, – размеренно начал я. – Со мной все хорошо. Жив, здоров. Хотя не совсем здоров. Я в больнице в Варламово. – В больнице? Что случилось? – Я не могу это объяснить, по крайне мере не по телефону. Все вопросы при личной встрече, хорошо? Главное я жив. – Никита… – разрыдалась она. – Тише, ангел, все хорошо. Теперь хорошо. Я обещаю больше ни каких сюрпризов. Ты можешь приехать ко мне? – Конечно. И она приехала, примчалась на следующее утро. Она готова была выехать в тот же миг, как я позвонил, но есть обстоятельства, не зависящие от нас. И им плевать на наши желания. Увидев меня, Мила кинулась ко мне и разрыдалась. Ее состояние было близкое к истерическому, но ей нужно было выплакаться, и я позволил ей это, утешая и успокаивая. А после, когда она смогла взять себя в руки, все ей рассказал. Она стойко перенесла эту историю. – Он животное, – подвела она итог. – Мы не можем оставить это безнаказанным. Ты должен все рассказать в полиции. – Нет, ангел, – нежно коснулся заплаканного, но невероятно прекрасного лица, – никакой полиции. Тебе я доверяю и поэтому все рассказал, но больше никто не должен знать о случившемся. – Ты просто так это оставишь?! – воскликнула она. – Придется, – нежно улыбнулся жене. – Я помню это видео, Никит, – помолчав немного, сказала Мила, – оно наделало много шума. Тебя многие узнали. – О каком видео вы все говорите? – Сейчас, его быстро удалили из сети, но я скачала. Мила нашла интересное кино. На видео был я, во всей красе, словно в лучшие времена, я зажигал толпу, и снято это было в тот день, когда я поймал кураж на работе, то есть уже после моей якобы смерти. Да уж, теперь понятно почему Дмитрий так взбесился. – И это ты еще не читал коменты. Гертов тогда одолели вопросами. Ольга отказалась от комментариев, а Дмитрий дал слезное интервью, в стиле убитого горем отца, – пояснила Мила. – Могу найти его. – Нет уж, спасибо, – хмыкнул я. Мила провела со мной полдня. Мы соскучились, и стрессовая ситуация еще больше объединила нас. Мое состояние стремительно улучшалось и поэтому я смог уделить жене максимум внимания. До близости, конечно, не дошло, она бы не позволила, но нежности было в избытке. Я не хотел ее отпускать, но пришлось. Ее ждал наш сын. Он еще слишком мал и не понимает, куда запропастился его отец, но отсутствие матери уже чувствует. А вечером мне не спалось. Я все-таки нашел то интервью отца и со скрежетом посмотрел. Он достиг высшего уровня в лицемерии. Даже я на миг поверил в его скорбь. Сукин сын, так искренне сокрушался и просил не бередить незажившие раны, что мое сердце на секунду дрогнуло, но потом я вспомнил его холодный взгляд, направленный на меня в том гараже. Единственное во что я верил – это в горе Ольги, моей матери. Сердце ныло от тоски. Я хотел позвонить ей, сообщить, что жив, но не мог. Это поставит под удар моих близких. От мрачных мыслей меня отвлекла Татьяна. Постучавшись и заглянув в палату, она шагнула ко мне. – Разрешите? – неуверенно произнесла она. – Вы уже вошли. Что-то случилось? – приподнялся с кровати. – Нет, вы лижите, просто хотела поговорить, – присела она на стул у кровати. Я тоже сел, свесив босые ноги вниз, а она молчала. – Татьяна, все нормально? У меня какие-то проблемы? – занервничал я. – Нет, ваше состояние стабильно, динамика положительная, – я вздохнул и пальцами зачесал волосы назад. Она пристально наблюдала за мной, чем сильно напрягала. – Я хотела сказать, что вопрос с палицей я решила, они вас не побеспокоят. – О, это отличная новость, спасибо, – улыбнулся я, а она отвела взгляд. – Мне несложно было, – смутилась девушка. Меня же не оставляло чувство, что эта молодая докторша ведет себя странно и как-то не профессионально. – Никита, – встрепенулась она, – я не знаю, что с вами случилось и пытать не собираюсь, но я узнала вас. – Узнали? – попытался искренне удивиться. – Да, вы же Никита Герт, я