- А он уже. Наша Мина выступает первой. Завтра. 6.5 Подскочив, я выхватила из рук Марона злосчастный листок и вчиталась в летящий почерк. - Ты не ошибся,- констатировала я и с отвращением отбросила письмо. - Да,- Марон всплеснул руками,- представь себе, за пять лет обучения меня не только надрессировали колдовать, но еще и читать научили! А еще, вспыльчивая ты наша, обрати внимание, что чернила не магические. Не иначе, как секретарь Правителя лично ручками писал, а не заклинанием бланки заполнял. Тина прижала руки к груди и прерывающимся голосом предположила: - А что если это сам Правитель писал? Она тут же бросилась поднимать листок, бережно разглаживать заломы и причитать: - И теперь он страдает от неразделенной любви. И от того, что не сможет жениться по любви. И… - Что она последним читала? - шепотом спросила я, наблюдая за всей этой суетой круглыми глазами. Марон нахмурился, вспоминая, и неуверенно ответил: - Несравненная Иветта и тайный лорд? - Тайны лорда Дербиора и маленькая леди Роуз,- отчеканила Тина,- и это прекрасный роман, в котором нашлось место и любви, и приключениям! А вы все - бесчувственные насмешники. - Меня-то за что,- удивилась я,- мы с тобой одну библиотеку на двоих собираем. Подруга чуть смутилась: - Извини. Просто... Помните, в газетах опубликовали изображение указа, написанное лично Правителем? Это был его первый указ, тот самый, который невозможно отменить. Я его вырезала и храню. И вот почерк там один-в-один, как на этой записке. А первый указ Правитель всегда пишет сам, полностью. Я же в этот момент судорожно пыталась вспомнить, когда это было и что это был за указ. Наш Правитель взошел на престол при весьма туманных обстоятельствах и, одновременно с этим, Совет Крылатых получил ряд привилегий. Что и привело к целой волне насмешек и прозвищу полу-Правитель. А вот указ... - Про развод,- Тина закатила глаза,- раньше только мужчина мог подать на развод, а женщина нет. - Неправда,- возмутилась я. - Ты свои Окраины со всей страной не путай, вы же присоединялись почти добровольно и ваши «окраинные уложения» перешли в категорию «культурные традиции, охраняемые законом». Действуют они только у вас,- терпеливо напомнил Марон. - А в остальной части страны все немного иначе. И в Иль-доратане, кстати, есть свои «культурные традиции». Там муж может привести домой любовницу, и жена будет обязана принять ее как дорогую гостью. Почести оказать. - Какие конкретно? - заинтересовалась я,- проклятья и переломы? - По-моему, она должна будет омыть женщине ноги и расчесать волосы,- Марон нахмурился,- но это не точно. Там все сложно, любовница не может постоянно жить в доме женатого мужчины и... Не помню я, правда. У меня же бабушка оттуда. Она в свое время сняла с себя все золото, все артефакты, распустила волосы и ушла босой. Если женщина в течение трех дней не возвращается в дом мужа, она считается разведенной. Мы немного помолчали, а после Тина хмыкнула: - Ну вот, даже в Иль-доратане женщина может подать на развод. Хотя способ, конечно, эпический. А я, глядя на листок, который подруга так и прижимала к груди, вдруг поняла: - Хочу кофе с розовым перцем. И ту странную конструкцию из разрезанной надвое булочки, сыра, соуса и мяса. - Штормбур,- облизнулся Гамильтон и застучал хвостом по ковру,- уличная еда, пришедшая к нам из Империи Штормов. Недостойная, но вкусная, вкуснейшая пища. - Кофе – напиток мужчин. Они же прямо-таки отказываются его готовить для женщин,- вздохнула Тина. А я ткнула пальцем в Марона: - А он нам