– У вас есть домработница? – спрашиваю я Джулию, думая, что здесь кто-то прибирается. – Больше нет, – отвечает она, слегка запыхавшись после подъема по лестнице. Странно, что Джулия так легко задыхается: она ведь занимается спортом, четыре раза в неделю катается на коньках. На стене висит в рамке плакат «Grateful Dead». На столе несколько чайных чашек в мелкий цветочек – выглядит как-то очень по-английски. Бедняга Джентл, думаю я. Даже хиппи из нее не получается. – Хочешь, покажу кое-что забавное? – говорит Джулия. Осторожно открывает верхний ящик стола Джентл, достает оттуда тетрадь, раскрывает на разграфленной странице. – Она записывает в столбик все, что в семидесятые годы было лучше, чем в восьмидесятые! Посередине страницы прочерчена по линейке вертикальная линия. По обе стороны от нее очень аккуратным почерком вписано: – Прикольно, правда? – говорит Джулия. – Кто вообще составляет такие списки? – А давай напишем ей валентинку! – предлагаю я. – От кого? – Из семидесятых! – Ха! – говорит Джулия. Мы спускаемся вниз, возвращаемся за обеденный стол и садимся за работу. На этот раз используем весь оставшийся бисер. «Мы по тебе скучаем! – пишем мы. – С любовью, немытые хиппи». Близится время ужина, и мне пора уходить. Мы с Джулией снова подруги; я счастлива и горжусь собой. По дороге домой от Джулии делаю небольшой крюк, чтобы взглянуть на дом Кита. Свет не горит, машины возле дома нет – значит, он еще в Йосемити. После ужина, перед сном, когда папа у себя в кабинете, а мама моет посуду на кухне, потихоньку выскальзываю из дома. На дверях дома Кита все еще висит рождественский венок, и свет теперь горит, но звонить в дверь уже поздно. Я обхожу вокруг дома, надеясь, что Кит увидит меня в окно. Представляю себе как наяву: вот он заметит, как я крадусь по кустам, поймет, как я скучала без него, и сразу меня полюбит. Выйдет, и я расскажу ему, какие смелые и остроумные валентинки сочиняла сегодня вместе с Джулией, с которой мы снова друзья. 23 В понедельник на утреннем собрании одноклассницы смотрят на меня и перешептываются. «Кровь… Аксель… вечеринка… шлюха…» Как быстро все произошло! Миг – и я уже неприкасаемая. Кажется, никто не в силах поверить, что я как ни в чем не бывало явилась в школу после того, как заляпала парня своей кровью на вечеринке в честь Марии Фабиолы! Общее отвращение окутывает меня ядовитым туманом. Джулия проходит мимо, даже не здороваясь. К концу моих первых месячных вопрос о новой школе встает остро, как никогда. Еще несколько недель назад я разослала заявления и подготовила вступительный взнос. Купюры разгладила утюгом, чтобы выглядели как взрослые деньги. Осталось получить рекомендации учителей – задача не из легких. Мисс Ливси мне не откажет; но две школы, стоящие во главе моего списка, требуют рекомендацию от учителя английского и литературы. В обеденный перерыв я отправляюсь к мистеру Лондону. Дверь у него сегодня открыта еще шире, чем в прошлый раз. Увидев меня, он делает глубокий вдох, даже втягивает щеки. – Хочу рассказать вам о своих планах, – начинаю я, сев на стул напротив его стола. – На следующий год я разослала заявления в несколько школ-интернатов. – Да, как же, ты упоминала, – отвечает он. Точно нет – об этом я не «упоминала» никому, даже родителям! Но сейчас не время его поправлять. – Вот, и эти школы просят рекомендации от моего учителя литературы, так что я подумала… – Я останавливаюсь, надеясь, что продолжать не придется – но он молчит, и я неохотно заканчиваю фразу: – Подумала, что, может быть, вы будете так добры написать мне рекомендацию? Я понимаю, что это не входит в ваши обязанности, и ценю ваше время, но была бы вам очень благодарна. Он встает и отворачивается к окну, сложив руки за спиной. В такой позе в кино изображают президента, принимающего важное решение на благо страны. Но для решения о том, выдать ли рекомендацию какой-то злосчастной ученице, это определенно стрельба из пушки по воробьям. Наконец он поворачивается ко мне. – Что ж, Юлаби, я могу сделать это для тебя. Могу – но мне