— Ты хочешь еще, городская девчонка? — А ты можешь? — задыхается она, и я усмехаюсь, направляя ее руку к своему члену в темноте. — Что ты об этом думаешь? — Думаю, тебе лучше позвонить Амелии и узнать, сможет ли она остаться на ночь. — Считай, что это сделано. ХЕЙДЕН Второй раз на этой неделе я просыпаюсь на рассвете с очень сексуальным, очень талантливым Джесси Эндерсом в моей постели. В отличие от среды, между моих ног болит, что обещает, что это будет не последний раз, когда он окажется в моей постели. Прошлая ночь… Боже. Прошлой ночью было так много всего. Я не только сделала свою первую татуировку, но и мы с Джесси наконец-то снова были вместе. Совершенно буквально. И я сказала ему, что тоже люблю его. Три простых, но сложных слова, которые жили в моем сердце годами. И теперь он знает. И благодаря этому мой мир стал более счастливым и довольным. — Ммм, который час? — бормочет Джесси, уткнувшись половиной лица в подушку. — Пять тридцать. — Черт, я сказал Амелии, что буду дома к семи. — Детка, это через полтора часа, а ты живешь в пяти минутах ходьбы. — Да, но у нас еще не было утреннего секса, — говорит он, сонно поднимаясь с кровати и поворачиваясь ко мне, его массивные руки и грудь напряжены. — Ты только что проснулся. А мы легли спать всего три часа назад. После еще двух раундов и еще одного душа. — Вот и я о том же. Время идет. Сядь мне на лицо. О, Боже мой. Это моя судьба? Секс в каждый момент бодрствования? Не то чтобы я жаловалась, потому что, повторюсь, мой мужчина разносторонне одарен. — Ты ненасытный, — смеюсь я, но его лицо становится серьезным. — У тебя с этим проблемы? — Нет, я просто говорю… Он набрасывается на меня так быстро, что хорошо, что под моей головой подушка, иначе я могла бы получить ушиб головы. — Что ты сказала? — дразнит он, поставив локти по обе стороны от моей головы, нависая надо мной, такой внушительный и просто чертовски горячий. — Я… я не помню. Злая ухмылка пробегает по его красивому лицу. — Хорошо. Теперь посмотрим, смогу ли я заставить тебя забыть и свое имя. Джесси начинает с моих губ и добирается до уха и шеи, оставляя за собой влажный след. К тому времени, когда он заканчивает терзать мою грудь, спираль возбуждения, проходящая между моими сосками и центром ног, натянута так туго, что один удар, вероятно, приведет меня в чувство, как провод под напряжением. Но когда тот приближается к моим ребрам, пожирая языком каждый сантиметр моей обнаженной кожи, то внезапно пробуждается паника. Прошлой ночью это не было проблемой. Я была либо одета, либо темно. Даже в ту ночь, когда Джетт поймал нас, я была в шортах. Но сейчас, при свете дня… — С дороги, женщина, — бормочет он, пытаясь оттолкнуть мои руки от живота, чтобы продолжить спуск. — У меня здесь внизу важная работа. — Всегда можно забежать вперед в своем путешествии. Я бы не стал жаловаться. — Ммм, но ты как изысканное вино. Я хочу глотнуть и насладиться каждым кусочком тебя. Он убирает одну руку и проводит языком по моему пупку, заставляя меня вздрогнуть. — Ты можешь просто… просто не…? — хриплю я, хотя знаю, что мой страх глуп. Я доверяю Джесси больше, чем когда-либо доверяла кому-либо. Более того, он заставлял меня всегда чувствовать себя красивой. Просто… Лейн… — В чем дело? Что я делаю не так? — Он садится и откидывается на пятки между моих ног. Джесси бессовестно обнажен, твердый и гордый, и из его положения, без сомнения, он может видеть каждую розовую часть моего тела. Кроме одной. — У тебя есть растяжки, которые ты не хочешь, чтобы я видел, детка? — Его голос теперь мягче, а рука, лежащая на моем колене, такая же нежная. — Не уверен, заметила ли ты, но у меня они тоже есть. — Он поднимает руку и показывает на полоски между бицепсом и грудью. Жест милый. Очень, очень милый. Но… — Твой шрам от кесарева сечения, да? — Он понимающе кивает, и весь воздух в моих легких вырывается наружу в неровном всхлипе и выдохе. — Почему ты вообще хотела скрыть это от меня? — Он не зажил правильно, — шепчу я, все еще сжимая рукой низ живота. — Он отвратителен. — Кто тебе это сказал? — ворчит он. — Я вижу это каждый раз, когда смотрю в зеркало. — Он неровный и рваный, с одной стороны толстый, розовый, похожий на жевательную резинку, а с другой стороны мой живот впалый. Доктор сказал, что я сделала слишком много. Что все зажило бы лучше, если бы я слушалась и не напрягалась, как должна была. Но это было трудно, когда у меня был новорожденный, о котором нужно было заботиться, и партнер, который, оглядываясь назад, не был партнером вообще. Джесси наклоняется ко мне, убирая волосы с моего лица. — Наш сын появился из этого шрама, Хейден. Ребенок, которого мы создали. У него могли быть фиолетовые волосы и зубы, и я бы все равно думал, что это самый красивый гребаный шрам в мире. Тихий смех застревает у меня в горле, когда он смахивает большим пальцем глупую слезу. — Я собираюсь сказать тебе кое-что и полностью осознаю, что это заставит меня звучать, как гад и жалкая киска одновременно. Смиренные глаза долго изучают мои, прежде чем он продолжает. — Ты — моя ходячая, говорящая фантазия, воплощенная в жизнь. Самая сексуальная женщина, на которую я когда-либо смотрел. Но когда ты была беременна? Черт возьми, детка. Ты даже не представляешь, насколько ты была сексуальна. Я нечасто видел тебя, но у меня был один из этих трекеров беременности на моем телефоне, чтобы я мог следить за тем, как растет Джетт и все такое. А поскольку эти штуки предназначены для женщин, там были еженедельные обновления о том, как меняется и твое тело. Я видел тебя только раз в шесть недель или около того, на приемах, куда ты меня приглашала, но точно знал, как ты выглядишь в моей голове каждый чертов день. Я представлял, как растет твой живот, как меняются твоя грудь… твои соски… твою мать. — Он вздрагивает, и я сдерживаю улыбку. — А потом наконец-то видел тебя, и ты всегда была чертовски красивее, чем я предполагал. Твоя кожа была идеальной, волосы стали гуще, а изгибы… — стонет он и дергает подбородком в сторону, опуская ресницы. — Я регулярно дрочил, думая о том, что ты беременна. Это была гребаная навязчивая идея. — Правда? Он поднимает два пальца. — Честное скаутское. Я израсходовал четыре бутылки лосьона за столько же месяцев. Но потом до меня начало доходить… — Что ты имеешь в виду? Его челюсть напрягается, а кадык ходит вверх-вниз, когда он сглатывает. — Знаешь, я так и не смог потрогать твой живот или почувствовать, как он шевелится. — Что? — Конечно, он делал это. Верно? Джесси был по крайней мере на четырех или пяти приемах. Ультразвук тоже. — Нет, — качает головой он. — Я слышал биение его сердца и видел его на мониторе несколько раз, но никогда не прикасался к тебе. Никогда не видел и не чувствовал, как он двигается у тебя под кожей. Ни разу не почувствовал его толчков. — Джесси… — Эмоции накатывают в моей груди, и я прижимаю руку ко рту, чтобы не расплакаться вслух. Как, черт возьми, я это пропустила? Я так старалась вовлечь его. Убедиться, что он участвует в беременности, даже на расстоянии. Но почему-то упустила самые простые вещи. Возможно, самые важные. — Ты предложила один раз. Во время УЗИ. Но там был Лейн, и это было неправильно. Я бы, наверное, тоже заплакал, но ни за что не собирался делать это перед ним. — Он делает паузу, бросая взгляд на простыни. — Оглядываясь назад, я жалею, что не сделал этого, понимаешь? — Мне так жаль. — Я обхватываю его за шею и притягиваю к себе, плача в его плечо, пока Джесси обнимает меня, всегда являясь опорой для меня, когда он был тем, кому было больно. — Но я видел, как ты становишься все прекраснее и прекраснее, детка. Видел, как ты расцветаешь и становишься мамой, и видел, как он появился на свет. В конце концов, это все, что действительно имеет значение. — Джесси целует меня в лоб. — Я буду любить этот шрам, и, честно говоря, он, вероятно, станет моей любимой частью твоего тела. Это доказательство твоей силы и преданности нашему маленькому мальчику. И, в некотором смысле, это доказательство нас тоже. Что ты и я, мы сделали нечто чертовски впечатляющее. По моим щекам текут беззвучные слезы, и он целует их, прежде чем поднять мое лицо к своему. — Я люблю тебя, Хейден, — тихо произносит он, глядя на меня ясными и уверенными глазами. — Возможно, мне следовало сказать это четыре года назад в письме, которое оставил для тебя. Может быть, это изменило бы ситуацию, я не знаю. Дело в том, что мне хотелось, чтобы ты услышала эти слова, когда я наконец скажу тебе, а не прочитала их на бумаге. — Я тоже тебя люблю, — шепчу я, а затем открываю рот, чтобы рассказать ему о письме, но он снова целует меня, и все остальное исчезает. Когда он, в конце концов, разрывает поцелуй, мы оба задыхаемся. Джесси снова начинает скользить по моему телу, и я позволяю ему. Я позволяю ему любить мой живот и ту линию, которую скрывала. Линию, которой стыдилась только потому, что Лейн ее ненавидел. Но для меня это почетный знак, как и сказал Джесси. И с ним я буду носить его с гордостью. — Ты мне нужен, — бормочу я, запустив руки в его волосы, когда его язык, губы и пальцы скользят ниже, чтобы поиграть между моих ног. — Я хочу чувствовать тебя внутри себя. — Я думал, ты никогда не попросишь. — Он поднимает взгляд, прищуривая глаза и сексуально улыбаясь, и медленно перемещается, обхватывая рукой свой толстый член, направляя себя ко мне. — Смотри на меня, — шепчет он, и я делаю это, опираясь на локти, пока тот проникает внутрь, растягивая и заполняя меня. Его красивое лицо — картина сосредоточенности и удовольствия, но я вижу и эмоции в его глазах. Те же эмоции я чувствую в своем сердце и в глубинах своей души. Он — мой, а я — его. И так было с той первой звездной ночи, когда я мечтала, что однажды найду кого-то, кто захочет меня больше всех остальных. Того, кто будет уважать меня и никогда не даст мне почувствовать, что меня недостаточно. Того, кто будет рядом со мной и будет любить меня, несмотря на мои недостатки. Бог свидетель, я совершила много ошибок в своей жизни, особенно когда дело касается Джесси Эндерса…