– У этой школы особая репутация, – говорит Шелли Стайн. – В шестом классе Шекспир, в седьмом Гете. А сейчас, как я понимаю, вы читаете Гомера? Поразительно, думаю я. Когда это мистер Лондон успел до нее добраться? – Итак, мой вопрос, – продолжает она. – Бывает ли, что такая напряженная учеба кажется вам тяжеловатой? – Да нет, – отвечаю я. Шелли Стайн не трудится это записывать. – А ты, Мария Фабиола? – поворачивается она к ней. – Что ты думаешь о здешней академической нагрузке? – Ну, я сюда хожу с детского сада. И все равно здесь критикуют наши валентинки! Теперь я смотрю на нее с удивлением: с чего это Мария Фабиола заговорила о валентинках? – О, – говорит Шелли Стайн и ждет продолжения, но мы молчим. – Итак, – продолжает она, – у этой школы репутация серьезного учебного заведения с большой нагрузкой на учениц. А какие-то передышки у вас бывают? – Конечно, – отвечает Мария Фабиола. – В конце учебного года бывает неделя, когда вместо обычных уроков у нас идет какой-нибудь необычный курс по выбору. – Какой же? – спрашивает Шелли Стайн. – Ну, например, шитье, – отвечает Мария Фабиола. – Шитье, – повторяет Шелли Стайн. – Любопытно. – Она садится прямее. – А еще? Вот мой шанс, думаю я. Мне понятно, на что клюнет Шелли Стайн – и на этот раз я не собираюсь уступать первый голос Марии Фабиоле. – Еще у нас есть курс о том, как хорошо выглядеть в купальниках! Теперь Шелли Стайн не просто разворачивается на своем вертящемся стуле в мою сторону, но и придвигается поближе. – А можешь поподробнее? – спрашивает она, и ручка ее замирает над блокнотом, словно марафонец на старте, ждущий сигнального выстрела. – Я могу, – громко говорит Мария Фабиола, переключая внимание на себя, и Шелли разворачивается к ней. – Это курс под названием «Атлетичное тело». Нас всех взвешивают в классе в начале недели, а потом в конце. В самом деле, это для того, чтобы хорошо выглядеть в купальниках. – В слитных купальниках или раздельных? – интересуется Шелли Стайн. – Ну, это они не уточняют, – пожимает плечами Мария Фабиола и на секунду останавливается; кажется, ее саму занимает эта новая мысль. – В общем, смысл в том, чтобы в конце недели выглядеть лучше, чем в начале. В начале недели мы все взвесились, и тренер записал наш вес на доске в столбик, против каждой фамилии. А потом мы целыми днями бегали по пляжу, прыгали с поднятыми руками, и еще ездили на велосипедах в Марин-Хедлендс и ночевали там в хостеле. И там все вокруг ели гамбургеры, а нам разрешали только салат! – Только салат, и все? – Еду для нас привезли тренеры, понимаете? И они взяли только салат. А сами, между прочим, ели стейки! – Наверное, вам тоже хотелось чего-то посытнее? – спрашивает Шелли Стайн. – Ужасно хотелось! – драматически восклицает Мария Фабиола. – А они говорили: смотрите, чтобы под вами велосипеды не погнулись и шины не лопнули, ну и все такое. Чтобы нам было стыдно есть, понимаете? – И кто были эти учителя? – Так вышло, что все мужчины, – отвечает Мария Фабиола. – Только мистера Мейкписа там не было. А все остальные мужчины-учителя были. – Поверить не могу! – восклицает Шелли Стайн с таким видом, словно и вправду отчаянно старается этому поверить. – А где же были учительницы? – Наверное, все остались дома, с семьями, – отвечает Мария Фабиола. Это неправда. С нами ездила мисс Ливси. – И что было в конце недели? – спрашивает Шелли Стайн. Она едва успевает записывать. – Ну, я упоминала, что в начале недели нас всех взвесили и составили список, верно? Шелли Стайн кивает. – Да, только хочу прояснить: взвешивали вас тоже мужчины? – Да, – отвечает Мария Фабиола. – А потом нас взвесили в конце недели, проверили, кто сколько скинул, и записали в табели. – Как оценки? – уточняет Шелли Стайн. – Точно, – отвечает Мария Фабиола. – Скажи это сама, – просит