– Не называй свою сестру чокнутой, – возражает Кейт. – Привет, Джулия! – говорит моя мама. – Какие у тебя красивые волосы! Волосы Джулии, обычно русые, сейчас отливают оранжевым. Я знаю, что это результат усердного использования спрея «Сан-Ин». Джулия по нему с ума сходит. – Спасибо, – отвечает Джулия. – Я втерла в волосы лимон и посидела на солнце. Врать она совсем не умеет. Какое солнце? Сейчас зима! – Что ж, это сработало! – отмечает моя мама. Несколько секунд две матери смотрят друг на друга. Моей пора идти. – Прослежу, чтобы Юлаби вернулась домой к ужину, – говорит Кейт. – И еще раз спасибо за суфле! Я прекрасно знаю, что есть она его не будет – Кейт вечно беспокоится о своей фигуре. Мол, всех фигуристок, когда они прекращают тренироваться, страшно разносит сзади. Мама уходит, и Кейт показывает мне и Джулии «мастерскую валентинок» (так она это называет), которую обустроила для нас в столовой. Цветная бумага, ножницы, блестки, бисер, стикеры и клей – словно нам по девять лет! Есть даже стопка покупных валентинок со Скуби-Ду, оставшаяся с прошлого десятилетия. – Знаешь, что это за коробки? – спрашивает Джулия, когда мы остаемся одни. Я мотаю головой, стараясь не показывать облегчения. Очень приятно, что разговор начался с коробок, а не с вечеринки в честь Марии Фабиолы. – Когда мама Джентл ее бросила, то уехала в ашрам. – Я думала, она поехала в Индию, – удивляюсь я. – Ну да, ашрам – это в Индии. Что такое ашрам, я не спрашиваю. – Там она завела роман с их главным и, в общем, сейчас стала кем-то вроде королевы ашрама. Я издаю звук, который должен выразить, что я впечатлена. – Ну да, ну да, понимаю, – говорит Джулия. – Но раз она там королева, угадай, кто принцесса? – Джентл! – уверенно отвечаю я. – Именно. И члены этого ашрама обращаются с ней как с принцессой. Собирают деньги и заваливают ее подарками. Всем этим… этими вещами. – И что, просто присылают подарки сюда? – Да, нам все время приносят эти коробки. Джентл страшно злится. Твердит, что ей это вовсе не нужно. Что это «меркантильность восьмидесятых»… Ладно, надоело – сколько можно о Джентл? Мы обе смотрим на стол с валентинками. Я чувствую, что Джулия снова удаляется от меня: нахлынула как волна – и сейчас отхлынет. – У меня идея, – говорю я. – Давай разошлем учителям валентинки от других учителей с признаниями в любви! Представляешь, как будет весело? – Это как? – спрашивает Джулия, слегка подавшись ко мне. Я начинаю с того, чтобы отправить биологичке мисс Мак валентинку от мистера Мейкписа. – «Хочу шептать дерзости вам на ушко… со своим дурацким британским акцентом!» – декламирует Джулия. Я смеюсь, а она записывает. Отлично! – думаю я. Мы снова вместе! – А от мистера Лондона пошлем открытку мисс Кейтениз, – предлагает она. – «Люблю вас, как Отелло Дездемону!» Джулия смеется, а потом останавливается, словно сообразив, что не поняла шутку. Спеша стереть этот неловкий момент, я продолжаю: – Мисс Росс пусть получит валентинку от того психотерапевта, что замещал ее в прошлом семестре, мистера Ганджи. – Она лежала в больнице, – говорит Джулия. – Фейт говорит, вроде бы грудь себе уменьшила. – «Мне не хватает твоих сисек! – декламирую я. – С любовью, Гандж». Над этим мы обе фыркаем минуты две. – И мисс Патель напишем от мистера Мейкписа, – говорю я. – Вообще от мистера Мейкписа надо всем написать. – Даже мужчинам? – Мужчинам особенно! Под мистера Мейкписа мы решаем пустить все валентинки со Скуби-Ду. На каждой пишем: «Р-р-р! Люблю вас!» И добавляем внизу: «С любовью, ваш шеф». От мистера Робинсона, физкультурника, учительнице шитья: «Хочу убежать с вами далеко-далеко! Только