Нет, нельзя, неловко! Невесте зайти ночью к жениху – да мыслимо ли такое?! Девице – к мужчине?! Ася уже шагнула было мимо, как вдруг услышала задыхающийся разнеженный голос: – Надобно со свадьбой твоей поспешить, Никитушка, как мне ни горько. Словно кипятком в лицо плеснули – это был голос Марфы! И в ответ прозвучал обиженный шепоток Никиты: – Как это… как это ты можешь… немедля? Я ж тебя только что так драл, что едва кровать не развалилась, так тебе вдул, что из меня самого дух вон, а ты сразу про мою свадьбу с этой рыбой малокровной?! Мне ведь с ней тоже придется пихаться по ночам! Неужто ты этого хочешь? Асю шатнуло к стене. Ноги подогнулись; она сползла на пол. Надо было бежать отсюда, бежать… но не было сил даже шевельнуться. – А что делать, Никитушка, родненький? – шумно вздохнула Марфа. – Она хоть и дура набитая, Аська твоя, но, сдается мне, подозревать кое-что начала. Поумнела никак? Смотрит иначе… Настороженно смотрит! Как бы не начала вопросы ненужные задавать. А того хуже, если сама искать станет. Хорошо, что мы все следы замели, и Аксинью с мальчишкой заставили молчать, и прочих тоже, и церковь сожгли. – Конечно, – зевая проговорил Никита. – Ничего от церкви не осталось, словно и не было ее. Бурелома поверх пожарища навалили. А тех наших людей, кто мне помогал, я так застращал, что не решатся даже пикнуть! – Хорошо… – промурлыкала Марфа. – А теперь слушай, Никитушка. Придется Аське рассказать про Данилова. Рассказать, что он сдох! Нельзя дольше медлить со свадьбой! Тревожно мне… Завтра и начинай с ней все эти тары-бары-растабары. Все помнишь, о чем договорились? – Помню, – тяжело вздохнул Никита. – Повтори! – приказала Марфа. – Так, мол, и так, – покорно начал Никита, – вошел я в церковь, вижу: там все мертвы лежат, и Юрий мертв, и Данилов… – Нет! – раздраженно перебила Марфа. – Ты Данилова в глаза не видел – как мог знать, кто это? Просто какой-то незнакомец. Но ты должен его подробно описать, чтобы Аська не сомневалась: это точно он! – Да, да, лапушка, ну не злись ты, у меня мороз по коже, когда ты так визжишь! – заискивающе хохотнул Никита. – Ну нет у меня таланта лицедейского, вот и сбиваюсь! – Да тут никакого таланта не нужно, – пренебрежительно бросила Марфа. – Просто не перепутай ничего. Все, значит, лежат мертвые, а вдруг ты Аську, невесту свою поганую… то есть богоданную, увидел. Валяется бесчувственная, кровью залитая! Само собой, ты едва разума от ужаса и горя не лишился, схватил ее на руки и кинулся спасать-выручать. А потом, когда воротился назад уже с помощью, того незнакомца в церкви уже не было, он пропал. – Так, а откуда же я узнал, что Данилов точно погиб? – задумчиво спросил Никита. – Миленок ты мой! – жалобно простонала Марфа. – Ну что ж ты такой беспамятный?! Я же тебе объяснила, что надо говорить! Ты, мол, направился по кровавому следу. Дошел до Дубового оврага и увидел какого-то тунгуса, который сбрасывал вниз тело того самого человека, который лежал окровавленным в церкви! Ну, который Данилов. Значит, тунгус его из церкви унес. Ты выстрелил в тунгуса, он тоже упал – и повис на краю оврага. – И… что? – нерешительно подал голос Никита. – Как что? – огрызнулась Марфа. – Ты повернулся да ушел. – Так, хорошо, – покладисто согласился Никита. – А сумку Данилова я в церкви нашел? Она там на полу валялась, что ли? – Ну конечно, – усмехнулась Марфа. – Еще хорошо, что этот проклятущий