сапожник был мастак! Заслушалась девчонка, пошла, замедлив шаг». Семён Гудзенко Свою ангелоподобную физиономию Павел Конюшкин ненавидел люто. Всё время казалось, что никто его и всерьёз-то не воспринимает. В детстве несколько раз остригал ресницы «как у коровы», придававшие его лицу преглупейший вид. Пробовал даже подпалить — кончилось плохо, добро, что хоть лицо не повредил. Постоянно дерзил отцу и матери, не позволяя себя контролировать. За симпатяшкой табуном ходили девочки — презрительно отодвигал красавиц в сторону, думая, что они смеются над его дурацкой смазливой рожей, не видя за ней его самого. Считал, что родители хотят обустроить его жизнь, а он решил всего добиться самостоятельно. Батя был генералом с потомственной военной косточкой, служил в Генштабе и, желая вдеть в сыне продолжение династии, пытался засунуть его в военный институт. Сын из чувства противоречия выбрал гражданскую стезю и потихоньку сдал документы в университет, хотя и всю жизнь мечтал о настоящей мужской профессии. После окончания юрфака предпочел пойти «на землю» — в рядовой ОВД, отказавшись от блестящей адвокатской перспективы, которую обещал устроить папа. По разумению Павла — следователь — настоящая мужская работа. Однако поначалу и здесь его до серьёзных дел не допускали, поручали разбирать всякую мелочёвку, или разгребать завалы «висяков» для сдачи в архив. А ему отчаянно хотелось показать себя, прежде всего Денисову, которого он боготворил. Странное дело, его отец был куда как крут, но его Павел нисколечко не боялся, осмеливался перечить, отчаянно дерзил. А с суровым и немногословным Сергей Степановичем такое не прокатывало. Перечить ему не осмеливались даже обычно, гонористые по отношению к другим следакам, опера, мнившие себя великими сыщиками. Ничего подобного Конюшкин не испытывал и к начальнику следствия, пухлому и розовощёкому лощёному карьеристу. В Пресненском РОВД все были в курсе: назначенный по протекции начальник следствия мало что способен решить и сделать, а реально всем рулит его заместитель, Денисов. * * * Вот и сегодня утром, вызванный в кабинет начальника следствия, Конюшкин застал привычную картину: за начальственным столом важно восседал в уютном кресле начальник, Арнольд Николаевич Евстропов, «арнольдик» как за глаза его именовали подчинённые, А рядом, за столом для совещаний примостился Денисов. — Лейтенант Конююшкин, э-э-э, — не удержался и посмотрел в штатку «Арнольдик», — Павел Артёмович, мы тут посмотрели и решили поручить тебе самостоятельное дело. Хватит тебе на «висяках» сидеть. У Павла аж дух захватило от такой перспективы. — Товарищ подполковник введёт тебя в курс дела. — продолжил Арнольдик. Но его бесцеремонно перебил Денисов: — Садись, Паша. — и он кивнул на противоположную сторону стола. — Сейчас в комнате досуга сидит девочка, девушка, — поправился он. — Лет на первый взгляд шестнадцати-восемнадцати, вряд ли больше. Её привёз ночью выехавший по вызову жильцов одной из квартир экипаж ППС. Ни жильцы, ни сама фигурантка объяснить появление в этой квартире не могут. Из квартиры ничего не исчезло, видимые следы вскрытия квартиры отсутствуют, попыток скрыться девушка не предпринимала. А теперь самое главное: она абсолютно не помнит кто она, как там оказалась и что с ней было до этого, казалась бы, ретроградная амнезия. Память её абсолютно стерильна, она не помнит самых элементарных вещей. Задача — установить личность и восстановить картину хотя бы последних нескольких дней её жизни, ну, и разобраться с загадкой её появления в квартире. — Учти, жильцы — очень приличные и влиятельные люди, некоторым образом даже наше начальство. — встрял «Арнольдик». — Поэтому, если так можно выразиться, поделикатнее, желательно вообще приватным образом — «Потеряшка»! — разочарованно протянул Павел и признал, он-то думал, что будет стоящее дело, нет не убийство, убийствами райотделы не занимаются, но хотя бы ножевое, уличная торговля наркотой, а ещё лучше — разбой, или на худой конец кража. А тут возись с сопливой девчонкой. И ещё он заметил гримасу отвращения на лице Денисова при словах начальника. Уловив разочарование в тоне Павла, Денисов не стал агитировать, считая, что лучший лекарь — это работа, он просто шел к уточнению задачи: — Держи дело. — Сергей Степанович перекинул через стол пока тонкую папку. — Опросишь патрульных, но это только завтра — они после дежурства. А пока — поторопи экспертов с заключением. Предварительно у фигурантки незадолго до этого был половой акт. — Следы насилия? — уточнил Павел. — Медицинский осмотр следов насилия не выявил. Но в случае с потеряшкой это ни о чём не говорит. Понимаешь, если это диссоциированная амнезия, то потеря памяти произошла в результате психической травмы, полученной от насилия, когда мозг сам ставит блок в качестве защиты от плохих воспоминаний — вот тогда и физические