Что это? Что это могло значить? Куда ведет этот ход? Что-то она такое слышала… да, слышала давным-давно, еще в детстве, еще при жизни отца… Ну да, во время одного из гостеваний в Широкополье заговорили о пугачевском нашествии, и Гаврила Семенович рассказал, что, когда прошел слух, пугачевцы, дескать, будут наступать на Широкополье, тогдашний хозяин имения, Широков Семен Алексеевич, выкопал подземный ход, ведущий из одной из комнат наружу, в сад, на грань леса. И не зря старался, как вскоре выяснилось! Благодаря этому ходу семья спаслась от душегубов, которые шли по имениям помещичьим, словно злая чума. Когда угроза исчезла, хозяин велел заложить проход в саду плашками, на них насыпать землю и посадить там ягодные кусты – чтобы место напрасно не пропадало. Ася сделала несколько шагов по проходу. Идти пришлось согнувшись в три погибели, однако земля на спину ей не осыпалась. Эта история, о которой рассказывал Гаврила Семенович, произошла больше полувека тому назад, однако удивительно, что плашки, прикрывавшие яму, с этого времени не сгнили, а сам проход не завалило. Но, наверное, его сохранили для какой-то надобности, потому и плашки меняли… Для какой надобности? Какая разница – сейчас главное выбраться отсюда! Гаврила Семенович говорил, этот ход вел в какую-то комнату. Но в нее еще надо ухитриться войти! Дверь, конечно, окажется забита… Но если Ася станет кричать и стучать, в доме ее кто-нибудь да услышит верней, чем в заброшенном саду. О господи, а вдруг Анисье известно про этот ход? И вдруг она будет караулить у той заветной двери, к которой Ася стремится?! Нет, лучше не думать ни о чем плохом. Лучше верить, что удастся спастись, что она выберется, выберется, выберется! Путь казался бесконечным… Спину ломило, ноги подкашивались, и Ася даже не поверила себе, когда ее протянутые вперед руки наткнулись на дверь. Торопливо ощупала ее, нашла скобу, потянула на себя… и чуть не упала, когда скоба послушно поддалась и дверь отворилась, причем легко, без скрипа, как будто ею часто пользовались и петли были смазаны! Ну да, если подземелье содержится в порядке, значит, и выход из него должен содержаться в таком же порядке. Ася оказалась в каком-то чулане. С невыразимым облегчением распрямляя спину и колени, она огляделась уже вполне привыкшими к темноте глазами – и увидела напротив еще одну дверь, которая, наверное, вела внутрь дома. В углу чулана стоял прислоненный к стене шест, а рядом на полу лежал толстый моток веревки с прикрепленным к нему крюком. Присмотревшись повнимательней, Ася обнаружила, что к веревке привязано несколько деревяшек – не слишком толстых, но прочных. Похоже, это веревочная лестница, с помощью которой можно вылезти из ямы. У Аси немного полегчало на душе. Если она не сможет открыть дверь, которая ведет в дом, то вернется в яму, волоча за собой веревки с крюком, и обязательно выберется наружу! Но как сдвинуть плашки? Шестом? Наверное. Впрочем, представив себе эту картину, Ася постаралась выкинуть ее из головы и, решительно бросившись к двери, рванула ее. К превеликому изумлению девушки, дверь охотно распахнулась – и Ася, отбросив с пути пахнущую пылью занавесь, оказалась… в кабинете Гаврилы Семеновича! Комната была обита деревянными панелями до середины стен, с зелеными обоями выше панелей. Когда-то все они, Никита, Юрий, Лика и Ася, очень любили прятаться за этой тяжелой занавесью, прикрывавшей часть стены, но им и в голову не приходило, что здесь скрыта потайная дверь. Если бы Ася только что сама не вошла в кабинет через эту дверь, она бы и не подозревала о ее существовании, так тщательно были подогнаны панели и приклеены обои. Зачем это сделано? Зачем в чулане лежит веревочная лестница и стоит шест? Зачем содержится в порядке старый подземный ход, в котором даже земля не осыпалась со стен: ведь на одежде Аси нет грязи, разве что легкие башмачки запачканы немножко… Ася вернулась в каморку, опустила с головы воротник и тщательно стряхнула с него землю, которая насыпалась, когда Анисья сдвигала грязные плашки; потом очистила малейшие следы грязи с башмаков. Она сама не знала, зачем хочет уничтожить признаки того, что побывала в подземелье, но чувствовала, что это обязательно нужно сделать. Опять вошла в комнату и огляделась, словно надеясь найти ответы на вопросы, которых возникло так много… Раньше эта комната Асе нравилась больше всех других, не считая портретной. Все здесь осталось таким же, как раньше. Зеленые гардины на окнах не были