— Ничего, трудности нас не пугают, — заверил Петр, который успел внутренне настроиться на прорву работы и, в общем-то, ожидал примерно такого ответа. — Можете для меня подготовить перечень, куда ушла эта печатная продукция? И, если можно, с фамилиями товарищей, которые отвечают за этот вопрос. — С фамилиями, значит? — Ну да. Это возможно? — повторил просьбу Елисеев. — Кхм… Можно, конечно, если у вас найдется десять-пятнадцать минут… — без особой уверенности сказал Глухов. — Я подожду, — покладисто произнес сыщик. Агент «Центропечати» уложился в обещанное время. — Вот, товарищ, берите. — Ничего не пропустили? — Обижаете, — расстроился Глухов. — Ну, извините. Елисеев взглянул в длиннющий список и задумчиво почесал голову. — Ого! — Что, не ожидали? — понимающе протянул Глухов. — Да уж… Почти четыре дюжины учреждений. — Такая у нас работа — доносить печатное слово широким массам. Везде хотят читать газеты, на каждом предприятии, в каждой партийной и комсомольской ячейке. А мы должны поспевать за нуждами трудящихся. — Глухов остановился, чтобы перевести дух. Елисеев благодарно кивнул. — Спасибо за работу, товарищ Глухов. — Не за что. Обращайтесь. — Непременно. До свидания, товарищ. Сыщик с удовольствием пожал веснушчатую руку агента «Центропечати». Не в силах сдерживать любопытство, Петр вышел из здания и присел на груду битых кирпичей, которые были сложены прямо на улочке. Развернул бумажку и принялся изучать. Ни один из киосков в списке не фигурировал. Выходит, не только на вокзале не дождались нужного номера «Известий». Вот только это никак не облегчало задачу губрозыску. Елисеев подумал, что, возможно, у эксперта есть какие-то результаты. Говоря по правде, он скорее надеялся на это, чем верил. Петр вернулся на работу и сразу заглянул к Иннокентию Сергеевичу. — Исследовал я ваши улики, — сразу заговорил Харитонов. — Что-нибудь нашли интересное? — Отпечатки, где мог — снял, внес в мою картотеку. Если что, они могут нам пригодиться. — И все? — разочаровано протянул Петр. — Молодой человек, я ведь не кудесник! — всплеснул руками Харитонов. — Никто не обещал вам вот так, слету, каких-то чудес. — Да я понимаю, Иннокентий Сергеевич! — повинился Петр. — Извините, как-то само собой вырвалось. — Вы молоды, вам простительно, — добродушно сказал эксперт. — Не знаю, поможет ли это вам, но я заметил одну важную вещь: на газетах и в портфеле присутствуют следы муки. Причем мука хорошего помола, фабричная. Кустарщиной даже не пахнет. — Фабричная, говорите, — задумался Елисеев. В перечне Глухова имелась мукомольная артель «Красный октябрь», основной поставщик муки для городских хлебопекарен. Петр решил посоветоваться с Колычевым. Тот одобрил ход мыслей напарника. — Оно, конечно, не факт, что газеты оттуда к жуликам попали, но проверить надо. Кто там на «Красном октябре» за распространение печатной продукции отвечает? Ну-ка, взгляни. — Некто Саруханов, — отыскал нужную фамилию в списке Елисеев. — Знаешь такого? — Впервые слышу. Пойдем что ли, поговорим с этим Сарухановым. Они вместе направились к мукомольной артели. По дороге Колычев стал рассказывать, как на милицейских курсах у них выступал приглашенный из Петрограда лектор — профессор, при старом режиме служивший присяжным поверенным. — Важный такой из себя, толстый. Морда — две моих. Бакенбарды как у адмирала, бородища по пояс. Одет в костюмчик с иголочки, рубашка накрахмаленная, галстук — все чин по чину. Штиблеты черненькие, узенькие — и начищены так, что в них свет люстры отражается. В одной руке трубка, в другой — тросточка, пузо — как парус надутое. Одним словом — профессор! Не знаю, каким чудом его в нашу Тмутаракань