следы насилия налицо. А если над девочкой издевались, когда она уже не осознавала своих поступков, пользуясь её беззащитным положением? Она вполне могла согласно лечь, спокойно раздвинуть ноги не понимая своих действий. В этом случае организм не сопротивляется, мышцы расслаблены, дыхание спокойно. Тогда внешних следов насилия может и не быть! Ни синяков, ни разрывов, ни бороздок. Но преступление от этого не перестаёт быть преступлением. Понял? Конюшкин кивнул и уточнил: — А почему вы думаете, что у неё именно диссоциированная амнезия? — Хороший вопрос. Ставить диагноз — дело специалистов, но по опыту скажу, что её потеря памяти носит избирательный характер. Универсальные знания в её голове сохранены, рефлексы работают нормально, функция запоминания развита хорошо, память очень цепкая. Вот почему крайне необходимо установить её личность. Пробей еще раз по базам, проверь ориентировки, посмотри сводки по Москве и области, сделай запросы в линейные отделы внутренних дел. Не забудь про мониторинг прессы — внимательнейшим образом изучи все объявления о пропаже людей. Направь оперов, озадачь участкового — пусть пошерстят по дому и окрестностям. Может, кто что видел или слышал. Пусть обнюхают всё вокруг хорошенько: мусорки, подвалы, чердаки. Советую самому, лично, переглянуть записи с видеокамер. Не доверяй эту работу никому, малейшая небрежность — и можно упустить что-то важное. Фиксируй всех входивших в подъезд. Не могла же наша потеряшка взлететь в квартиру по воздуху. Девушка в квартире оказалась абсолютно обнаженной: она могла подняться из подвала или спуститься с чердака. Где-то же её одежда должна быть. — Как голая? А в чём же она сейчас? — По правде сказать, одежды на ней и сейчас немного, один легкомысленный халатик. Поэтому тебе предстоит не менее сложная задача — не пялиться понапрасну, профессионал ты или кто? — Сергей Степанович, — Павел аж обиделся, поэтому позволил себе укоризненный тон, — За кого вы меня принимаете, я же следак! — Ладно, проехали. Кстати, Антонина Генриховна, эксперт-криминалист, да ты её знаешь, проявила сердобольность и собрала девчушке пакет. Там кое-какая одежда и всякие необходимые женские штучки на первое время. Пакет я оставил у дежурного и распорядился отдать девушке, как она проснётся. Проследи, нашим доверять, конечно, нужно, но лучше проверить. Пока шёл инструктаж, начальник сладко дремал, все детали следственного ремесла были ему неинтересны, да он в них, если честно, разбирался слабо. Для Арнольда Николаевича его теперешняя должность была лишь очередной строкой в личном деле, и ничего больше, в мечтах он метил гораздо выше. — Допустим, одежда нашлась, что это нам даёт? — Одежда — это уже ниточка, от места находки и следует плясать дальше. А одежду — на экспертизу. Ну, я думаю, азам тебя учить не стоит. В этом деле одно преступление может прикрывать другое. Вызови жильцов — допроси по всей форме, под протокол. После этих слов зашевелился в своём кресле Арнольдик: — Может не стоит беспокоить заместителя префекта? — вкрадчиво произнёс он. — Да и супруга у него — дама не из последних. — Хорошо, — неожиданно легко согласился Денисов, — Тогда сам сходишь, поговоришь, так сказать, в неформальной обстановке. Так оно, пожалуй, будет даже лучше — заодно невзначай присмотрись к дверям и окнам на предмет проникновения в квартиру. Свежий, незамутнённый взгляд всегда полезен. Если что заметил — вызывай криминалистов. И не забудь про главное — психиатрическая экспертиза фигурантки. Нам надо знать всё о её голове. Когда, где и насколько глубока потеря памяти, есть ли шанс на восстановление. — Вы закончили? — изрёк Арнольд, видимо ему до смерти надоели эти двое, что беседовали в его начальственном кабинете. — Вообще, стоит ли следствию заниматься розыском, есть же специальные структуры. Тем более, если девчонка несовершеннолетняя, отдадим её Варе, участковому инспектору по делам несовершеннолетних, пусть не даром ест свой хлеб. — Вы забываете, — под холодным тоном Денисова скрывалось лютое бешенство, видимо они уже схлёстывались на эту тему, — Что у нас зарегистрировано заявление от жильцов о незаконном проникновении в квартиру. По этому факту открыто производство. Вот если Вы, Арнольд Николаевич, уговорите заместителя префекта забрать заявление — так и поступим. А пока — дело наше. Мы пришли к выводу о несовершеннолетии девушки, исходя сугубо из субъективных фактов, нужна экспертиза, а до этого связываться с участковым ПДН не стоит. К тому же это дело — хорошая практика для лейтенанта Конюшкина. — Так-то оно так, ну да ладно. — вздохнул Арнольдик и, обратив начальственный взор в сторону Конюшкина, спросил. — Всё ясно? Павел только кивнул, как услышал: — Все свободны, и сразу принимайтесь за дело. По пути в кабинет Денисов продолжал наставлять Павла, словно боясь, упустить что-то важное: — Не