— Да. Ей было одиноко, и принцу тоже, поэтому они сделали ребенка, чтобы им больше не было одиноко. — Он указывает на другое изображение на странице, меньшую фигурку с короной, стоящую в стороне от принцессы. Сглатываю от напряжения. Что-то подсказывает мне, что я уже знаю эту историю. Просто не слышала, чтобы ее рассказывали так. — Почему принц находится там, далеко позади? — спрашиваю я, когда на глаза наворачиваются слезы. — Он ждет своей очереди с ребенком. — Своей очереди? — пищу я, едва способная дышать, не говоря уже о том, чтобы говорить. — Ага. — Джетт прислоняется головой к моему плечу. — Когда принцессе одиноко, она может подержать ребенка, а когда принцу одиноко, он берет ребенка домой и там держит его на руках. Сдавленный всхлип вырывается из моих легких, и я притягиваю Джетта к себе на колени, крепко сжимая его, пока слезы текут по моим щекам. — Кто рассказал тебе эту историю? — спрашиваю я, хотя уже знаю ответ. — Папа, — говорит Джетт, отталкиваясь от меня и моргая. — Почему ты плачешь? — Потому что мне понравилась история. — И мне понравилось, что Джесси поделился ею с ним. — Твой папа очень любит тебя, правда? Он кивает. — Ага. — Что ты думаешь о том, чтобы остаться здесь в хижине на некоторое время, только я и ты? Чтобы ты мог чаще видеть папу? — Ура! — возбужденно говорит он, отскакивая назад к своей подушке. — Ему не будет так одиноко, как принцу! И вот так мое сердце разбивается вдребезги. К счастью, Джетт укладывается под одеяло и, подавив зевок, бормочет: — Люблю тебя, мама. Мне каким-то образом удается поцеловать его на ночь, сказать, что я тоже его люблю, и выскользнуть из комнаты, прежде чем прорвется плотина слез. Читать письмо Джесси и понимать, что он чувствовал, было трудно. Знать, что тот отбросил эти чувства, чтобы стать моим совместным родителем, тоже было тяжело. Но размышлять о том, как тяжело ему было здесь, в Коул-Крике, пока Джетт был так далеко, а я была с кем-то другим, для меня слишком тяжело. И все же Джесси появлялся для нашего малыша каждый раз, когда должен был, с улыбкой на лице. Все это, наверное, убивало его изнутри. Может быть, я слишком много предполагаю. Может быть, мои собственные чувства в данный момент делают меня слишком драматичной. Но не думаю, что я так уж далека от истины, потому что мужчина не назовет себя одиноким принцем, если в этом нет доли правды. Мне нужно было рассказать ему, что я чувствовала тем летом. Нужно было сказать ему, что он значит для меня больше, чтобы, даже если у нас ничего не получится, тот знал, что я забочусь о нем. Но вместо этого я держала рот на замке. Позволила страху взять верх и спряталась от правды. И, в свою очередь, я причинила ему боль. Причинила ему боль, а он продолжал приходить ко мне и нашему сыну, как будто я этого не делала. Я не могу сказать ему правду сейчас и рисковать снова причинить ему боль. Это было бы самым эгоистичным поступком, который я могла бы сделать по отношению к человеку, который был совсем не таким. Смахнув слезы, возвращаюсь на кухню и хватаю свой телефон. Джесси попросил меня сообщить ему, когда Джетт ляжет спать, но я не осмеливаюсь звонить ему в таком состоянии. Поэтому вместо этого я пишу Ханне. Хейден: Он с кем-то встречается. Она сразу же отвечает. Ханна: О, милая, прости. Хейден: Это что-то новое, но я могу сказать, что она ему нравится. Я почти рассказываю ей об истории Джетта, но решаю не делать этого. Это слишком личное. Не хочу отнимать это у Джесси. Хейден: Она великолепна. Местная. Остепеняющийся тип. Ханна: Уф. Насколько новое — это новое? Хейден: Не уверена. Джетт уже встречался с ней. Она ему нравится. Ханна: А мне нет. Я смеюсь сквозь слезы. Не хочу, чтобы она мне нравилась, но не могу радоваться за Джесси и одновременно ненавидеть ее. Так не получится. Хейден: Я знала, что есть шанс, что он пошел дальше, — пишу я. И с моей стороны было эгоистично надеяться, что он этого не сделал. Ханна: Ты все равно должна сказать ему о своих чувствах. Хейден: Хан, я не могу. Не могу ворваться и снова испортить ему жизнь. Ханна: Я повторю еще раз — не сказав ему, ты попала в эту ситуацию. В какой-то момент ты должна попробовать другой подход. Хейден: Вот почему я собираюсь быть его другом. Ханна: Ты была его другом. Хейден: Не таким, каким я хотела быть. Это не только причинило бы боль Лейну, но и позволило бы мне заботиться о Джесси больше, чем я уже заботилась, это было бы пыткой. Это и сейчас будет пыткой, но это то, на что он готов ради меня. Это то, что он уже сделал. Ханна сказала, что я сумасшедшая, я сказала ей, что все равно люблю ее, и мы пожелали друг другу спокойной ночи. Поскольку слезы уже почти закончились, я иду в ванную, чтобы умыться и переодеться. Может быть, к тому времени, когда закончу, я буду в лучшей форме, чтобы позвонить Джесси. Конечно, после того, как выпью бокал вина. Через десять минут, когда я закручиваю волосы в свежий узел, раздается стук в дверь, и каждый мускул в моем теле замирает. Пытка? Она только что появилась у моей двери. Глава 19 ХЕЙДЕН Фокусирую мои опухшие глаза на зеркале в ванной и стону. Конечно, он зашел именно в тот момент, когда я снова похожа на розовую зефирку. У Джесси должен быть самый проницательный радар из всех парней, что когда-либо были у меня. Когда настойчивый стук костяшек снова становится достаточно громким, чтобы разбудить Джетта, я спешу на кухню и открываю дверь со своей лучшей улыбкой «я-чувствую-так-много-но-не-могу-сказать-тебе». — Привет, — говорю я, задыхаясь. — Я как раз собиралась тебе позвонить. Джесси прислоняется к дверному косяку, секунду возится со своим телефоном, прежде чем убрать его. — А я как раз собирался позвонить в 911, раз уж ты так долго не подходишь к двери. Я закатываю глаза. — Я переодевалась. И давай начистоту, если бы ты так волновался, ты бы выломал дверь. Он ухмыляется и покачивается на каблуках своих рабочих ботинок. — Чертовски верно, я бы так и сделал. — Мужчины… — Я отхожу в сторону и машу ему рукой. Он смеется, проходя мимо, и в мой нос ударяет восхитительный запах, который можно описать только как Джесси. Свежий дезодорант и стиральный порошок, смешанные с тем, что он делал сегодня на работе. Вид тоже неплохой. Испачканные грязью джинсы, черная футболка, его любимая шапочка и, конечно же, ботинки. То, что он также выглядит комфортно в моем личном пространстве, тоже приятно. Опять же, он провел здесь столько же времени, сколько и я пять лет назад. — Ух ты, это место ничуть не изменилось, — говорит он, небрежно проходя на кухню с руками в карманах. — Нет, совсем нет. — Я следую за ним и иду к холодильнику. — Что-нибудь выпьешь? — Конечно. Что у тебя есть? Я наклоняюсь, чтобы посмотреть варианты, и вздыхаю. — Черт, я не взяла пиво, когда была в магазине. У меня есть только вино и вода. Или я могу сварить кофе.