— Мне почему-то до сих пор холодно, — говорю я. — Пожалуй, посижу у огня, если вы не возражаете. — Чувствуйте себя как дома. Когда булочки подогреются, я пойду к себе, а вы сможете расположиться поудобнее. Мне надо упаковать несколько подарков. На самом деле я только и ждал повода, чтобы лечь пораньше, — и тут как раз отключили электричество. Я падаю в кресло, смотрю на огонь и думаю о вещах из моего прежнего дома. Плед. Медные кастрюли, которые остались нам еще от Дедулиной матери. Круглый кухонный стол и прямоугольный обеденный. Стулья с потертыми сидушками и плетеными спинками. Бабушкин фарфор, расписанный красными цветами. Разные кружки, изящные чашки, крошечные чайные ложки. Деревянные часы с их громким «тик-так», картина с Дедулиной родной деревней. Вручную подкрашенные снимки в коридоре, диванные подушки в вязаных чехлах, список покупок, прикрепленный к холодильнику магнитом в виде бостон-терьера. И снова плед — мягкий, сине-золотой. Томми желает нам спокойной ночи и уходит в свою комнату, а Мейбл расставляет маленькие тарелки с пастой на кофейном столике и усаживается на пол. Я ем, но не чувствую вкуса. Я ем, хотя даже не понимаю, голодна ли я. Глава десятая ИЮНЬ Прошла пара недель после вечеринки у Бена и разговора с колумбийским водителем, как мы с Мейбл решили улизнуть ночью из дома. Ана и Хавьер всегда засиживались допоздна, иногда даже до раннего утра, так что я легла спать в десять, зная, что через несколько часов мой телефон зажужжит и тогда я выберусь на улицу. Дедуля обычно готовил ужин в шесть вечера. Мы всегда ели на кухне, но если блюдо было особенное, он велел накрыть обеденный стол, и между нашими тарелками мы ставили сияющий медный подсвечник. После ужина Дедуля мыл посуду, я ее вытирала, и мы наводили чистоту и порядок — насколько это вообще возможно в нашей старенькой кухоньке. Затем Дедуля уходил в свой кабинет курить сигареты, писать письма и читать. Телефон завибрировал, и я бесшумно выскользнула из дома. Я не знала, нарушаю ли вообще какое-то правило. Вполне вероятно, Дедуля и так разрешил бы нам с Мейбл пойти ночью на пляж, учитывая, что мы собирались просто сидеть там, смотреть на волны и болтать. Я могла бы спросить его разрешения, но у нас так было не принято. Мейбл стояла на тротуаре. Из-под вязаной шапочки у нее выбивались темные волосы, а руки в митенках были соединены веревочкой. Я пошла еще дальше и надела под куртку свитер. — Ты похожа на эскимоску, — сказала она. — Как же я буду тебя греть? Мы рассмеялись. — Я сброшу куртку, если захочешь, детка, — пошутила я. — Может, лучше сбегаешь наверх, оставишь свитер и захватишь немного Дедулиного виски? — А это неплохая идея. Я вернулась домой, пробежала через гостиную, проскользнула в столовую сквозь приоткрытые раздвижные двери и схватила бутылку виски, которая всегда стояла в буфете. На улицу я выбежала, пряча бутылку под курткой. Одно дело — две девчонки ночью на пляже. Но те же девчонки с бутылкой алкоголя — это уже повод вызвать полицию. Было почти три часа ночи, и в городе царила мертвая тишина. Мы прошли четыре квартала к пляжу, и мимо не проехало ни одной машины. Перекрестки мы пересекали не глядя по сторонам, а потом, шагнув с улицы прямо на песок, мы забрались на дюну и оказались у кромки черной воды. Я ждала, пока глаза привыкнут к темноте, но этого все не происходило. — Помнишь, как мы учились целоваться? — спросила я, откручивая крышку бутылки. — Да, мы хотели стать экспертами к девятому классу. — Экспертами. — Я засмеялась, глотнула виски и вдруг ощутила, как по внутренностям прокатывается жар. Обычно мы пили пиво или водку, стащенную нашими друзьями у родителей и смешанную с каким-нибудь соком. — Вот, попробуй на свой страх и риск, — выдавила я. Мейбл сделала глоток и закашлялась. — Мы тогда больше нервничали и хихикали, — сказала я, вспоминая среднюю школу. — Даже не представляли, каково это — учиться в старших классах. Как себя вести, о чем разговаривать… — Ох, это было так весело! — Что именно? — Да все. Дай я попробую еще раз. — Ее рука пошарила в темноте, пока не нашла бутылку. Мейбл откинулась назад, и ее лицо осветила тусклая луна. Она протянула бутылку мне. Я тоже сделала глоток. — Уже лучше, — сказала она. Это была правда. С каждым глотком пить виски становилось все легче. Тело обмякло, голова закружилась. Теперь я хохотала над любой фразой Мейбл, и каждое воспоминание вдруг становилось значительным. Мы какое-то время молчали. Потом она выпрямилась. — Что-то мы давно не практиковались, — сказала она и наклонилась ко мне. Мы столкнулись носами, и меня начал разбирать смех — но ее рот уже прижался к моему. Мокрые губы. Мягкий язык. Она обвила меня ногами, и мы начали целоваться яростнее. Вскоре мы уже лежали на песке, и я перебирала пальцами ее соленые спутанные волосы. Она расстегнула мою куртку. Холодные руки проникли под свитер. Мейбл принялась целовать меня в шею. — Что бы на это сказала сестра Жозефина? — прошептала я и почувствовала, как Мейбл улыбается мне в ключицу. Ей не сразу удалось расстегнуть мой лифчик, но когда она с ним справилась, кожу окутал холодный ночной воздух вперемешку с ее теплым дыханием. Я стянула с нее свитер и подняла лифчик с груди, даже не расстегивая. Никогда прежде я не испытывала такого возбуждения. Не то чтобы у меня был большой опыт. Не то чтобы меня часто так касались… Но даже если бы я перецеловала уже десятки парней, я все равно понимала бы, что эти поцелуи — особенные. Я уже любила ее. Мы расстегнули джинсы, и пальцы Мейбл коснулись резинки моих трусиков. — Если завтра об этом пожалеем, — прошептала она, — то свалим все на виски. Но небо уже светлело; завтра наступило. А я ни о чем не жалела. * * * Мы открыли глаза, когда на пляже стоял утренний туман, а по небу носилась стая песчанок. Я держала Мейбл за руку, смотрела на ее узкие смуглые пальцы и хотела, чтобы они вновь очутились у меня под одеждой, — но сказать об этом не осмеливалась. При свете дня казалось, будто мы у всех на виду. Горожане уже спешили на работу, светофоры заработали. Нам пришлось останавливаться на каждом перекрестке. — Интересно, что о нас думают прохожие? — задумчиво спросила я. — Ну, очевидно, что мы не бездомные. У тебя слишком модная куртка. — Но мы явно не ночевали дома. — Ага, — подтвердила она. — Мы все в песке. Наконец зажегся зеленый, и мы пересекли Грейт-Хайвей. — Может, нас примут за морских созданий, — сказала я. — Типа русалок? — Ага, только без хвостов. — Или подумают, что мы старьевщики, которые проснулись пораньше, чтобы прочесать пляж.