ваша поклонница. Я даже перестал дышать. Нужно было выкручиваться, убедить девушку, она обозналась, ошиблась. И я улыбнулся шире. – Приятно, но вы ошиблись. Меня часто сравнивают с ним. Говорят, мы похожи. – Вы не просто похожи, вы он и есть, я уверена, – заявила Татьяна. – А вас не смущает факт, что он как бы уже сдох? – Знаете, я рыдала целый день, когда узнала эту новость, а сейчас успокоилась. – Таня, милая, вы заблуждаетесь, меня зовут Никита Агеев, и к Гертам я не имею никакого отношения. – И татуировки у вас похожи, – улыбнулась неугомонная девица. – Я участвовал в конкурсе двойников, вот и набил, – отмазался я. Таня расхохоталась в голос. – И жену вы тоже на конкурсе двойников нашли? – я опешил и потерялся. – Жену? А он разве был женат? – Да. Это известный факт. Все таблоиды кричали после его…, то есть вашей гибели о том, что вы не смогли пережить смерть сына и побег жены, – взглянула на меня и улыбнулась. – Я и ее узнала. Она красивая. – Вы ошибаетесь, Татьяна, – заявил я и отвел взгляд, не зная как выкручиваться дальше. – Успокойтесь, Никита, – наклонилась она ко мне, – я никому не скажу, просто дайте автограф. Я взглянул на девушку, что искренне улыбалась мне, и не увидел в этой улыбке фальши. Ее глаза горели огнем. Детский восторг читался в них. Она будто увидела Деда Мороза воочию, и мечта стала явью. Однако, я слишком хорошо знал, как люди умеют врать и лицемерить. Сам не раз натягивал фальшивую улыбку и люди верили мне всей душой. Меня же на самом деле разрывало от ненависти и подташнивало. Но ее взгляду было сложно не поверить. Знавал я таких. Слепо восхищающихся своим кумиром. Как я мог ее разочаровать? Поэтому, широко улыбнувшись, вздохнул. – Ну что ж, раскусили вы меня, – сдался я. – только, Татьяна, у меня проблемы, не буду вас грузить, но никто не должен знать обо мне. – Хорошо, но обещайте, когда вернетесь на сцену пригласить на свой концерт, – ее улыбка стала еще шире. – Не хочу вас разочаровывать, но я не вернусь на сцену, – губы тронула печальная улыбка. – Все в прошлом. – Но вы все равно пообещайте, – с толикой разочарования сказала девушка. – Хорошо, обещаю, – обнадежил ее. – Спасибо! – взвизгнула Таня и кинулась мне на шею. Раньше я бы скривился от отвращения, но сегодня мне было приятно, осознавать, что это девушка восхищается мной. Толпы сумасшедших фанаток раздражали, хотелось спрятаться, хотелось, чтобы ко мне относились как к обычному парню. Только вот я не был обычным. Я был звездой. Сейчас же я трус и неудачник. Миллионы запомнили Никиту Герт, как слабака, который сиганул из окна. Неужели было сложно выстрелить мне в башку. Размозжить мозги по стенке и то романтичней. Ну или на худой конец, врезать на бешеной скорости в бетонную стену. Нет, он выбрал самоубийство. Трусливое бегство из жизни. Герт спрыгнул с тринадцатого этажа… Я старался избегать таблоидов с этой новостью. Но все же натыкаясь на очередную статью, в гневе разрывал газетенки на мелкие кусочки. Столько мерзости, столько осуждения. Эгоист, трус. Вот кем я стал. А главное, если раньше я мечтал восстать из пепла и утереть нос всем этим писакам. Разоблачить Дмитрия и очистить свое имя. Теперь я не мог этого сделать. Теперь Никита Герт на веке останется трусом и эгоистом, который забил на близких и не подумав ни о ком прыгнул вниз, разбивая череп об асфальт. Хотел стать обычным, вот и стал. Нужно быть осторожней в желаниях. Через десять дней меня выписали, я вернулся домой почти полностью восстановившемся. Конечно, курс лечения еще не закончен и мне нужно какое-то время наблюдаться, но из больницы выписали и это радовало. Дома меня ждал теплый прием. Родные закатили пир на весь мир. Они искренне были счастливы, что все обошлось, и я вернулся почти здоровый и почти счастливый. И это был лучший вечер за последнее время. Мы вкусно поели, тепло поболтали, ну и немного