для чего? - Не знаю,- на секунду растерялась подруга,- мы же просто так дружим… - Спасибо,- дурашливо поклонился Марон,- хоть кто-то дружит со мной просто так, а не в расчете на чашку кофе. Тина, убрав отвлекавшее ее письмо в карман, встряхнулась и исправилась: - Но кофе я тоже буду. - Жестоко,- цокнул Марон. - Какао с лавандовыми цветочками и облачной помадкой подают только девушкам,- напомнила я. - Вот поэтому я с вами и дружу,- засиял улыбкой Марон,- и, заметьте, я – умнее. Я выбрал двух подруг, что значит вдвое больше какао. А у вас только один я – что значит только одна чашка кофе. - Два раза сходишь,- хором припечатали мы. - Давайте уже пойдем?! – возмутился Гамильтон и облизнулся,- раздразнили и стоят болтают! - Нет уж,- возмутилась я,- дайте мне хоть переодеться. Это платье платком не прикроешь! И, закрыв за собой дверь, я вдруг вспомнила Делию и ее окраинный наряд. А ведь и у меня есть такая одежда. Пусть уже пять лет мне не приходилось доставать тот уменьшенный тючок, но… Сегодня можно. Легкая рубашка, темный корсет с крючками для скрытого ношения артефактов, облегающие брюки и приталенный удлиненный жакет без рукавов. Все надежно зачаровано и пропитано укрепляющими зельями. Эту одежду покупают раз и на пять-шесть лет, а не как столичные тряпки – пять раз вышла в люди и все, на перешив или и вовсе в лавку старьевщика. Толкнув дверь, я вышла к друзьям. Марон и Тина тоже успели сменить наряды. Даже Гамильтон перекрасил узор на своем жилете. Но это он скорее поддавшись общему настроению. - Вау,- выдохнула Тина,- мы тебя такую никогда не видели. Сжав в пальцах портальную заготовку, я просто спросила: - Все готовы? - Жги! То есть, открывай,- рявкнул Гамильтон. И через мгновение вокруг нас шумел столичный рынок. Гамильтон встал на задние лапы и принялся осматриваться. Штормбуры он очень уважал, особенно, если я вытаскивала оттуда листья зеленого салата. Увы, наш Генерал не любит растительную пищу. - Пшел! В воздухе свистнула плеть и мы все с немым шоком уставились на покорного пегаса, что тащил за собой груженую повозку. Тащил и покорно принимал все удары, сыпавшиеся на кремовую шкуру. Шкуру, что сейчас была испещрена ссадинами. - Пшел, скотина! Быстрей! Мужичонка, правивший повозкой, вскинул руку, свистнула опускающаяся плеть и я зашипела от острой боли. Щит не выдержал и плеть рассекла до крови мою подставленную под удар руку. Секундная тишина и передо мной, оказавшейся у самой телеги, вырастает Гамильтон. Он увеличился в размерах и просто смотрит. Исподлобья смотрит. И мужичонка бледнеем, лепечет невнятно: - Ты чего, а? А они чего? А мне не нужно оборачиваться, чтобы понять – Тина лечит пегаса, а Марон заговаривает ему зубы, чтобы он меньше чувствовал боль. - Он ведь живой, разумный. Он ведь тебе лучший помощник – словами объяснишь и он поймет. К чему эта жестокость? «И почему он это терпит», но об этом я спрашивать не стала. - Мы все,- отрапортовала Тина и я, сбросив с руки окровавленную плеть, подошла к морде пегаса. Он шумно вздохнул, обдав меня теплым дыханием. А мужичок, немного расслабившийся, бросил мне в спину: - Если ему что-то не нравится – пусть уходит. Другую лошадь найду. Я провела рукой по гладкой кремовой шкуре. Минуту назад здесь цвели кровавые рубцы. И, готова поспорить, они расцветут вновь. - Наш мир умирает,- проговорил пегас. - Знаю,- я досадливо сморщилась. - Мы вынуждены хвататься за любую работу, чтобы найти безопасное место для своих жеребят. - Во-во, в моем сарае их трое топчется,- крякнул мужик.