сдвинуты, и непрямые солнечные лучи мягко освещали все вокруг. В них прозрачными тучами роились пылинки, словно некие странные насельники кабинета, которые в отсутствие солнца прятались в мебели, шторах, книгах, обивке кресла, в потертом ковровом архалуке, который Гаврила Семенович иногда накидывал на плечи в студеные дни, когда даже жарко натопленная печь не спасала от мороза. Здесь стояли тяжелый темный книжный шкаф, массивный письменный стол и стулья ему под стать. Эта мебель была сработана крепостными мастерами – но сработана крепко и с большим вкусом еще во времена того самого Широкова, который вырыл подземный ход и спасся от Пугачева. Возможно, и архалук принадлежал ему же! Ася взяла архалук и прижалась к нему лицом. Так хотелось успокоиться, так хотелось вернуться в детство! Когда-то от этой ткани исходил едва уловимый запах сандала и еще каких-то восточных пряностей. Сейчас все старые ароматы из кабинета выветрились, вот разве что по-прежнему сладко пахло воском от заботливо натертого паркета, но этот запах тоже помогал вернуться к блаженным детским воспоминаниям и утешал. Со слабой улыбкой Ася свернула архалук, чтобы положить его на место, как вдруг заметила, что сиденье слегка сдвинулось. Вообще-то в кабинете Широковых стояло не простое кресло, а кресло-сундук, тоже сработанное крепостными столярами. Спинка и подлокотники были приделаны к ящику, а сиденьем служила его крышка. Все сооружение было обито трипом[63], и, если не знать, ни за что не догадаться, что это вместилище для каких-то вещей. Что именно там лежало, Асю никогда не интересовало. Ключи от кабинета имелись только у хозяина дома; убирал в кабинете особо доверенный слуга. Из поколения в поколение служили здесь мужчины из семьи Шундуковых, но случайна ли эта схожесть фамилии со служебными обязанностями или семья получила фамилию из-за рода службы, Ася, конечно, не знала. Она только помнила, что в пору ее детства доверенным слугой был Фома Евсеич Шундуков, тогда уже немолодой и болезненный. Он готовил на свое место сына Гриню. Жив ли еще Фома Евсеич? Или теперь доверенным слугой стал Григорий Фомич Шундуков, который и думать забыл, что его когда-то называли Гриней?.. Гриня!.. Так вот где слышала Ася это имя! Нет, не только здесь, не только в Широкополье. Где-то еще! И послушно всплыло в памяти: там, в той ужасной церкви, Данилов наконец-то очнулся, но не смог открыть залитые кровью глаза. Ася хотела вытереть ему кровь и перевязать рану. Высокий разбойник – он держался властно, как главарь, – грубо воспретил, но другой, гораздо ниже ростом, коренастый, который потом избил Асю и выстрелил в Данилова (и, как тогда показалось Асе, тоже обладал немалой властью, может быть, даже большей, чем у высокого!), что-то прошептал – и главарь послушно окликнул другого своего сообщника: – Гриня, слышь… Потом, когда коренастый сердито ткнул его в бок, он поправился и назвал этого человека Кузей. Ася тогда подумала: странно, что главарь разбойничьей ватаги забыл имя своего же ватажника! Подумала – но сразу забыла: в ту минуту самым важным было перевязать голову Федору Ивановичу, промыть ему глаза. Кузя, конечно, оказался столь же груб и жестокосерд, как прочие. Как он рявкнул на Данилова своим хриплым, словно бы сорванным голосом: «Эй ты, смирно сиди, не дергайся, а то еще шибче в морду получишь!» Другие разбойники говорили такими же неестественными басами. Наверное, они так старались хрипеть потому, что боялись: вдруг пленники потом смогут опознать их по голосам? Но как и где эти тати нощные смогли бы встретиться с Даниловым или Асей? Кого из них двоих боялись? Потом коренастый недрогнувшей рукой спустил курок – выстрелил в Федора Ивановича. Асю только избили. Значит ли это, что разбойники опасались, будто именно она может столкнуться с этим Гриней или Кузей? Но где бы это могло случиться?! Да где же еще, как не в Широкополье! Так что же, получается, тот Гриня… Да ну, ерунда, пустые домыслы! Чтобы доверенный слуга Широковых вышел промышлять с кольём и дубьём на большую дорогу?! А впрочем, поговаривали же, будто в окрестностях Широкополья пошаливают. Почему одним из разбойников не мог оказаться Гриня Шундуков? И все-таки это глупости! Как бы Гриня ни переодевался, какой длинной бороды ни привязывал бы к подбородку, как ни менял бы голос, он мог обмануть Асю, которая его много лет не видела, или Федора Ивановича, который вовсе никогда с ним не встречался, но не обманул бы кучера и лакея, которые сопровождали