Ульян ее не заметил. Я как раз на нее рухнула, когда он меня подстрелил! – Если бы ты знала, с каким удовольствием я разрядил бы в него свое ружье! – прорычал Никита. – Как представил, что он мог тебя убить… Да я в него из пушки готов был выпалить! – Меня так просто не убьешь, голубок ты мой! – хвастливо заявила Марфа. – А тунгус – да, много он нам хлопот доставил! Ворвался в церковь, словно дух из ада, стрелы пускал с такой быстротой и меткостью, что глазом никто моргнуть не успел! Да из ружья палил. Всех положил, всех! И Гриню, и Прова. И Юрия… Кабы не набрюшник, который мне под армяк пришлось навязать, чтоб грудь не выпирала, и меня ты бы нашел бездыханной, как и прочих. Ох, натерпелась я страху! Лежу, из меня стрела торчит, думаю, сейчас Ульян этот распроклятый подойдет посмотреть, прикончил ли меня… На счастье, обошлось. Он над Аськой наклонился – наверное, хотел убедиться, что она жива, потом Данилова на спину взвалил и понес из церкви. Когда он вышел, я выхватила пистолет и хотела броситься следом, выпалить по нему, но потом испугалась: а вдруг промажу? Тогда он вернется и прикончит меня. И не стала стрелять. – А если Аська захочет труп Данилова увидать? – обеспокоенно спросил Никита. – Придется ей поверить тебе на слово! – ухмыльнулась Марфа. – Скажешь, мол, труп упал в овраг, его Дуболомка уволокла. Вон какие дожди накануне лились – течением и унесло. А если захочет увидеть Ульяна, пусть идет смотрит, как он на склоне валяется. Небось с прошлой ночи его еще не смыло. Ах, как я хохотала, когда увидела его в окно и пулю в него всадила! Как радовалась! Пусть он из лука стрелок великий, да я получше его из ружья бью! А браслетку его омерзительную ты не выбросил, Никитушка? – Нет, я ее в сумку даниловскую спрятал. – Правильно, – хохотнула Марфа. – Хорошо, что ты догадался снять ее с тунгуса. Я этой браслеткой хочу Аську как следует помучить. Буду эту гадость ей подбрасывать, а потом прятать. Она у меня повертится! Жалею только, что не догадались мы ночью зипун с Ульяна стянуть да портки его. Можно было чучелу изготовить тряпичную, рожу нарисовать косоглазую да к Аськиному окну по ночам подсовывать… Впрочем, ничего, найдем одежу подходящую. Еще и Данилова чучелу изготовим! Когда сыграете свадьбу, надо будет как можно скорей ее с ума свести, сначала в смирительный дом отправить, а там и в гроб вогнать. Не хочу я рядом с тобой долго ее терпеть! – Ну с чего ты так рассвирепела, с чего так ее возненавидела, не пойму? – хмыкнул Никита. – Безобидная дуреха. Мы же благодаря ей разбогатеем несказанно! Не будем больше в темных отцовых делишках пачкаться, поженимся, я признаю Сёмушку, будет наш сыночек в законе расти, в законе и в богатстве… – Скорей бы! – жадно вздохнула Марфа. – Скорей бы! Надеюсь, на сей раз никто не помешает, как тогда, в Нижграде, когда Юрия черт принес на Рождественку. Сколько хлопот он нам прибавил! Ты должен был Аську тогда выручить, ты! Нет, надеяться можно только на себя! Но не разорваться же, вот и приходится посторонних в помощь брать. А у Лики, сам знаешь, язык без костей. Конечно, она помогла: выяснила, когда именно Аська приедет в Нижград из Хворостинина, потом вместе с Юрием помогла нам устроить аферу с Брагиной, голову Аське заморочить, но не удивлюсь, если Лика Юрия нарочно отправила к дому мадам Сюзанны. – Зачем? – удивился Никита. – Небось хотела, чтобы он тебе дорогу