Шелли Стайн. – Как оценки, – повторяет Мария Фабиола, и Шелли Стайн это записывает. Я слушаю Марию Фабиолу и думаю: все почти так и было, как она рассказывает, – но как непохож ее рассказ на то, что происходило на самом деле! Правда в том, что мы с Марией Фабиолой выбрали «Атлетичное тело» по собственному желанию. Сами захотели сбросить несколько фунтов, чтобы произвести впечатление на мадам Соню. И быть в хорошей форме, чтобы легче было лазить по скалам на Чайна-Бич. Хотели отправиться в поездку с мисс Ливси, потому что она рисует по вечерам, и сын у нее красавчик… С кристальной ясностью я понимаю: Мария Фабиола обладает талантом, которого мне не достичь никогда. – Просто хочу убедиться, что у вас тут все в порядке, – говорит, просунув голову в дверь, мистер Мейкпис. – Все замечательно! – ослепительно улыбается ему Шелли Стайн. – Счастлив это слышать, – отвечает он. «Когда прочтешь интервью, счастлив не будешь», – думаю я. Мистер Мейкпис поднимает вверх оба больших пальца и закрывает дверь. Улыбка Шелли Стайн тут же гаснет. – Что ж, теперь давайте перейдем к самой неприятной части. Я не хочу вызывать у вас тяжелые воспоминания, но наших читателей, разумеется, интересуют ваши исчезновения. – Похищения, – поправляет ее Мария Фабиола. – Хорошо, – говорит она. – Расскажи мне, что произошло. – Был четверг, – начинает Мария Фабиола. – Я думала, среда, – поправляет Шелли Стайн. – Двенадцатое декабря – это была среда. – Да, верно, – отвечает Мария Фабиола. – Я просто думала о Юлаби. – А Юлаби пропала во вторник, – говорит Шелли Стайн. – Ну… – И вдруг у Марии Фабиолы глаза наполняются слезами. Я с трепетом слежу за ней. Как у нее это выходит? – Знаете, нас обеих эти похищения совсем выбили из колеи. И потом, похититель специально старался нас запутать, чтобы мы не знали, какой сегодня день. Там, где он нас держал, было много календарей, и все разные. Разных лет. – А можешь об этом поподробнее, пожалуйста? – просит Шелли Стайн. Мария Фабиола кивает не головой – всем телом. – Конечно, могу, Шелли. Мне кажется, этот похититель хотел стать вторым Зодиаком. Он был просто копия Убийцы-Зодиака и тоже сходил с ума по гороскопам, представляете? – Представляю, – после секундной паузы отвечает Шелли Стайн. – Продолжай, пожалуйста. Что-то записывает, подчеркивает и быстро переворачивает страницу. – Так вот, он привез нас в это место, – говорит Мария Фабиола. – И заставлял читать гороскопы в старых газетах. Газеты были из Рашн-Ривер. А кормил консервами для кроликов. – Консервами для кроликов? – переспрашивает Шелли Стайн. – Да, салатом в банках, – говорит Мария Фабиола. – Как для кроликов. Шелли Стайн уже ничего не записывает. Поворачивается ко мне, и я мгновенно покрываюсь потом. Нет, мне не потянуть! – Юлаби, – говорит она, – как выглядел этот человек? – У него была длинная борода, – отвечаю я и, подняв глаза, разглядываю трещину в стене под самым потолком. – Всегда ходил в одной и той же рубашке, раскрашенной вручную, – добавляет Мария Фабиола. – Шрамов на нем не было. В комнате у него висели мандалы и стояла… ну, такая типа швейная машинка. – Швейная машинка? – переспрашивает Шелли Стайн. – Ткацкий станок, – вставляю я, потому что понимаю, что имеет в виду Мария Фабиола. Ткацкие станки мы видели в третьем классе, на экскурсии. – Точно! – восклицает Мария Фабиола. – Ты тоже его видела! – А где находится это место, куда приводил вас мужчина в крашеной рубашке? – спрашивает Шелли Стайн. Она листает блокнот, а я вытягиваю шею и отчаянно стараюсь подглядеть, что там написано. – В районе Хайт-стрит, – отвечает Мария Фабиола. Я снова покрываюсь потом, а она наклоняется к Шелли Стайн и продолжает: – Такой высокий викторианский дом. Он держал нас на верхнем этаже. – В районе Хайт-стрит – где именно?