Глава девятая Наши телефоны еще заряжены, но мы ими почти не пользуемся, да и в любом случае вайфай уже не работает. — Помнишь, как вырубили электричество в девятом классе? — Я тебя еще всю ночь донимала своим чтением. — Да, ты читала Сильвию Плат[21] и Энн Секстон [22]. — Точно. Всякие мрачные стихи. — И забавные тоже. И дерзкие, добавляю я. Помню, какой мощный заряд заключался в этих текстах, — я чувствовала в них опасность и силу. Особенно в «Леди Лазарь» и «Папочке» Энн Секстон, а еще в ее переложениях сказок. Кстати, мы слушали записи Сильвии Плат на литературе, и, оказалось, ее голос звучит совсем не так, как я представляла. Я знаю эти записи. Обычно я слушаю их онлайн поздно ночью. Каждое ее слово — как удар кинжала. — А как ты его представляла? — спрашиваю я. Она пожимает плечами. — Наверно, как твой. Мы снова замолкаем. Становится все холоднее, и в душе нарастает тревога. Вдруг мы не сумеем открыть замки? Вдруг электричества не будет еще несколько дней? Вдруг мы так замерзнем во сне, что не сможем вовремя проснуться и спастись? — Пожалуй, стоит выключить телефоны, — говорю я. — На случай, если они нам понадобятся позже. Мейбл кивает. Она смотрит на мобильный. Интересно, хочет ли она сначала позвонить Джейкобу? Свет экрана озаряет ее лицо, но я не могу разобрать его выражение. Затем она нажимает кнопку, и лицо вновь растворяется во мраке. Я иду в другой конец комнаты за своим телефоном, потому что не таскаю его с собой повсюду, в отличие от Мейбл или прежней себя. Мне редко пишут или звонят. Телефон валяется возле пакета с посудой от Клаудии. Я подбираю его и уже собираюсь выключить, как вдруг раздается звонок. — Кто это? — спрашивает Мейбл. — Не знаю, — отвечаю я. — Но код местный. — Тогда ответь. — Алло? — Не знаю, сколько вы еще собираетесь там торчать, — говорит какой-то мужчина. — Но, думаю, у вас уже прохладно. И, кажется, чертовски темно. Я поворачиваюсь к окну. Внизу под снегопадом стоит смотритель. Мне удается разглядеть его только благодаря фарам грузовика. — Мейбл, — шепчу я. Она отрывается от своего телефона и подходит к окну. Я беру одну свечку и машу ею перед окном, хоть и не уверена, что он увидит это едва заметное приветствие. Он машет в ответ. — У вас тоже отключили электричество, да? — спрашиваю я. — Да, — говорит он. — Но я-то живу не в общежитии. * * * Мы задуваем свечи, надеваем ботинки и хватаем зубные щетки. А затем выходим на улицу, и холод пронизывает нас до костей. Мы бредем от входной двери общежития до заведенного грузовика. Вблизи смотритель выглядит моложе. Не совсем молодым, но и не старым. — Томми. Я пожимаю протянутую руку. — Марин, — говорю я. — Мейбл. — Марин, Мейбл, вам повезло — у меня в гостиной есть камин и раскладной диван. Я рада это слышать, но, только оказавшись в его домике — вдалеке, возле ворот, — понимаю, что именно об этом и мечтала. Я так замерзла, что почти позабыла, каково это — быть в тепле. Камин искрится и потрескивает, отсветы пламени гуляют по потолку и стенам. — Я и духовку включал погреться. Эта допотопная штуковина может обогреть весь дом. Только будьте осторожны, до нее лучше не дотрагиваться. Стены здесь деревянные, и всё очень уютное и видавшее виды. Ковры, диваны, мягкие кресла, покрытые пледами, и снова ковры… Хозяин не предлагает осмотреться, но дом такой маленький, что и так почти все видно. Мы гадаем, придется ли нам беседовать с ним весь вечер или же, пожелав спокойной ночи, он удалится в свою комнату, расположенную в конце коридора. — Сейчас только полседьмого, — говорит Томми. — Вы, должно быть, голодны? — Мы перекусили пару часов назад, — отвечаю я. — Но еще не ужинали, да. — Я, конечно, не великий шеф-повар и ужинать не люблю, но где-то у меня завалялись макароны и баночка соуса… Он показывает, как зажечь конфорку газовой плиты, и наливает воду в тяжелую чугунную кастрюлю. Спагетти он хранит в жестяной банке, но их почти не осталось. — Как я уже сказал, ужинать я не любитель, но вам двоим должно хватить. Сложно сказать, лукавит он или нет. Надо было захватить еду с кухни, но сейчас при одной мысли о возвращении в общежитие сквозь снег и тьму меня пробирает дрожь. — Вы уверены?.. — спрашивает Мейбл. — Мы могли бы приготовить на всех, нам ведь нужно не так уж много… — Нет-нет, я уверен. — Томми смотрит в жестянку и хмурится. Затем открывает холодильник. — Бинго! — и вынимает упаковку замороженных булочек. — И духовка еще не остыла, — напоминаю я. — Да, поди, не должна была. Я перехвачу пару булочек и остатки сыра, а вы можете поужинать макаронами, булочками и всем, что приглянется. Он снова открывает холодильник и показывает, что внутри. Еды там немного, зато все чисто и аккуратно разложено. — Отлично, — говорит Мейбл, и я киваю. Я впервые в чужом доме с тех пор, как покинула свой. Глаза постепенно привыкают к темноте, и теперь каждый предмет вызывает у меня любопытство. В раковине несколько тарелок. У входа — пара тапочек. На холодильнике висят три снимка: маленький мальчик, Томми с друзьями и мужчина в военной форме. На журнальном столике, рядом с двумя игровыми приставками, валяются книги. Никаких надписей на продуктах в холодильнике: здесь все свое. У Дедули был сине-золотой плед, и всю мою жизнь он лежал на кресле в гостиной. Зимой, укутавшись в него, я часами читала, иногда проваливаясь в сон. Плед весь поистерся и местами прохудился, но все равно грел на отлично. Я не знаю, где он сейчас. Но мне он нужен. — Марин, — говорит Томми. — Мне надо с тобой еще кое-что обсудить. На Рождество я уеду к друзьям в Бикон и, скорее всего, там и заночую. Но ты набери мне, если возникнут какие трудности. Вот номера полиции и пожарных. Лучше звонить напрямую им, а не в девятъ-один-один. — Хорошо, спасибо, — говорю я, стараясь не смотреть на Мейбл. Жаль, нельзя спросить у нее, что случилось со всеми моими и Дедулиными вещами. Сохранил ли их кто-нибудь? Задавался ли вопросом, где я?.. Ана и Хавьер. Они ждали меня в полицейском участке. Интересно, куда они пошли, когда поняли, что я сбежала? Боюсь даже представить, какие у них тогда были лица… Почему бы просто не ответить «да»? Полететь к ним, извиниться за то, что исчезла, принять их прощение и уснуть в кровати, которую они подготовили для меня в комнате с моим именем на двери… Окажись я сейчас в полицейском участке, я бы не сбежала. Я бы не провела две недели в мотеле, и у меня не перехватывало бы дыхание при мысли о дешевом кофе. Томми ставит замороженные булочки в духовку и подносит спичку. Вспыхивает пламя. — Хорошо, что она газовая. Мейбл кивает, и я вслед за ней. Только я не голодна.