перешел. Вдруг бы Аська так расчувствовалась, что ему на шею бросилась, а тебе отставку дала. Тогда бы Юрий с ней повенчался, потом Аську со свету свели, а он бы на Лике женился, – пояснила Марфа. – Так что даже лучше, что его тунгус в церкви пристрелил. Меньше народу под ногами болтается. Чувствую, Лике верить нельзя. Другое дело Тарас, кучер твой. Последний надежный человек остался. – Вот кого я на дух не переношу, – проворчал Никита. – Ему не верю, только тебе да Северу! – А я твоего коня на дух не переношу, – фыркнула Марфа. – Он меня тоже. Вечно сбросить норовит, мечется туда-сюда… А Тарас надежный, он метаться не станет, не то что твой коняга или Юрашка покойный! – А я думал, Юрий тебе нравился! – усмехнулся Никита. – Он сам говорил, что целовался с тобой и лапал почем зря… Каково мне было это слышать?! – А каково мне будет слышать, как под тобой и Аськой кровать скрипеть будет? – запальчиво прошипела Марфа. – Но я знаю, что так надо, и ревность свою давлю, душу, гоню! И ты гони прочь свою. Самое главное, чтобы никто не спознал про то, что ты на Аське женился, хотя со мной раньше был тайно повенчан. А когда избавимся от нее, мы снова обвенчаемся, да где! В самой большой церкви в Нижграде, в самой распрекрасной! А что до Юрия… Я хотела его покрепче в узде держать, а для этого все средства хороши. Вот однажды ослабила эту узду, а он нам возьми да подгадь на Рождественке. И вообще, Никитушка, ну что может быть глупее, чем к мертвому ревновать и с ним счеты сводить? – Так-то оно так, – протянул Никита, – но все-таки… – Ничего не все-таки! – перебила его Марфа. – Ты же знаешь, мне один только человек всегда нужен был, с тех самых пор как я тебя в саду широкопольском впервые увидела. Сейчас голос Марфы звучал нежно, волнующе, и Никита простонал восторженно: – Ах ты моя хитрушка-резвушка, моя Манечка! – Ох, – захохотала Марфа, – да я лет десять, кабы не больше, прошу не называть меня Маней да Манечкой! – А я лет десять, кабы не больше, тебя люблю, свет ты мой, Манечка! – воскликнул Никита. – Ты для меня не Марфа, не Манефа Сергевна, а Маня! Всегда Маней была – ею и останешься. И снова – звуки жарких поцелуев, снова скрип кровати, снова тяжелое дыхание, снова жадно вскрикивает Марфа… Ася кое-как поднялась, цепляясь на стену, и побрела прочь. Не потому, что слушать стоны двух лжецов и убийц, наслаждающихся друг другом, стало нестерпимо. Просто не хотела, чтобы кто-нибудь увидел ее сидящей под дверью Никитиной опочивальни. Кое-какие мысли вспыхивали, разгадки возникали в усталой от загадок голове, но теперь Ася только удивлялась, что ничего не замечала раньше. Не Широков-старший заварил эту ужасную кашу, а Марфа. Маня. Манефа Сергевна! Неудивительно, что Асе казалось знакомым ее лицо. Думала, крепостная девчушка подросла, ан нет. Подросла Маня-Манефа и решила прибрать к рукам Никиту. И столько всего понатворила ради этого!.. Значит, вот кто хотел швырнуть Асю в лапы мадам Сюзанны… Неважно, почему Марфа передумала – наверное, потому, что изобрела более удобный путь не только к Асиным деньгам, но и к деньгам бедного Федора Ивановича. Ради Марфы Никита стал убийцей. И ради своего сына… Но она-то какова! Актерка, истинная актерка! Всегда была притворщицей, всегда лицедействовала, с самого детства, – такой и осталась. Ей что добродушную горничную изобразить, что разбойника… ну да, конечно: именно Марфа была тем «коренастым», который