невесту Никиты Гавриловича! А кучера Ася заметила сегодня среди тех, кто шел в церковь провожать в последний путь каких-то Прова и Гриню, которые напоролись в лесу на самострелы… Опять Гриня! Какой же? Шундуков? Или другой? Да нет, это не мог быть Гриня Шундуков, ведь он принадлежал к числу дворовых, ему вовсе нечего в лесу делать! Надо у Лики спросить, вот что. Спросить у Лики, которого именно Гриню будут хоронить. Она тут долго жила, она всех дворовых хорошо знает. Да и не только в Грине дело – надо просто поговорить с Ликой, успокоить ее, помириться с ней, хотя вроде и не ссорились… Лика страдает, обвиняет всех вокруг себя, но уж Ася-то ни в чем перед ней не виновата! Прямо сейчас надо пойти. Ася хотела поправить сиденье, но что-то мешало ему сдвинуться и лечь на свое место. Отложила архалук, склонилась пониже – и обнаружила, что закрыться сиденью не дает уголок какой-то светло-коричневой кожаной сумки. У Аси словно бы сердце приостановилось… Казалось, она заранее знала, что увидит, когда откинет крышку. Да, в самом деле – в сундуке лежала хорошо знакомая ей сумка Федора Ивановича, которую он называл чудны́м словом «портэфёй». Ася схватила сумку, сначала прижала к себе, потом открыла – легко: замочек оказался сломан. Значит, открывал сумку не Федор Иванович: у него был ключик. Внутри множество бумаг… Ася видела их раньше, когда Федор Иванович рассказывал о последней просьбе Василия Петровича Хворостинина и о том, как сделал его дочь законной наследницей. Да, вот обязательство, написанное рукой Данилова, в том, что он, исполняя предсмертную волю Василия Петровича Хворостинина, передает дочери его, Анастасии Васильевне Хворостининой, некую сумму денег (на цифры Ася даже взглянуть боялась!), хранящуюся в Московской конторе Государственного банка. Бумага была заверена московским нотариусом и директором конторы банка. Лежал также вексель для получения денег в Нижградской конторе того же банка с 15 июля по 20 сентября сего года. Ася вспомнила, как Данилов объяснил ей, почему деньги нужно получить именно в этот срок: Нижградская банковская контора находилась на Ярмарке, а Ярмарка работала всего два месяца. Если бы не удалось получить деньги здесь, пришлось бы ехать в Москву. Обнаружился еще один документ из Московской конторы, подтверждающий принятие от господина Данилова на хранение некоей баснословной суммы и вексель в Нижградскую контору на получение денег частями или всей суммы полностью. Тут же находился выездной паспорт на имя Федора Ивановича Данилова («двадцати семи лет, росту среднего, имеет глаза карие, волосы русые темные, на левой щеке и лбу шрам»), позволяющий ему пребывание в разных городах и селениях Российской империи с такого-то числа сего года. В боковой графе оказалась вписана «подопечная г-на Данилова, девица Хворостинина Анастасия Васильевна, девятнадцати лет, росту высокого, имеющая глаза серые, волосы русые, длинные; особых признаков не имеющая». Ася нашла и «Выпись из метрической книги», в просторечии метрику, которая удостоверяла рождение и крещение дочери Анастасии у Василия Петровича и Софьи Ивановны (урожденной Лукашиной) Хворостининых. Метрика была заверена подписью священника, совершавшего таинство крещения, а также печатью волостного правления и епархии. Но в портэфёе оказалась еще одна бумага, при виде которой у Аси замерло сердце: это был список[64]со страницы той самой метрической книги, где с некоторых пор значилась запись о венчании Данилова Федора Ивановича и Хворостининой Анастасии Васильевны… Кривая закорюка, стоявшая внизу страницы, означала, видимо, что здесь руку приложил тот самый попик, который осуществил венчание, сим удостоверив его. И так же, как на метрике Аси, стояли печати волостного правления и епархии. Господи боже! Да как сюда попал портэфёй?! Сколько помнила Ася, Данилов сел в карету, когда начался дождь, держа в руках ружье и эту сумку. Ружьем он так и не успел воспользоваться – лишился чувств от удара по голове. Сумка осталась в карете. Ася про нее и думать не думала! Кто забрал ее оттуда? Кто спрятал здесь? Гриня Шундуков, которому отлично известна тайна кресла? Гриня Шундуков, который может войти в барский кабинет в любую минуту, ни у кого не вызвав недоумения, ибо уборка здесь ему по штату положена? Значит, в церкви был он! Он или не он напоролся на самострел в лесу, уже неважно. Важно другое: откуда Гриня мог знать, насколько драгоценны эти бумаги? А может быть, Лика? Лика, убегая из кареты, прихватила