выманили, да ни в том вопрос! Начал он, понимаешь, свою лекцию с того, что, мол, улики — это неоправданная роскошь, доставшаяся нам от старого режима. — Чего? — удивленно поднял бровь Елисеев. — Ты не перебивай, ты дальше слушай. Короче, улики органам правопорядка не нужны. Преступника надо припирать к стенке другими способами. Даже особый метод предложил: «ошеломляющий моральный удар» называется. Берешь подозреваемого за грудки и грубо так заявляешь, что нам все уже давно известно, и смысла запираться… просто нет. Только хуже себе сделаешь. И заявлять это надо с особой убежденностью в голосе и свирепой мордой. Преступник как услышит такое, сразу в штаны теплую струю пустит и лапки кверху. — Что, прям так и говорил? — не поверил Елисеев. — Ну, не совсем в таких выражениях, там все больше в словах иностранных было, но смысл приблизительно такой. — По-моему, дурак он, этот профессор. Попробовал бы свой метод к Чесноку, к примеру, применить (ни дна ему, ни покрышки!). Тут хоть какую рожу скорчи — толка все равно не будет, — заявил Елисеев. — Вот и мы между собой так же порешали, только профессору этому ничего в лицо говорить не стали. А то бы обиделся на наше бескультурье. Так и укатил к себе домой, считая, что мы его идеями дурацкими прониклись. Ну, и чуток погодя, я подумал, что он, наверное, издевался над нами. Пытался втюхать свой метод, как офеня — негодный товар. Только нам чуйки и здравого смысла хватило, чтобы понять это. Колычев замолчал, скрутил на ходу козью ножку и стал курить, отравляя воздух дрянным самосадом. — И что, вся учеба так впустую прошла? — недоуменно спросил Елисеев. — Нет, конечно. Были и другие спецы, настоящие, матерые. Вроде нашего Хворостинина. Те дело говорили. Но именно этого профессора я почему-то на всю жизнь запомнил. Глаза, бывает, закрою, и так и вижу его рожу толстомясую. Глава 19 У заржавевших ворот мукомольной артели скопилась очередь из самых разнообразных транспортных средств: от крестьянских подвод до чахоточно кашляющего грузовика, весь кузов которого был завален мешками. Сам водитель — крепкий детина в кожаной куртке и кепке — вылез из машины и смолил самокрутку, о чем-то переговариваясь со сторожем — дедком лет семидесяти, довольно бойким и юрким для своего возраста. Помощник водителя мирно дремал в кабине, уткнувшись носом в баранку. К ним-то и направились сыщики. — День добрый! — Есть маненько, — согласился сторож. — И вам здравствовать. — Ладно, Михалыч, я в кабину полезу, — сказал водитель. — Давай, Сема. Сторож выжидательно уставился на сыщиков. — Нам бы товарища Саруханова найти. Где он — не подскажете? — спросил Елисеев. — А вы кто такие будете? — прошамкал беззубым ртом дед. — Уголовный розыск. — И документике у вас имеются? Сыщики предъявили удостоверения. — В управлении должон быть. Чернявый такой, в штанах красных. Сразу определите, — пояснил сторож. — Спасибо, отец! Продолжай нести службу. Петру было любопытно, почему на столь ответственный пост поставили этого древнего старикана, но, видно, днем ничего страшного не происходило и дедок со своими обязанностями справлялся. Удивительное дело: управление артели находилось в подвале. Сыщики спустились по полуразрушенным бетонным ступенькам и оказались в темном коридоре, пропахшем сыростью и мышами. Навстречу им бежал коротконогий человечек с взлохмаченной прической, нервно прижимая к щуплой груди деревянные счеты с растрескавшимися костяшками. Он едва не сбил с ног сотрудников губрозыска. — Погодите, товарищ, — притормозил его Колычев. — Что? Это вы мне? — вскинул голову человечек. — Подскажите, где товарища Саруханова можно найти. Нам сказали, что он где-то в управлении.