Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 25 из 37 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Что за чушь?! – завопил Бурбон. – Суть водевиля в том, что Лиза жалуется на скупость мужа! Она одета почти бедно! Весь смысл пропадет, если она вдруг вырядится, как настоящая маркиза! – Что за ерунда! – вскричала Маркизова, однако ее перебил голос Кукушечкина, который незаметно вошел в зал: – Если вы возражаете, мадам, я найду на эту роль менее строптивую актрису, которая не испортит сути водевиля, как выразился господин Бурбон, пардон, Баранов. Конечно, мне будет очень жаль, ибо вы чудесно справляетесь с ролью, однако… Боярская немедленно шагнула вперед. Глаза ее вспыхнули жадным огнем. – А господин Федорченко… – начала было запальчиво Маркизова, подбочась, но Кукушечкин снова перебил ее: – Советую не козырять тут мне этим господином. Не то я поищу вам замену и на все прочие роли! Боярская сделала еще один шаг вперед, и тогда Маркизова смирилась: – Хорошо! Я готова одеться почти как нищенка, только бы не испортитьсуть водевиля! Кукушечкин снисходительно кивнул и величественно удалился. Боярская отступила, ломая от злости пальцы и оглядываясь с такой ненавистью, как будто все присутствующие были виновны в том, что ей не досталась желанная роль. Ася, впрочем, не слышала почти ни слова из этой перепалки. Она думала о другом… – Аня, что с тобой? – внезапно проник в сознание голос Хромонога, и Ася наконец выплыла из глубины страшных воспоминаний и уставилась на его встревоженное лицо. – Что с ней? – взвизгнула госпожа Боярская, радуясь возможности устроить скандал. – Да небось и она беременная, как Манька была. Помните, как та постоянно в обмороки брякалась? Щас и эта брякнется. Ася схватилась за сердце. Однако не навет Боярской заставил ее задохнуться, а ужасная догадка! Вот куда, значит, свез роскошные наряды своей бабки Никита, этот самый любитель актерок, особенно одной из них! К ней, к Манефе Сергевне, носившей здесь имя Марго, и свез. А потом, когда забрал ее из театра, все эти роскошные платья оставил. Что ему платья старые? Для него и жизни человеческие не имели никакой ценности, до такой степени околдовала его Марфа, Маня, Манефа Сергевна… Тем временем Боярская продолжала: – Манька почему ушла? Потому что забрюхатела и подалась к своему любовнику. Ей с тех пор платья не нужны стали. А к слову сказать, какая она, к лешему, Марго? Она Манька, самая настоящая Манька! А себя Марго называла, уродина коротконогая! – Она была очаровательна, – мечтательно вздохнул Поль. – Я играл с ней недолго – сначала в Публичном театре, потом здесь – но с первого взгляда понял, что она могла бы стать великой актрисой. Помню, в «Макбете» она играла одну из ведьм, это была крошечная роль, но мурашки бежали по спине, когда Марго в первом акте мрачно восклицала: – