Сатин. Чепуха! Никуда ты не пойдешь… все это чертовщина! Старик! Чего ты надул в уши этому огарку? Актер. Врешь! Дед! Скажи ему, что он – врет! Я – иду! Я сегодня – работал, мел улицу… а водки – не пил! Каково? Вот они – два пятиалтынных, а я – трезв! Сатин. Нелепо, и всё тут! Дай, я пропью… а то – проиграю… Актер. Пошел прочь! Это – на дорогу! Лука (Сатину). А ты – почто его с толку сбиваешь? Сатин. «Скажи мне, кудесник, любимец богов, – что сбудется в жизни со мною?» Продулся, брат, я – вдребезги! Еще не все пропало, дед, – есть на свете шулера поумнее меня! Лука. Веселый ты, Костянтин… приятный! Бубнов. Актер! Поди-ка сюда! Актер идет к окну и садится пред ним на корточки. Вполголоса разговаривают. Сатин. Я, брат, молодой – занятен был! Вспомнить хорошо!.. Рубаха-парень… плясал великолепно, играл на сцене, любил смешить людей… славно! Лука. Как же это ты свихнулся со стези своей, а? Сатин. Какой ты любопытный, старикашка! Все бы тебе знать… а – зачем? Лука. Понять хочется дела-то человеческие… а на тебя гляжу – не понимаю! Эдакий ты бравый… Костянтин… неглупый… и вдруг… Сатин. Тюрьма, дед! Я четыре года семь месяцев в тюрьме отсидел… а после тюрьмы – нет ходу! Лука. Ого-го! За что сидел-то? Сатин. За подлеца… убил подлеца в запальчивости и раздражении… В тюрьме я и в карты играть научился… Лука. А убил – из-за бабы? Сатин. Из-за родной сестры… Однако – ты отвяжись! Я не люблю, когда меня расспрашивают… И… все это было давно… Сестра – умерла… уже девять лет… прошло… Славная, брат, была человечинка сестра у меня!.. Лука. Легко ты жизнь переносишь! А вот давеча тут… слесарь – так взвыл… а-а-яй! Сатин. Клещ? Лука. Он. «Работы, кричит, нету… ничего нету!» Сатин. Привыкнет… Чем бы мне заняться? Лука (тихо). Гляди! Идет… Клещ идет – медленно, низко опустив голову. Сатин. Эй, вдовец! Чего нюхалку повесил? Что хочешь выдумать? Клещ. Думаю… чего делать буду? Инструмента – нет… всё – похороны съели! Сатин. Я тебе дам совет: ничего не делай! Просто – обременяй землю!.. Клещ. Ладно… говори… Я – стыд имею пред людьми… Сатин. Брось! Люди не стыдятся того, что тебе хуже собаки живется… Подумай – ты не станешь работать, я – не стану… еще сотни… тысячи, все! – понимаешь? все бросают работать! Никто ничего не хочет делать – что тогда будет? Клещ. С голоду подохнут все… Лука (Сатину). Тебе бы с такими речами к бегунам идти… Есть такие люди, бегуны называются… Сатин. Я знаю… они – не дураки, дедка! Из окна Костылевых доносится крик Наташи: «За что? Постой… за что-о?» Лука (беспокойно). Наташа? Она кричит? а? Ах ты… В квартире Костылевых – шум, возня, звон разбитой посуды и визгливый крик Костылева: «А-а… еретица… шкуреха…» Василиса. Стой… погоди… Я ее… вот… вот… Наташа. Бьют! Убивают… Сатин (кричит в окно). Эй, вы там! Лука (суетясь). Василья бы… позвать бы Васю-то… ах, господи! Братцы… ребята… Актер (убегая). Вот я… сейчас его… Бубнов. Ну и часто они ее бить стали… Сатин. Идем, старик… свидетелями будем! Лука (идет вслед за Сатиным). Какой я свидетель! Куда уж… Василья-то бы скорее… Э-эхма!.. Наташа. Сестра… сестрица… Ва-а-а… Бубнов. Рот заткнули… пойду взгляну… Шум в квартире Костылевых стихает, удаляясь, должно быть, в сени из комнаты. Слышен крик старика: «Стой!» Громко хлопает дверь, и этот звук, как топором, обрубает весь шум. На сцене – тихо. Вечерний сумрак. Клещ (безучастно сидит на дровнях, крепко потирает руки. Потом начинает что-то бормотать, сначала – невнятно, далее:) Как же?.. Надо жить… (Громко.) Пристанище надо… ну? Нет пристанища… ничего нет! Один человек… один, весь тут… Помощи нет… (Медленно, согнувшись, уходит.) Несколько секунд зловещей тишины. Потом – где-то в проходе рождается смутный шум, хаос звуков. Он растет, приближается. Слышны отдельные голоса. Василиса. Я ей – сестра! Пусти… Костылев. Какое ты имеешь право? Василиса. Каторжник… Сатин. Ваську зови!.. скорее… Зоб – бей его! Полицейский свисток. Татарин (выбегает. Правая рука у него на перевязи). Какой-такой закон есть – днем убивать? Кривой Зоб (за ним Медведев). Эх, и дал я ему разочек!