– О том, что произошло двадцать три года назад? Он знает, подумала Эйра. Когда звонит его друг, он всегда берет трубку, это только со мной он не желает разговаривать. – Почему ты никогда не говорил, что встречался с Линой Ставред? – Я слышал, что ты копаешься в этом деле, – произнес Магнус. – И чего ты добиваешься? Шепот ветра в кронах деревьев, плач кукушки вдалеке. Если бы только можно было изолировать звуки леса от своих собственных – пульс, удары сердца, – то окружающий мир стал бы настоящей идиллией. – Я не собираюсь обсуждать это по телефону, – отрезала Эйра. Почти в пятидесяти метрах от лесопилки стоял желтый деревянный дом, похожий на виллу какого-нибудь служащего, явно выстроенный еще в те времена, когда любили возводить все величественное. Именно там проживала пожилая вдова, которая позвонила с жалобой в полицию. Теперь домом владела ее дочь, и она пригласила Эйру в сад отведать ревеневого компота. – Я ведь очень хорошо помню тот случай, – рассказывала она. – Я тогда жила ниже по течению, в Хэрнёсанде, но мама была так взволнована произошедшим, что хотела, чтобы я постоянно к ней наведывалась – она уже боялась оставаться дома одна. Самой Ингамай, как звали старушку, уже, конечно, не было на свете. Она ушла из жизни много лет назад, и ей было за восемьдесят, когда Лина Ставред пропала. – Почему вы решили заняться этим делом именно сейчас? Мама говорила, что полиция даже не перезвонила ей. Никто не пожелал выслушать пожилого человека. Эйра тщательно обдумала свои слова, прежде чем ответить. Конечно, все жители в Локне уже знали, что у лесопилки топчется полиция, но едва ли они догадались связать появление стражей порядка с исчезновением Лины двадцатилетней давности. – В одном деле всплыли новые факты, – сказала она, – поэтому сейчас мы проверяем даже очень старые сведения. Вовсе необязательно, что это как-то связано с тем, что мы ищем. И я буду рада, если вы не станете болтать об этом. Это затруднит нашу работу. – Нет-нет, что вы, я понимаю, – замахала руками женщина и подлила Эйре еще компота, который был сварен по рецепту мамы, а та унаследовала его, в свою очередь, от бабушки. Они сидели в саду, и дочь Ингамай вспоминала фрагменты из того, о чем рассказывала ей мама, еще тогда, в девяностые. В тот день у старой кузницы собралось несколько подростков. Они развели огонь, и старушка учуяла запах дыма. А ведь земля была сухой, и обстановка в лесах – пожароопасной. Ингамай подошла к границе своего участка и крикнула им, чтобы они перестали, но в ответ услышала только смех. Потом она видела, как один из подростков мылся в реке, когда спустилась на берег прополоскать половички – она упорно продолжала это делать, несмотря на то что у них уже лет десять как была стиральная машина. Видок у парня был как из фильмов ужасов. – Да-да, именно такими были мамины слова. Если она правильно помнит, кое-кто из них был на мотоциклах. – Вы мне рассказали куда больше, чем ваша мама сказала по телефону, – заметила Эйра. – Ну она же нервничала из-за того, что звонит в полицию. И потом, она ведь думала, что к ней приедут, сядут и выслушают. – И вы уверены, что все это произошло в те дни, когда пропала Лина Ставред? Женщина задумалась. – Возможно, не всё, – наконец проговорила она. – Но я помню, что мама рассказывала об этом именно тогда. Еще бы не помнить – ведь мне пришлось оставить детей и мчаться скорее сюда, чтобы ночевать с ней. Так что, пожалуй, что-то такое было. Я предложила сходить и посмотреть, что там да как, в разгар дня. Она не хотела, но я все равно пошла в ту сторону. И ничего не увидела. Может быть, то, из-за чего она так разволновалась, произошло очень давно, а потом всплыло вдруг из глубин ее памяти. Ну, вы знаете, как это бывает у пожилых людей – что-то случилось тогда, а что-то лет десять назад, а потом воспоминания наслаиваются, и кажется, что все произошло только вчера. Прежде чем уйти, Эйра еще раз напомнила женщине о соблюдении обязательства о неразглашении информации и похвалила на прощание ее ревеневый компот. По мере приближения к Высокому берегу окружающий пейзаж становился все более живописным. Дорога петляла меж округлых гор и зазубренных скал, все более дерзко вздымавшихся в небо. Заливы и морские бухты, глухие озера с неподвижной водой, в которых отражался сумрак лесов и небесная синева. Словно взятое из сказки, зачарованное, заколдованное – такие приходили на ум слова. Эйра нашла нужный ей адрес – бревенчатый хутор к югу от Нордингро. «Продажа подержанных вещей · Галерея · Кофейня» значилось на нарисованной от руки вывеске. На подъездной дорожке стояло много машин. Не то что у Рикена – куда там! – эти блестели и сияли. «Ауди» и «БМВ», одна тачка с немецкими номерами, другая из Норвегии – туристы, путешествующие по объекту мирового наследия и оказавшиеся здесь проездом. Женщина, у которой Магнус на данный момент жил, поздоровалась с Эйрой, пожав ей руку своей прохладной ладонью. Марина Арнесдоттер. Она была постарше Магнуса – лет этак пятьдесят или около того, и изъяснялась на государственном языке Швеции без малейшей примеси каких-либо диалектов. В сарайчике возле дома Марина Арнесдоттер торговала керамикой своего собственного изготовления и прямо сейчас, по счастью, была занята покупателями. – Но вот, возьмите, попробуйте пирога с лаймом, – предложила она и положила два куска на блюдо с кофейного столика, стоявшего снаружи перед входом в галерею. – Это так замечательно, что вы приехали сюда навестить брата. В слове «замечательно» Эйре послышался отголосок мрачной иронии, потому что, когда она постучалась в дом и Магнус ей открыл, он не сказал ей ни «добро пожаловать», ни что-либо еще в этом духе, а просто провел ее на кухню и молча усадил за стол. Его волосы теперь более короткими волнами спускались по шее, чем когда она видела его в прошлый раз. Даже в самые худшие периоды жизни брата его прическа всегда была на высоте. Ему никогда не нужно было платить за стрижку. – Давно вы вместе? – спросила Эйра, чтобы начать с чего-нибудь более-менее нейтрального. Он пожал плечами и повернулся к ней спиной. – Ничего серьезного. – Она кажется приятной женщиной. Чуть старше тебя. – Марина – славная. Она дает право мне быть самим собой, не стоит над душой и не ноет. – Я договорилась на следующую неделю с сотрудником патронажной службы. – Хорошо. – Магнус сердито потряс банкой из-под кофе и полез за новой. Закрывая шкафчик, он слишком сильно хлопнул дверцами, и Эйра внутренне вздрогнула – подобные звуки с детства внушали ей тревогу. Предвестники ссоры, которая вскоре должна разразиться. В памяти сразу возник ее брат, как он кричал, стучал по столу, по стенам, но никогда по людям, и мама, которая всегда плакала, когда хлопала входная дверь. И следом рев заводимого мотора, скрежет гравия под колесами байка и тишина после того, как он уносился прочь. – Какой она была? – спросила Эйра. – В последний раз, когда я у нее был, она лежала и спала, – ответил Магнус, – в остальном, кажется, все было в порядке. – Перестань. Ты же знаешь, о ком я говорю. О Лине Ставред. Знаешь, каково мне было прочесть в материалах по делу, что она была твоей девушкой? – Ты в то время еще играла с куклами. – Я играла, будто они умерли, – мрачно заметила Эйра. – Я швырнула свою куклу Барби в реку и смотрела, как ее уносит течением. – Что ты хочешь знать? – Почему ты никогда ничего не рассказывал? Магнус наклонился над столиком возле мойки. Провел рукой по голове, запустив пальцы в волосы, как он всегда делал. – А что я должен был рассказывать? Я же был тогда еще так молод, думал, что у нас большая любовь, что она и я словно созданы… Он был на грани срыва. Эйра почувствовала это, еще когда вошла. Этакое затишье перед бурей, тревожные минуты, когда замолкают перед грозой птицы, когда ярко светит солнце, предвещая дождь. Кто-либо другой на ее месте не заметил бы. Лишь незначительные признаки: нервозность в руках, сведенные челюсти, взгляд, судорожно цепляющийся за окно, без попытки выглянуть наружу. – Звонил Рикен. Сказал, что ты была у него. Выходит, ты катаешься туда и болтаешь ему про меня. За моей спиной… – Я думала, ты у него. – Говори, что хочешь. – В деле Лины обнаружился один момент, – начала она, – в том старом расследовании есть нечто такое, что… – Эйра отломила ложкой кусок пирога с лаймом, балансируя между двумя крайностями – его злость против правды, стремление докопаться до истины и в то же время желание избежать ссоры. Как бы то ни было, пироги эта Арнесдоттер пекла вкусные, ничего не скажешь. – Возможно, преступником был другой человек. – Какого черта. – Магнус не шелохнулся, и это было даже хуже, чем когда он колотил по предметам. Он уже это знал, подумала она, он совсем не удивлен, так почему же делает вид, что не знал? – То есть копы снова явятся по мою душу, да? И ты запишешь этот разговор на диктофон? – Нет, я не собираюсь этого делать. – А мне откуда знать, что ты не врешь? Эйра достала свой мобильный и положила его на стол. – Официально они еще не открыли дело, – объяснила она, – но исключить такой возможности тоже нельзя. – Почему ты не говоришь «мы»? Ведь ты же одна из них, или я не прав? – Подобные решения принимает прокурор, и ты наверняка это знаешь. – Но раз ты все-таки здесь, то, выходит, и Марину тоже будешь допрашивать? Мне позвать ее? Ты, наверное, хочешь спросить ее, нет ли у меня склонности к насилию, не причиняю ли я ей боль? Да ты хоть представляешь, как они меня мурыжили в этом вашем полицейском участке в Крамфорсе? Сколько раз приходилось таскаться туда на допрос? Ты не представляешь, каково это… – Ты действительно был в тот вечер дома, как ты и сказал? – Спроси у мамы. – Ты же знаешь, что я не могу этого сделать. – Она не такая чокнутая, как ты думаешь. Она помнит дни рождения и именины моих мальчиков, шлет им подарки и вообще следит за жизнью. – Взгляд Магнуса упал на холодильник, на дверце которого висела прикрепленная магнитиком в форме керамического сердечка фотография двух его сыновей – тот же самый снимок, что и у них дома. – Быть может, ты делаешь матери только хуже, приезжая сюда и задавая вопросы, на которые она и сама может ответить. – Не понимаю, как это связано?..