так упоенно пинал Асю. Да, отвела душеньку… И снова Ася подумала смятенно: сколько лжи! Сколько лжи нагромоздили! Она вдруг поняла, что о связи Никиты и Марфы знали все обитатели Широкополья. Может быть, знали и о том, что они женаты. Над ними всеми Марфа, Манефа Сергевна, Маня забрала полную власть. Все видели в ней будущую хозяйку. Да она уже и сейчас была истинной хозяйкой имения. То-то перед ней так заискивала Антонида!.. И значит, вот кого отчаявшаяся Лика называла шлюхой Никиты, а ведь Ася-то решила, что ее… Глупая Анисья, которую такая же глупая Ася принимала за любовницу Никиты и мать Сёмушки, решила выслужиться перед Марфой, а кабы не начала суетиться, кабы не замыслила Асю погубить, та и не заподозрила бы, что все обитатели Широкополья ждут не дождутся той минуты, когда Никита со своей Манечкой в гроб невесту молодого барина загонят, что все морочат Асе голову, что все участвуют в страшном обмане и желают ей скорейшей погибели – все широкопольские! И Юрий с Ликой того же хотели. Да, они сначала подчинялись замыслам Марфы, а потом решили перехитрить ее. Ну конечно, перехитришь такую! Бедный Юраша был обречен с той самой минуты, как внезапно появился на Рождественке и увез оттуда Асю, не дав Никите «спасти» ее. Если бы не появился Ульян, Марфа прикончила бы Юрия сама, как сама, своими руками убила Федора Ивановича. Ася видела это… Марфа хочет получить его деньги. А также деньги, которые ценой жизни добыл для своей дочери Василий Петрович Хворостинин. Хочет?.. Ну нет! Ничего эта проклятущая Манефа Сергевна не получит! Ася только сейчас заметила, что идет не к своей комнате, а в противоположную сторону. К лестнице. Случайно туда пошла, а оказалось, судьба помогла выбрать верный путь. Невесомо спустилась по ступенькам, прокралась в сени, ведущие в сад. Осторожно подняла засов на двери, сошла с крыльца. Остановилась, глядя на смятенно пляшущий огонек свечи наверху, во втором этаже. Да, именно там спальня Никиты. Да, именно там он в постели Марфу… как это он сказал? Дерет ее, вот что делает. Ну что ж, Марфа его жена. Он ей предан. Что до Аси, она будет предана своему мужу. Своему покойному мужу. А Никиты для нее больше не существует. Она не чувствовала ни боли, ни ревности, ни обиды. Все эти слова связаны со словом «любовь». Еще недавно Ася искренне думала, что вырвать любовь сможет только вместе с сердцем. Теперь вырвала – и с ледяной улыбкой проводила взглядом ту нежную, доверчивую, простодушную девушку, которой когда-то была и которая исчезла навсегда. Огляделась. Значит, прошлой ночью по саду ходил Ульян. Может быть, искал ее, Асю. Отец умер, Данилов погиб, и, наверное, Ульян чувствовал, что теперь он должен заботиться об одинокой испуганной девушке. То-то Асе выстрел послышался во сне! Его не могли не слышать обитатели усадьбы. Слышали, да и пикнуть никто не посмел. Еще, наверное, помогали отнести труп к Дубовому оврагу! Марфа подчинила себе всех… Ну ловка… Ловка и опасна. А хитра до чего! В той лжи, которую предписано было Никите преподнести Асе, все концы с концами связала накрепко. Ее хитростью даже церковь, где венчали Асю и Федора Ивановича, сожгли! А вот бы подпалить сейчас этот проклятый дом, о котором Ася когда-то так мечтала и в который ее заманили, словно в ловушку! Уж отомстить так отомстить! Пусть они все сгорят: и Широковы, и Манефа Сергевна, и Никита, и вся их лживая прислуга…