не очень быстро: на мне штаны, сшитые вашими ученицами, и я боюсь в них запутаться!» От мисс Мак мистеру Робинсону: «Когда я смотрю учебные ролики о размножении человека, всегда думаю о вас». От мистера Лондона мисс Кейтениз: «Как насчет тройничка? Фрэнни, Зуи и вы? Ах да, еще и я. Тогда выходит четверничок!» От мисс Питерсон, учительницы математики, мисс Трухильо, учительнице испанского: «Я + вы = Amor». Потом смотрим в карманном испанском словаре слово «секс», замазываем «amor» и исправляем на «sexo». Мы смеемся над этим целый час; но, решив, что каждый учитель должен получить валентинки не меньше чем от двух других, в конце концов изрядно упахиваемся. Мы использовали уже все, что приготовила мама Джулии: и цветные карандаши, и стикеры с выпученными глазами. Неохваченной осталась только мисс Ливси. Мы согласились без споров, что она на такое не купится. Закончив, мы складываем валентинки в черный мусорный пакет, на вид никаких подозрений не вызывающий. Я встаю, потягиваюсь, довольная и гордая своей креативностью и умением налаживать отношения, и тут до меня долетает странный запах. Сначала я думаю, что Кейт что-то сожгла: готовит она ужасно. Но это Джентл. Спускается из своей чердачной комнаты. Пахнет, как я понимаю, ее духами. Волосы у Джентл причесаны на пробор, но в остальном она сегодня совсем не похожа на хиппи. Выглядит почти нормальной – даже жаль. – Что это вы, девчонки, сидите тут в темноте? – спрашивает она. – Здесь не темно, – отвечает Джулия и показывает на настольную лампу. – Хоть занавески откройте, – говорит Джентл и идет к окну. – Не надо! – говорит Джулия. – Ну, не видно отсюда моста, и что? – говорит Джентл. – Какая разница? – Маме разница есть, – отвечает Джулия. – Она так и собирается делать вид, что мост там? Тотошка, мы уже не в Канзасе! – Ты, кажется, куда-то шла? – с намеком интересуется Джулия. – Да, хочу эти коробки отнести в благотворительный фонд, – отвечает Джентл. – Они вообще-то не пустые, – говорит Джулия. Глаза у нее темнеют, становятся совсем синими: так бывает, когда она волнуется. – Ну да, поэтому и хочу от них избавиться. – Кажется, мама собиралась продать эти вещи, – говорит Джулия. – Но они же мои, – отвечает Джентл. – А ты не думала, что мама, может быть, захочет их продать? – спрашивает Джулия. О том, что ее мать нуждается в деньгах, Джулия при мне говорить не готова. Она и так стыдится того, что семья впала в относительную бедность. – Это не ее вещи, как она может их продать? – говорит Джентл и берется за самую большую коробку. – Открой, пожалуйста, мне дверь, – просит она Джулию. – Нет, я занята, – отвечает Джулия, приклеивая блестку потемнее к верхней губе, на манер родинки. Джентл молча ставит коробку, открывает дверь, снова берет коробку и уходит. Странно, но запах ее духов после этого становится только сильнее. – Давай-ка заберемся к ней в комнату! – говорит Джулия и вскакивает из-за стола так резко, что под ней дрожит пол. Чтобы забраться в комнату Джентл, надо подняться по приставной лестнице на чердак. – Она сама решила здесь жить, – говорит Джулия, пока я лезу за ней следом. – Всякие психи всегда живут на чердаках. По соседству с летучими мышами. Полукруглые перекладины деревянной лестницы врезаются мне в ладони и в босые ноги. Я поднимаюсь, и резкий запах благовоний все сильнее бьет в нос. Я готовлюсь увидеть наверху страшный беспорядок. Представляю себе разбросанную везде одежду – брюки-клеш и туфли на платформах, свисающие отовсюду бусы и кожаные ремни, и все такое прочее. Однако в комнате у Джентл на удивление чисто и прибрано – определенно чище, чем у меня.