Довольный покупкой, пошел обедать в наркоматовскую столовую, тем более что мне надо было отметить свое командировочное удостоверение. Тут меня нашел Кобулов. – Все вопросы согласовал? Моя помощь не нужна? Когда улетаешь? – Все сделал. Вылететь собирался завтра. – Понятно. У тебя какие планы на сегодняшний вечер? Где встречать Новый год будешь? – Планов никаких, а Новый год буду дома встречать или к себе на базу поеду. Еще не решил. – Тогда, может быть, вечером ко мне домой придешь? Посидим. Вместе встретим Новый год. Я Анне Ивановне[97] давно обещал пораньше домой приехать, а то все работа и разъезды. Семье времени уделить некогда, а тут вроде как свободный вечер образовался. – Я не против. Только если разрешишь, то я буду с женщиной. – Какая-нибудь очередная актриска? – Нет. Боевой товарищ и друг. У меня в бригаде переводчиком служит. Мы с ней уже несколько лет знакомы. По всей видимости, до колец дойдем. – Тогда понятно. Приезжайте вместе. Жена с дочкой будут рады. Компания у нас будет – ты да я да мы с тобой. Все в разгоне. Машину, как освобожусь, за тобой пришлю. О подарках даже не думай. Ты и так мне кучу всего подарил. – Есть. Вновь пришлось озабочиваться поисками подарков – не пойдешь же в гости с пустыми руками. Тем более в такой день. Нашел. Пол-Москвы пришлось объездить, но нашел. Денег ушло много, но жалеть их не стал. Не жил богато, и нечего привыкать. Хотя по сравнению с обычными гражданами я себе казался нуворишем[98]. И деньги, и хороший паек, и квартира в элитном доме. Домой приехал, когда уже смеркалось. Здесь меня ждал дорогой гость – наш бессменный директор КБО Исаак Лаврентьевич Шмит собственной персоной. То-то мне показалось, что водитель стоявшего во дворе грузового «Опеля» знакомый. Они с Татьяной сидели на кухне и пили чай с вареньем. Между прочим, земляничным. У нас дома такого точно не было. – Ну, наконец-то соизволил явиться. Мы уж тебя заждались, – приветствовал он меня. – Почти все варенье успели съесть. – Так уж и все?! – Нет, конечно, оставили чуток. На самом донышке. Что же ты был на базе, а ко мне не зашел? Я как узнал, тут же к тебе собрался. Гостинчика на Новый год привез. Татьяна меня вот приветила, чаем напоила. Ты-то, может, что покрепче нальешь? – Конечно, налью. – Ну а с меня тогда закуска. За прошедшее с нашей последней встречи время он довольно сильно сдал. Похудел, почернел и осунулся, но все равно старался держаться бодро. Мы обнялись. Пока Таня накрывала на стол, приговорили пару «рюмок чая», а потом за ужином поговорили. Исаак Лаврентьевич рассказал о работе КБО и номенклатуре выпускаемой продукции, строительстве новых производственных зданий, людях и их проблемах. О том, как, выполняя Постановление от 7 апреля 1942 года «О выделении земель для подсобных хозяйств и под огороды рабочих и служащих», удалось расширить подсобное хозяйство – весной увеличили посевы картофеля и овощей, поголовья крупного рогатого скота и другой живности. Хоть и пришлось довольно много потом сдать в фонд государства, но остальное-то осталось и дало приплод. Еще поведал о том, как осенью запасались «подножным кормом» – организовали сбор не только грибов и ягод, но и хрена, рябины, желудей, щавеля, лебеды и крапивы. Все это сдали в московские магазины. Очень хорошо пошли консервированные грибы. Неплохую прибыль получили. С торгашами, кстати, договорились о подготовке для них наших инвалидов по специальности – мясник, гастроном, рыбник. Поговорили мы и о работе остальных наших курсов. Хоть большинство из них были платными, но все они пользовались большим спросом. Особенно технические. Да и десятилетняя школа не пустовала. Так что тянулся народ к знаниям, строил планы на будущее. Строили планы и мы. Пора было задуматься о расширении поселка и строительстве отдельных коттеджей для семейных пар, а то нехорошо, когда две-три семьи под одной крышей живут. Думали мы и над расширением номенклатуры выпускаемой продукции – говорили о корпусной мебели и фурнитуре к ней. И о том, как будет после войны. Пока Таня выходила в комнату, Исаак Лаврентьевич сунул мне объемистый бумажный пакет с деньгами и ведомость: – На-ко вот распишись. Тут твоя прибыль. – Вот спасибо, а то я растратился. – Понимаю. Дело молодое. Да с такой женщиной и не растратиться?! На свадьбу не забудь пригласить… Долго задерживаться у нас Шмит не стал, комендантский час – он и в Африке комендантский час, а ему еще ехать и ехать. Тянуть до полуночи с вручением подарка я не стал. Кольцо Татьяне очень понравилось, она вся расцвела от удовольствия и поцеловала крепко-крепко… Чуть не опоздали со сборами к Кобуловым. Из воспоминаний старшего сержанта Нечаева командира танка 2-й танковой роты Брестской отдельной штурмовой бригады …После нового ранения, полученного в боях на Смоленском направлении, я с весны и по июль месяц пролежал в госпитале. Откуда меня выписали и направили к себе в часть. От положенного мне после ранения отпуска отказался. Ехать было некуда. Родные под оккупацию попали. Вот и поехал я сразу же к себе в бригаду. На вокзале, покуда ждал поезд, в углу около печки в зале ожидания приметил грязного со свалявшейся шерстью вислоухого маленького щенка. Он, прижавшись к печке, грустно смотрел своими умными и всепонимающими глазами на окружающих его солдат. Кто-то из сердобольных парней положил перед ним кусочек сухаря. Щенок его попробовал, пару раз куснул и прижал к себе. Таким он мне показался жалким и одиноким, что я решил его взять с собой. Протянул руку – щенок ее понюхал и ткнулся мордочкой мне в ладонь. Вот так мы с ним и подружились. Всю дорогу щенок никуда не отходил от меня. Чтобы он не потерялся, я из ремешка от командирской сумки сделал ему поводок. На частых остановках поезда мы вместе гуляли и играли на перроне, и на нас завистливо смотрели остальные. До Москвы наш поезд добирался двое суток. Приходилось долго простаивать на полустанках, пропуская эшелоны, шедшие на юг. Приехал на базу, а бригады-то и нет, только отдельные подразделения на месте остались. Ну и такие же, как и я, прибывшие из госпиталей и восстанавливающиеся после ранений по расположению, болтаются. Приятно было видеть знакомые лица товарищей, с кем мы вместе сражались в Белоруссии и здесь, под Москвой. Всю ночь проговорили, вспоминая боевых товарищей и погибших друзей. Играли с Печкиным, так общими усилиями назвали щенка. Его помыли теплой водой, досыта накормили тушенкой, и он превратился в веселого, красивого и пушистого пса. Дежурный весь голос сорвал, чтобы мы улеглись спать и перестали мучить животное. Наутро в кадрах после проверки всех документов меня определили в танковую роту командиром среднего танка «Т-44—76»[99]. Экипаж подобрался знающий и боевой. Все «старики» с опытом боев прошлого года. Мехвод и заряжающий воевали в Белоруссии, там же получили ранения и горели в танках. Радист пришел в бригаду под Москвой, здесь же под городом в декабре был тяжело ранен и долго лечился. Дело свое они знали туго, и проблем у нас не возникало. По решению ротного Печкин был зачислен в наш экипаж, и на него теперь на кухне была положена отдельная пайка. В августе рота была преобразована в батальон и получила новую боевую технику – танки «Т-44—85»[100], самоходки и улучшенные «ракушки». Хоть ротный и комбат сватали меня на должность взводного, я остался в той же должности. Почему отказался? Да образования-то нет, а там людьми командовать надо. Лето и осень прошли в работе с техникой и вооружением, натаскиванием экипажа, за изучением и ремонтом трофейной техники. Мы считались как находящиеся в резерве. Тем не менее часть экипажей батальона принимали участие в боях в составе подразделений 2-й дивизии ОН НКВД на Западном фронте. И хоть фронт был неподалеку – под Смоленском, мы чувствовали себя на отдыхе, так как остальные подразделения бригады в это время дрались с бандитами и диверсантами на Кавказе. За полгода Печкин вырос и стал всеобщим любимцем. Он вместе со мной мотался по полигону, парку и на стрельбище. Даже в строй вместе со всеми по команде становился, а в танке занимал свое законное место на фуфайке рядом с нижним люком. Все, кто его видел, моментально влюблялись в этого непоседливого и умного пса. Комбат был не против наличия в нашем экипаже пса. Печкин его уважал и позволял ему себя выгуливать на поводке, чего не терпел от остальных. Дважды «летуны» пытались у нас переманить Печкина к себе, закармливали тушенкой и свежим мясом, но как настоящий танкист он всегда возвращался домой. Так что пришлось соседям с этим смириться и завести себе рыжего кота Ваську. На Новый год для каждого бойца бригады привезли посылки с подарками от трудящихся Москвы. Аккуратно упакованные посылки украшала надпись: «С Новым годом. Дорогому защитнику Родины». Наш и Макарова экипажи послали получать посылки на весь списочный состав роты. Кто же знал, что их будет так много и они такие большие. Пришлось договариваться с водителями из автороты и перевозить посылки на грузовике. В каждой из них лежали теплая вещь (перчатки, носки, фуфайка и т. д.), бутылка красного вина, сыр, колбаса, конфеты, печенье, табак или папиросы, мыло, одеколон, бритвенный прибор, красочные открытки, экземпляр новогоднего номера фотогазеты «Фронтовая иллюстрация». Кроме самих подарков, в посылках были вложены конверты «Новогодний привет фронту» с письмами от рабочих, служащих, домохозяек. Тем же вечером мы все дружно писали ответ тем, кто собирал для нас подарки. На этом подарки не закончились. В столовой нас ждал праздничный ужин. В знак новогоднего праздника каждому была вручена большая плитка шоколада, по несколько яблок и по стакану молока. Молоко – мечта солдата, за все военные годы мы его почти не видели. Шоколадку и одно яблоко я потом Марине, знакомой из зенитного полка авиабазы, на танцах в нашем клубе презентовал. Она была в восторге от такого подарка. К ним в часть подарки тоже привезли, но не такие вкусные. Глава 19 На квартире Кобуловых Машина за нами пришла в начале одиннадцатого. Дороги в городе были расчищены от снега, убрали и ряд баррикад, установленных еще осенью 1941 г., так что до Дома на Набережной[101], где жили Кобуловы, добрались быстро. Консьерж, проверив документы, объяснил, как найти 8-ю квартиру. Чего тут сложного, не знаю. Тем более что на каждом этаже располагалось всего по две квартиры. Встречал нас сам хозяин как самых дорогих родственников и в то же время просто, по-семейному. Знакомство с семьей замнаркома прошло легко и непринужденно. И Анна Ивановна, и их дочь Света оказались доброжелательными и светлыми людьми. Они очень тепло и радушно приняли нас. Таню как крупного специалиста женщины тут же припахали к сервировке стола, а мне Кобулич устроил экскурсию по квартире. Что сказать о квартире? Хорошая такая. Большая. Может быть, чуть получше, чем у нас. Высокие, украшенные фресками потолки. Полы выстланы паркетом и коврами. Отдельная кухня, зал, кабинет, 3 спальни, 2 ванные комнаты, каждая с собственным окном, 2 балкона, широкие коридоры. Неплохо так. Стол был накрыт в зале. Тут же стояла большая, пахучая ель, украшенная настоящими елочными игрушками. Но и тут без конфет и фруктов, завернутых в фольгу, не обошлось. Пока женщины накрывали на стол, мы в кабинете за просмотром коллекции «холодняка» и библиотеки пропустили по паре рюмочек коньяка. Под настроение взял хозяйскую гитару. Как там было у Александра Благодатских: Я гитару свою расчехлил, Приобнял и по струнам прошелся. Звон малиновый мягко поплыл, Растворился и снова нашелся. То заплачет гитара, то вновь Разольется прохладою синей, Где-то снова проснется Любовь, И появится Витязь былинный!! Семиструнная! Душу тревожь! Сказка пусть продолжается вечно! Увлекся. Спел пару романсов. Богдан Захарыч иногда подпевал. Вскоре к нашему импровизированному концерту присоединились женщины. Специально для них, подражая Петру Лещенко, спел «Ах, эти черные глаза…». В ответ Анна Ивановна с Таней и Светланой акапельно (когда только спелись!) исполнили романс «Не уходи, побудь со мною…», а потом пригласили нас к столу. Хорошо посидели. По-доброму, почти по-родственному. Выпили, закусили, попели, потанцевали под патефон и радиолу, поиграли в фанты, почитали стихи. Я исполнил пару реприз из своего времени. На ура прошли рассказы Зощенко и о том, как мы сходили в цирк и что там видели. После чего решили, что обязательно сходим в цирк все вместе. После полуночи достали подарки.