— Заходите. Еще минута, и начнем, — кивнул начальник губрозыска. Елисеев еще раз удивился, насколько хорошо товарищу Янсону дается русский язык. Не скажешь, что латыш. Наверное, обрусел рано. Закончив, Янсон отложил документы. — Приступим, товарищи. Сначала радостное известие. У нас пополнение: из Нивинского волостного отделения милиции к нам переведен новый сотрудник — Петр Елисеев. Думаю, вы о нем уже слышали. Товарищ Елисеев очень помог нам при задержании Чеснока, а вчера отличился на вокзале, ликвидировав особо важного преступника. — Так это он Пичугина сделал? — удивился здоровенный, богатырского сложения мужчина в вытертой кожаной куртке. — Он, товарищ Бурко. Причем, прошу отметить: действовал в одиночку и без оружия. — Рискованно, — заметил черноволосый смуглый юноша, смахивающий на гимназиста. Был он худощав и горбонос, одет в студенческую тужурку. — Да, рискованно, — согласился Янсон. — Но кто бы это говорил, товарищ Левин?! Левин потупился. Очевидно, имелось в его биографии нечто такое, что начальник губрозыска мог поставить ему в упрек. — Недельки две товарищ Елисеев будет стажироваться у Колычева, а потом уже отправим в свободное плавание. У вас есть какие-то вопросы? — обратился Янсон к Петру. — Вопросов нет, — ответил тот. — А с жильем как? Устроились? — Да, с этим тоже все благополучно. Спасибо, товарищу Колычеву. — Хорошо. Тогда внимательно слушайте, о чем мы будем разговаривать. Возникнет желание уточнить — не стесняйтесь, спрашивайте. У нас это приветствуется. Мы здесь все свои. Работаем на общее дело. Дальше совещание пошло обычным ходом. Дежурный зачитал сводку происшествий: — Вчера бойцами ЧОН, охранявшими завод «Серп и молот», был насмерть застрелен некто Иванов Сергей Лаврентьевич, тысяча восемьсот восемьдесят седьмого года рождения. — Кто выезжал на место преступления? — спросил Янсон. — Я, — одернув тужурку, поднялся Левин. — Разобрались? — Конечно, товарищ Янсон. Ситуация однозначная: убитый работал на этом заводе. По словам работников предприятия, любил выпить и погулять, был нечист на руку. Вчера собирался украсть несколько связок кровельного железа. Судя по всему, действовал один, в свои планы никого не посвящал. Патруль застукал его, когда он перебрасывал похищенное через забор. Его окрикнули, Иванов кинулся бежать. На выстрел в воздух не остановился. Тогда чоновцы открыли огонь на поражение. В итоге убит пулей наповал. Вины бойцов ЧОН в происшествии не наблюдаю. Они действовали в соответствии с инструкциями. Следователь того же мнения. — Хорошо. Чоновцы молодцы, уголовное разбирательство в их отношении нужно прекратить. Вор сам виноват и понес заслуженное наказание. Еще происшествия? Дежурный покосился на Елисеева. — Ну, насчет Пичугина, тоже вроде все понятно… — Можете пропустить, — разрешил Янсон. Дальше шли сообщения о нескольких кражах, включая воровство белья. — Хорошо хоть сегодня никакой склад не вскрыли, — сказал в конце совещания Бур-ко. Все дружно заулыбались. Ограбления складов были больным местом губрозыска. Почти каждый день случалось новое. Янсон распустил сотрудников, и они дружной гурьбой вышли в коридор. — Куришь? — спросил Петра Бурко. — Нет. — И правильно делаешь. Табачок нынче дорог, сплошное разорение от него. — Так ты бросай! — Э! — засмеялся богатырь. — Сказать легко — бросай. Это привычка такая, что на всю жизнь. — Выходит, нет у тебя силы воли, Бурко, — заметил Колычев. Бурко хотел ответить что-то язвительное в его адрес, но не успел: Колычева окликнул дежурный: — Борис, хватай стажера и дуй в Губфинотдел. — А что стряслось? — насторожился Колычев. — Кража, — коротко пояснил дежурный. — Ну, Петр, готовься: вот оно, твое первое дело, — усмехнулся Колычев. — Само в руки идет. — Быстро как-то… — А ты что думал? У нас скучно не бывает. Работа такая. Губернский финансовый отдел находился на центральной улице Железнорудска — Советском проспекте. Сыщики добрались до него на своих двоих. В царские времена дом принадлежал коммерческому банку, теперь в нем расположилось сразу несколько советских организаций. У входа топтался милиционер в форме. Видимо, на этот пост старались отряжать сотрудников, чей внешний вид соответствовал уставному. При виде Колычева, постовой виновато опустил глаза. — Знает кошка, чье мясо съела, — усмехнулся Борис и, подойдя к милиционеру, спросил: — Сидоркин, твою в бога душу мать, тебя что тут — ворон считать поставили? — Товарищ Колычев! — взмолился постовой. — Товарищ Колычев, — передразнил его сыщик. — Ты не усмотрел, а нам расхлебывай после тебя! Ладно, мы с тобой еще после поговорим. Понаставят тут всяких вроде мебели… Где потерпевшая? — Внутрях, вас дожидается. Потерпевшая оказалась миловидной женщиной лет тридцати. Одета скромно, но опрятно. Чувствовалось, что следит за собой. Волосы спрятаны под косынку, глаза припухшие, заплаканные. — Рассказывайте, гражданочка. Мы из губрозыска, — сказал Колычев. Женщина всхлипнула, однако, как заметил Петр, самообладания не потеряла. — Документы ваши, покажите, пожалуйста, — попросила она. — Надо же какие мы! — присвистнул Борис и раскрыл перед потерпевшей свое удостоверение. — Колычев, агент губрозыска. — Мотылькова Инесса Владимировна, помощник кассира Губернского промпита. — Что у вас украли, Инесса Владимировна? — Деньги. — Кошелек? Личные средства? — Если бы! — совсем закручинилась потерпевшая. — Казенные деньги украли на покупку продуктов. Мне их сегодня в финотделе выдали. — И большая сумма? — Большая. Почти шесть миллионов. — Ого! — не удержался Петр. Его зарплата была в пятьдесят раз меньше. — А еще вместе с деньгами пропало оружие… — Какое оружие? — насторожился Елисеев. — Служебное. Мне револьвер на работе выдали как ответственному сотруднику. Я его в портфеле вместе с деньгами держала на случай обороны. Мотылькова показала парусиновый портфель, с каким ходил едва ли не каждый из совслужащих. Нормальный кожаный портфель могло себе позволить только большое начальство. — Какой марки револьвер? — Наган.