выпили. И как бы мне хотелось, чтобы жизнь и дальше была наполнена ощущением счастья. Но дальше наступила реальность. Жестокая, вносящая новые правила. Я метался, не понимал, как дальше жить, чем заниматься? У меня отобрали единственное, что я любил, а главное умел. За что бы я ни хватался, конец один, провал. Я пытался устроиться в жизни, приспособиться, но у меня ни хрена не выходило. Понимал лишь одно – с музыкой покончено. И поэтому я пробовал себя в рекламе, так как считал, что неплохо сочиняю слоганы. Пытался освоиться в продажах, я неплохо находил общий язык с людьми. Устроился звукорежиссером на местный телеканал, но через три месяца со мной попрощались, сказав, что я не прошел испытательный срок. Я даже устроился на завод, где когда-то трудились мои родители. Оттуда уже сам сбежал через пару месяцев. Все валилось из рук, ни клеилось. С каждым днем мои амбиции таяли. Я угасал. А главное Мила отказывалась понимать меня. Ее дела шли отлично. Заказы на картины сыпались один за другим, а она все сокрушалась, что не может так. Она хочет творить, а не исполнять чьи-либо указания. Но это бизнес, и она осознанно в него влезла. И что тут говорить, моя жена кормила нашу семью. Это убивало! Я чувствовал себе неполноценным, ущербным и от этого был раздраженным. Хотя вот уже полгода я работаю менеджером в фирме по продаже стройматериалов. Платят немного, но обещали неплохие перспективы, и это держало меня на работе. Помимо оклада они обещают пять процентов от продаж, а при заключении контракта десять. И это стимулировало. Нет лучшей мотивации, чем деньги. Я впахивал, как папа Карло, старался, вникал. И мной были довольны. Все свои силы я направил на поиск новых клиентов и нашел один стоящий вариант. Вот уже два месяца я обрабатываю одного толстосума. У него строительный бизнес в Самаре, и он готов закупать у нас материалы. Благодаря мне, сегодня фирма, на которую я горбачусь, получила десяти миллионный контракт и наконец, я смогу выдохнуть. Скоро мне должен упасть лям и это только начало пути. Планы грандиозные и останавливаться я не намерен. Но планам моим было не суждено сбыться. Через два дня после подписания всех документов с моим покупателем, меня вызвал на ковер руководитель отдела продаж. Окрыленный я помчался к нему, мысленно уже раскидав свой честно заработанный миллион. – Никита, проходи, – поднялся он, со своего места широко улыбаясь, – рад, что зашел, – схватил меня за руку и затряс. Подозрительно довольный тип. – Здравствуйте, Алексей Викторович, вы вызывали? – Да, Никита, присаживайся, – указывает мне на стул, и я плюхаюсь на него. Он обходит стол, садится на свое место, упирается локтями на столешницу и, широко улыбаясь, смотрит на меня. Неприятный тип. Весь его вид отталкивает. Неухоженный, с глубокими залысинами на висках. Жиденькие волосы зачесаны на правый бок. Он еще пытается прикрыть лысеющую голову. Он явно брился с утра, но неряшливо. Оставил на подбородке островок. Одежда хоть и чистая, но будто куплена не по размеру. На толстом пузе пуговицы рубашки расходятся и, кажется, что сейчас отлетят. – Никита, я бы хотел тебя похвалить за отличную работу. Твое трудолюбие принесло хорошие плоды, – скаля желтые зубы, проговорил он. – Боюсь, одной благодарности будет маловато, – нахмурился я, подозревая подвох. – Конечно, тебе выписали премию. Как раз за этим я тебя и пригласил, – он открывает ящик стола и достает лист бумаги. – Вот ознакомься, – протягивает листок, я читаю. – Это приказ о выписанной тебе премии, – гордо заявляет он, я поднимаю ошарашенный взгляд. – Это что прикол? – все же уточняю. – Понимаю твой шок, – гордо заявляет Алексей Викторович. – Не каждому у нас выписывают подобные бонусы. – Я рассчитывал немного на другую сумму, – отодвигаю листок от себя. – Мы ценим твои старания, Никит, – мерзкая улыбка становится шире, а меня передергивает.