сумку, поняв, что она почему-то важна? Ну нет, вряд ли. Ведь в сумке лежит список венчальной записи. А венчание свершилось потом, позже. Лика уж точно не могла до того, как сбежала из кареты, спрятать в сумку эту бумагу! Хотя, возможно, ее подложили потом. После того, как были поставлены необходимые печати. Кто? Кто подложил список? Кто позаботился о печатях?! Ася почти с ужасом смотрела на эту бумагу. Она мало что понимала в тонкостях наследования, но знала, конечно, что родителям наследуют дети, мужу – жена… У Федора Ивановича Данилова нет никого, кроме Анастасии Васильевны Хворостининой, его венчанной жены. Значит, если он все же убит, Ася обладает и его состоянием. Она теперь баснословно богата! Но радости эта догадка Асе не прибавила. Напротив – стало страшно! Зачем ей такие огромные деньги? Что с ними делать?! У кого просить помощи? Ну, наверное, желающие помочь найдутся. Ведь теперь она как невеста ценится ровно вдвое дороже, чем раньше. И человек, который когда-то отверг Асю, потому что она была дочерью ссыльного, а потом снова признал, когда она разбогатела, мог захотеть приумножить ее состояние в два раза, чтобы Широкополье тоже разбогатело в два раза. Кто этот человек? Никита?.. Ася невесело усмехнулась. При всей своей любви к Никите она понимала, что он прежде всего не влюбленный мужчина, а послушный сын своего отца. И как ни горька была эта мысль, она не огорчила Асю, а напугала еще больше. Отец Никиты! Ася зажмурилась. Никита не так умен и хитер, как Гаврила Семенович. Он не смог бы задумать эту хитроумную интригу: жениться на вдовушке-невесте, в одночасье баснословно разбогатевшей. Вот именно – в одночасье! Все следовало проделать с невероятной скоростью. Устроить это Никита в жизни не ухитрился бы, а главное – он еще и ленив. Тут же требовалась расторопность, которой он никогда не обладал. Да, Ася почти не сомневалась: всю случившуюся аферу мог измыслить и устроить только один человек – Гаврила Семенович Широков. Именно он беспощадно распоряжался жизнями сына и племянника… нет, двух своих сыновей, если Юрий и в самом деле был его сыном; распоряжался жизнями дочерей его бывших друзей, Хворостинина и Болотникова; тасовал их судьбы, словно это были карты в его колоде. На их чувства и желания он не обращал никакого внимания. И ведь именно Широков написал донос на Василия Петровича Хворостинина, отца Аси! Итак, измыслена интрига. Исполнение Гаврила Семенович доверил своему младшему сыну – Юрию. Или племяннику – неважно! Разница в возрасте у Юрия с Никитой совсем невелика, но, наверное, Гаврила Семенович считал Юрия более толковым и решительным, доверял ему больше, чем Никите. Но что-то случилось, что-то сбилось, и Юрий погиб; его сообщники тоже. Очень может быть, Никита вообще ничего не знал о баснословном приданом своей невесты. Открыть эту тайну ему, очевидно, хотели только после свадьбы. Асе отчаянно хотелось бы поверить в это! Но неужели Гаврила Семенович не понимал, что Ася не сможет выйти за Никиту, если не будет совершенно точно знать, что ее венчанный супруг мертв? А если она об этом не узнает, весь злодейский замысел теряет смысл. Или Ася молчит – и тогда Широковы получают только ее приданое, только наследство ее отца. Или она признается, что была обвенчана с Даниловым, но тогда, чтобы выйти за Никиту, она должна увидеть труп супруга, и мало того – увидеть этот труп должны и другие люди, а также полицейские власти, чтобы удостоверить ее вдовство. Чтобы признать ее баснословно богатой вдовой… Ася выронила портэфёй и схватилась за голову. Кажется, никогда в жизни ей не приходилось думать так много, так напряженно и так связно. Она никогда не позволяла себе предаваться длительным размышлениям о своей судьбе, потому что они всегда были настолько печальны, что на глаза наворачивались слезы, и не просто наворачивались, но и лились, а слезы плохо помогают мыслить ясно. А вот сейчас словно бы высветился вопрос, над которым, конечно, ломает голову Гаврила Семенович: как дать понять Асе, что ему известно о венчании, но не выдать при этом себя, своего участия в жестокой интриге? Но кому еще интрига сия могла быть выгодна до такой степени, что непременно надо было ее организовать, поставив под угрозу жизни людей?! Может быть, Юрию? Может быть, Гаврила Семенович тут вообще ни при чем? Может быть, в самом деле все устроил Юрий? Или Гаврила Семенович старался ради Юрия? Что, если Широков-старший хотел видеть своим наследником именно его, а не Никиту?