— Нет, ты что! — отвечает она таким тоном, словно я попросилась пойти на школьную дискотеку в одном нижнем белье. — Ты нас не предавала. Это тебя предали. — А-а… — Все это меняет человека. Невозможно пережить такое и не измениться. Но ты помнишь его? Голубя у нас на кухне? — Конечно, — отвечаю я. Я помню его красивую голову. Помню медные крылья. — Ты осталась собой, — говорит Ана. — И я все еще хочу стать твоей мамой. Ты уже давно одна — гораздо дольше, чем думаешь. Он старался изо всех сил, в этом я не сомневаюсь. И любил тебя — конечно, любил. Но с того самого вечера, когда ты позвонила нам с Хавьером и попросила о помощи, мы все ждали момента признаться, что хотим стать с тобой одной семьей. Мы хотели сказать это еще утром в участке, но ты не была к этому готова. Ана вытирает мои слезы, но я плачу только сильнее. — Скажи «да», — просит она. Она прижимается губами к моей щеке, и меня переполняют чувства, а в груди что-то щемит. — Скажи «да». Она убирает прядь моих волос за ухо, подальше от мокрого лица. Я рыдаю и не могу остановиться. Это гораздо больше, чем просто табличка с именем на двери. Гораздо больше, чем стакан воды из-под кухонного крана. Она обнимает меня, и я становлюсь совсем маленькой. Я и не догадывалась, что могу быть такой. Я кладу голову ей на плечо, утыкаюсь ей в шею — и у меня перехватывает дыхание, потому что я вдруг кое-что вспоминаю. Я всегда думала, что мне помогут Оушен-Бич, розовые ракушки или фотографии. Думала, что однажды они помогут мне вспомнить маму. Но я вспоминаю ее лишь сейчас. Соленые волосы, сильные руки, поцелуй в макушку. Я не помню ни ее голоса, ни слов, просто ощущение от ее пения, вибрации ее шеи, в которую я уткнулась лицом. — Скажи «да», — повторяет Ана. Крохотной ручонкой я сжимаю желтую футболку. Солнце и песок. Я прячусь в тени ее волос, словно за занавесом. Она смотрит на меня и улыбается, излучая любовь. Это все, что мне удается вспомнить. И это — самое главное. Я все еще с трудом дышу и крепко обнимаю Ану. Если она меня отпустит, воспоминания, должно быть, рассеются. Но она долго меня обнимает, а когда наконец разжимает руки, то берет в ладони мое лицо и снова просит: — Скажи «да». Воспоминания не исчезают. Я все еще помню. Это мой второй шанс, и я его не упущу. — Да, — говорю я. — Да. Мы были на пляже: ярко светило солнце, и я сидела у мамы на коленях. Она пела мне песенку. Я не помню саму песню, но помню тембр ее голоса. Потом мама перестала петь и прижалась щекой к моей макушке. Вокруг нас был целый мир — с пчелами и лиственными деревьями, с бассейнами и продуктовыми, с мужчинами, которые смотрят в одну точку, с колокольчиками на дверях забегаловок, с холодными и одинокими мотелями, которые высасывают из тебя душу. С Мейбл, Аной и тем человеком, которым станет или уже стал Дедуля. Со всеми «когда-нибудь» и со всеми поцелуями. С самыми разными несчастьями… Вокруг нас был целый мир, а я сидела на руках у мамы и пока об этом не знала. Благодарности Через несколько месяцев после смерти моего дедушки, когда я плакала при любом воспоминании о нем, моя жена, Кристин, сказала: «У меня есть идея для твоей новой книги. Может, напишешь про девочку, которая живет возле Оушен-Бич со своим дедушкой?» Эта идея меня не отпускала. На годовщину дедушкиной смерти родилась наша дочка, Джульетта. Как-то летом, когда она уже чуть подросла, я решила заглянуть в одно местное кафе, и тут у меня в голове заговорили голоса Марин, Мейбл и Дедули. То были отрывки из их диалогов и печальные размышления Марин. Кристин, как мне кажется, представляла совсем другую историю, потому что наши отношения с дедушкой отнюдь не были сложными и, за исключением юмора и любви к картам, он совсем не походил на Дедулю. Этот роман затрагивает тему крушения иллюзий и психологических потрясений, которые сильно контрастируют с трепетной и волшебной любовью, царившей в нашей новой семье и вдохновившей меня на его создание. Спасибо тебе, Кристин, — за зерна этой истории и за твою страстную и непоколебимую любовь. И спасибо моей доброй, любознательной и бесшабашной Джульетте за то, что сделала из меня человека, способного написать этот роман. Сердечно благодарю мой писательский кружок — Лауру Дэвис, Терезу Миллер и Карли Энн Уэст, которые с самого начала уверяли меня, что, несмотря на мои страхи, эта книга представляет собой нечто большее, чем сплошное описание готовки и мытья мисок. Спасибо Джулз Лакур за помощь с испанским и Ади Алсэду за то, что поделился со мной знаниями о своей культуре. Спасибо Джессике Джейкобс, моему первому критику, за бесценную финальную читку и Аманде Крампф за тысячи разговоров в процессе написания. Спасибо моей семье из Penguin: когда этот роман появится на свет, нашему замечательному союзу будет уже больше десяти лет. Спасибо Джулии Страусс-Габель (помимо всего прочего) за тот долгий разговор за ланчем в Сан-Франциско, во время которого ты (в очередной раз) помогла мне раскопать сердце моей истории и убедила, что этого достаточно. Пусть впереди нас ждет еще множество книг! Огромное и безмерное спасибо команде Dutton Books: Мелиссе Фолнер, Розанне Лауэр, Анне Бут, Анне Хьюзлер и дизайнерам, которые так красиво упаковали эту книгу, — Самире Иравани и Терезе Эванджелисте; а также моему пиарщику Элиз Маршалл. И спасибо всем тем, кто теперь, когда книга закончена, помогает ей обрести место в книжных магазинах, библиотеках и в интернете. Вы творите чудеса! Сара Кроу, мне так повезло, что ты у меня есть. Спасибо за все, что ты делаешь. И, наконец, моей семье и друзьям, я благодарна за каждого из вас. * * * notes Примечания 1 Уэнделл Берри (род. 5 августа 1934) — американский эссеист, поэт, бывший профессор. — Здесь и далее примеч. ред. 2 «Искусства и ремесла» — английское художественное движение викторианской эпохи, участники которого занимались ручной выработкой предметов декоративно-прикладного искусства, стремясь к сближению искусства и ремесла. 3 Уильям Моррис (1834–1896) — английский поэт, прозаик, художник, издатель, социалист. Крупнейший представитель второго поколения прерафаэлитов, неофициальный лидер движения «Искусства и ремесла». 4 Stop & Shop — сеть супермаркетов в юго-восточной части США. 5