забудь, девушка не ела ничего со вчерашнего дня. Я, думаю, не обеднеешь, если купишь ей что-нибудь пожевать. — Обижаете, Сергей Степанович. — Подай запрос на розыск, фотографии возьмёшь в моём ноуте, Да, заодно и ознакомишься с записью ночного допроса. Они уже входили в кабинет Денисова. — И долго её не маринуй. Как закончишь формальные процессуальные действия — определи её в спецприёмник. Я — отсыпаться после дежурства, как говориться — просьба не беспокоить. Все вопросы — завтра. Да, и чтобы наши орлы на вас не пялились кобелиными взглядами и не навязывались в добровольные помощники, у них и так работы по горло, разрешаю в моё отсутствие использовать мой кабинет. Надо ли говорить, после последней фразы Павел Конюшкин был на седьмом небе от счастья. * * * Складно излагал Денисов, да только пошло всё у Павла наперекосяк. И кабинет отдельный, начальственный, и стол важный, да всё не то! Сидит напротив него зеленоглазая бестия, сверкает длиннющими ногами, взгляд от которых отвести невозможно, смотрит на него с лукавой полуулыбкой, словно знает, какой Паша следующий вопрос задавать будет. Всю науку он забыл от взгляда этой нимфы, от свободно струящихся каштановых волос, от задорных ямочек на щёках. Когда говорил — запинался, вопросы задавал невпопад, глупо пытался подражать Денисову, да только колос дрожал и к ужасу своему осознавал, что краснеет. Эх, следователь: не следак, а красна девица прямо. * * * Павел Конюшкин осознал, что пропал, ещё там, в комнате досуга, как только она подняла на него свои малахитовые глаза, оторвав свой взгляд от телевизора. С тех пор как Павел стал осознавать себя как мужчина, он ненавидел себя как блондина. Он думал, что кобелиная внешность не дают разглядеть его сущность. Девушками он не интересовался, но девушки интересовались им, да так, что спасу не было. Обладая от природы добродушным нравом, он не мог устоять против агрессивного напора очередной красавицы, и каждый раз дело едва не заканчивалось ЗАГСом. Только отчаянные усилия родителей в последний момент спасали сыночка от цепких коготков хищницы. И это при том, что ни сладкого волнения, ни учащенного сердцебиения Паша не ведал. До своих двадцати пяти сильные чувства им были ни испытаны и неизведаны, сердце молчало. И вот оно ожило, да так, что вспыхнуло, обожгло душу, опалило внутренности. А ведь раннее утро ничего подобного не предвещало. Он тщательно изучил дело, внимательно прослушал аудиозапись допроса, составил стратегию ведения дела и продуманный план первого допроса. И вот всё теперь летело в тартарары. Все вопросы разбивались о мягкую полуулыбку и стену непонимания, через которую ему никак не удавалось пробиться. А ведь было видно, что девушка недавно испытала большое горе и отчаянно нуждается в помощи. Но как подступиться, Конюшкин решительно себе не представлял. — Скажите, мадемуазель, — почему-то, он сам не понимал почему, но называл потеряшку этим вышедшим из употребления обращением, — У вас горе, как вам помочь? Не бойтесь. Это наша работа. Девушка широко распахнула свои изумрудные глаза и спросила с оттенком печали: — Никто мне не поможет, Паша! Можно я вас так буду называть? И хотя это было против правил, Павел отнюдь не возражал против подобного сближения, в чём заверил девушку, добавив при этом: — Напрасно так думаешь. Для полиции это не первый феномен. Мы помогли не одному человеку, потерявшему память. — Всё мы, да мы. А ты? Что готов сделать ты лично Паша? Для меня! Поможешь мне? От переполнявших его чувства у Павла буквально снесло голову, он думал и действовал уже не как следак, а как влюблённый дурачок, на все готовый ради одобрительного взгляда предмета своего обожания. — А что нужно сделать? — спросил он несколько невпопад. — Я на всё готов! — Ничего против закона и твоей совести. И помни — поклялся ты, а я тебе ничего не обещала. Паша согласно кивнул. Тогда девушка подошла к столу, взяла ручку и быстро что-то написала на странице перекидного календаря. Павел перевернул надпись и прочитал: «Выключи запись!» Он кивнул и щёлкнул по клавише «Еsc» на клавиатуре ноутбука. Смог, наконец, взглянуть на девушку без соплей, внимательно, так, как и должен был с самого начала, словно убрав запись, снял дамоклов меч со своей шеи. Странное дело, но и девушку как будто подменили. С губ исчезла лукавая полуулыбка, погасли озорные огоньки в глазах, приказали долго жить смешливые ямочки на щеках, а на переносицу легла вертикальная складка, свидетельствующая о том, что в голове происходит интенсивный мыслительный процесс. С удивлением наблюдал влюблённый лейтенант юстиции, что девушка колеблется, хочет рассказать что-то, но не решается. Хотел было подстегнуть вопросом, приободрить какой-нибудь фразой. Нутром почуял — не надо, только хуже будет, спугнуть можно — и закроется девушка, тогда уже ничего не узнать. Наконец девушка решилась: