В кабинет вошел Янсон. — Обедаете, товарищи? Сыщики вскочили. — Да, товарищ Янсон. Присаживайтесь с нами. — Рад бы, да некогда. В исполком вызвали. Что там по краже в Губфинотделе? Колычев одернул рубаху, отрапортовал коротко: — Работаем. — Что удалось выяснить? — Путем обыска установили, что потерпевшая к краже отношения не имеет. Имеем словесное описание предполагаемого преступника. Скорее всего, кто-то из заезжих. — Что, свои на такое неспособны? — прищурился Янсон. — Уж больно хитрый способ придумали. У нас тоже не лаптем щи хлебают, но тут в ход очень интересную уловку пустили. Нет, не наши это, нутром чую. — Продолжайте работать над этим делом. Вечером доложите. — Есть, товарищ начальник. Появление Янсона скомкало чаепитие, желание вести дальнейшие разговоры пропало. Левин ушел в свой кабинет. — Да уж, Осипу не позавидуешь, — вздохнул Колычев. — На нем банда дровосеков висит. Елисеев понимающе кивнул. Дровосеками этих бандитов прозвали за характерный способ убийства: всех своих жертв они рубили насмерть топорами, при этом не оставляя свидетелей. До ареста Чеснока сыщики считали, что он входит в банду дровосеков, но, как выяснилось на допросе, гражданин Никитин действовал самостоятельно. Глава 7 Сыщики сели за оперативные сводки, разделив документы честно на две половины. Изучение бумаг заняло у них почти два часа, прежде чем Елисеев обрадованно воскликнул: — Нашел! — А ну-ка! — оживился Колычев. — Показывай, что у тебя. — Вот! — торжествующий агент губрозыска третьего разряда ткнул пальцем в нужное место. — Наверное, ты об этом говорил. — Сейчас проверим. Колычев углубился в чтение. Дело было в Тамбове и тоже происходило в финансовом учреждении при большом скоплении народа. — Ни хрена себе! — присвистнул сыщик. — Совсем сволочи страх потеряли! Это надо же — спереть портфель с деньгами у кассира губернской милиции.… И ведь, что главное: какой к нему ключик подобрали! Знали, сволочи, что делают! Ну не мог тот пройти мимо рассыпанных на полу патронов! — Верно. Начал патроны поднимать, отставил портфель в сторону, чтобы не мешал, а когда закончил, выяснилось, что портфельчик-то тю-тю… Тамошние ребята из губро уже землю, наверное, роют. Шутка ли, снова без зарплаты куковать! Ох, и злые они на вора после этого! — усмехнулся Елисеев, чьи симпатии по понятной причине были на стороне тамбовских сыщиков. — Надо будет связаться с ними. Может, сведениями поделятся. Что-то они просто обязаны были накопать. Тем более и личный интерес в этом деле имеется, — сказал Колычев. — Заодно и нашего кассира предупреди, чтобы начеку был. Не ровен час, повторят шутку. Колычев отправился на телеграф, отбивать телеграмму в тамбовское угро. Елисеев остался в кабинете, ждать посетителей. В дверь постучали. — Входите, — разрешил Елисеев. Вошла Мотылькова. Замерла в нерешительной позе. По лицу видно, что недавно плакала. Ну, оно и понятно, после таких событий… Елисеев посмотрел на нее с сочувствием. Помнил то неприятное чувство неловкости, возникшее у него во время обыска. — Я насчет показаний, — заговорила Мотылькова. — Вы велели во второй половине дня прийти. — Да, все верно. — Что мне делать? Петр посадил ее за пустующий стол Колычева, нашел в сейфе пустой лист бумаги и положил перед женщиной. — Пишите. — Что именно? — вопросительно подняла глаза потерпевшая. — Все, что связано с преступлением. И помните: важна любая мелочь. Мотылькова кивнула и стала старательно выводить буквы. Даже со своего места, Елисеев видел, что у нее красивый почерк. Сам он писал как курица лапой — порой даже не мог прочитать написанное собственной рукой. На все губро была единственная печатная машинка, на которой работала пишбарышня — делопроизводитель. Порой она приводила в порядок каракули сотрудников розыска. Закончив, Мотылькова аккуратно, чтобы не размазать текст, промокнула чернила промокашкой и отдала бумагу Елисееву. — У меня все. Посмотрите, пожалуйста, все правильно? Тот пробежался глазами, подтвердил, закончив читать: — Да, порядок. Ничего не забыли? — Написала все, что запомнила. — Вы не обижайтесь на нас за обыск. Так полагается. Мы были обязаны вас проверить. — Понимаю. Я могу идти? — Да, вы свободны. До свидания. Мы вызовем вас, когда вы снова понадобитесь. Пожалуйста, в ближайшее время не покидайте город. — Хорошо. С работы меня не уволили, так что я осталась на прежнем месте. Выходя, женщина на пороге едва не столкнулась с Колычевым. Он деликатно уступил гражданке дорогу. — Проходите, пожалуйста. — Спасибо, — сухо поблагодарила женщина. Колычев проводил ее взглядом. — Показания снял? — Снял. Будешь читать? — Попозже. — Ну, как сходил? Есть новости? — Есть. Преступников тамбовские не нашли, но им удалось отыскать портфельчик. Вор выбросил его по дороге. С портфельчика удалось снять пальчики, их сейчас по картотеке смотрят, но… боюсь, не найдут. — Почему? — Да все просто — орудовал преступник еще старой школы: хитрый и опытный. К нам такие редко попадаются, у нас опыта маловато. Если только по случаю… — Колычев нервно дернул щекой. — Прежние сыщики хоть еще той сволочью были, но зубами впустую не щелкали. Думаю, имелись пальчики этого гада у них в картотеке, а, может, и фотокарточки завалялись. — Так за чем дело стало? — не понял Елисеев. — Раз имеется архивная картотека, значит, можно найти субчика. Колычев раздраженно усмехнулся. — Да все за тем же: архивы Департамента полиции спалили к такой-то бабушке еще в семнадцатом, когда «временные» амнистию уголовной шушере объявили. А мы теперь, значица, это расхлебываем! — чуть не сплюнул на пол сыщик. Он присел за стол, забарабанил пальцами. — Ладно, будем исходить из того, что мы накопали: вор был не один — это раз! Два: орудовали не местные. Три: действовали нагло и с выдумкой, без всякого гоп-стопа, то бишь спецы старые и жизнью битые. — И что это нам дает? — А дает это нам следующее: околоточных нужно напрячь. — Кого-кого?!