это будет нелегко. – Очень жаль это слышать, – отвечаю я. – Потому нелегко, что, по моему ощущению, ты не питаешь уважения к тем же книгам, что и я. У нас с тобой разные литературные вкусы. – Разве это не допустимо? – спрашиваю я. – Не в моем классе, – отрезает он. Теперь мой черед глубоко вздохнуть. Я думаю о школе «Тэтчер», где у каждой ученицы есть собственная лошадь. «Давай, ради лошади!» – говорю я себе. – Уверена, есть книги, в отношении которых наши вкусы сходятся, – говорю я. – Какие, например? – Ну… вы еще не прочли роман Милана Кундеры? – Нет, – отвечает он. – Не было возможности: его взяла почитать одна ученица и до сих пор не отдала. – Я его верну, – говорю я. Скольжу взглядом по книжной полке, отыскивая книгу, которую могла бы с ним обсудить. Нет, Джека Лондона точно не стоит! И вдруг вижу: пустого места больше нет. Там, где на полке зияла дыра, стоит «Похищенный» Роберта Льюиса Стивенсона. – Как насчет «Похищенного»? – говорю я. – Эту книгу у меня кто-то взял без спроса, – отвечает он. – А потом вернул. – Выходит, ее саму похитили! – говорю я, надеясь, что он улыбнется. Но он не улыбается. – Нет, просто взяли без спроса. Я пожимаю плечами – как надеюсь, игриво. – Тебе никто никогда не говорил, что у тебя… странное чувство юмора? – спрашивает он. – Никто, – вру я. – Вы первый. – Это ты брала книгу? – спрашивает мистер Лондон. – Нет, я ее прочла еще несколько месяцев назад. – И что о ней думаешь? – Думаю, она… – я ненадолго останавливаюсь, а потом заканчиваю: – …Особенно актуальна в наше время. – Как так? – спрашивает мистер Лондон. – Ну, вы же были в пятницу на вечеринке. – И я отвожу глаза, надеясь, что в конце вечера он меня не видел. – Был, – говорит он. – И что? – Ничего, – отвечаю я. Что я делаю? Сама разрушаю всякую надежду на успех – и не могу остановиться! Но он вопросительно смотрит на меня – и я делаю шаг в пропасть. – Вам не кажется, что в истории Марии Фабиолы прослеживаются сильные отзвуки сюжета Стивенсона? – Дай-ка подумать, – говорит мистер Лондон. Делает задумчивое лицо – устремляет глаза к бежевому потолку и почесывает подбородок. Посидев так немного, опускает глаза. Подумал. – Не уверен, что вижу здесь какие-то параллели, – говорит он. – Не видите параллелей?! – Нет, рекомендации мне точно не видать! – Да, ее тоже похитили, но это же случилось не в горах Шотландии, – говорит он. – И потом, роман Роберта Льюиса Стивенсона вышел сто лет назад. Как этот человек преподает литературу? Загадка. Чудо какое-то. – Но вся эта история про корабль, про остров, бегство с острова? – настаиваю я. – И как похитители сначала над ней издевались, а потом один ее пожалел и убедил остальных отнестись к ней добрее? – Иногда писателям удается уловить некие глубинные, подспудные закономерности бытия, – говорит он. – Именно это делает их книги актуальными для всех поколений. Я рад, что хотя бы самые поверхностные из таких общих идей и тем ты начала замечать. – Можем мы прерваться на секунду? – спрашиваю я. – Мне нужно подышать свежим воздухом. – Конечно, – отвечает мистер Лондон. Я выхожу и начинаю ходить взад-вперед мимо его дверей. На лбу у меня выступил пот, уши горят. Как мистер Лондон может не видеть, что всю свою историю Мария Фабиола сперла у Стивенсона? Он же только месяц назад читал нам лекцию о плагиате! Я хожу по коридору и считаю до ста двадцати. Снизу, из холла, долетают приглушенные голоса: не сомневаюсь, обсуждают меня. «Шлюха… напилась… в дурацкой шляпе… кровь…» Я снова вхожу в кабинет мистера Лондона. Молча достаю из рюкзака бланк рекомендации, кладу в ящик входящих документов, что стоит у него на столе справа. «Какого черта!» – думаю я. Вверху стопки документов вижу знакомый красный конверт, еще не открытый. Наша валентинка? Вот не ожидала, что Джулия действительно их разошлет! Я хочу незаметно стащить конверт, но мистер Лондон на меня смотрит. – Я знаю, что мы не на все смотрим одинаково, – говорю я. – Но «мечты мои – вот все, чем я владею. И, ради бога, ставь стопу нежнее: ведь ты ступаешь по моим мечтам»!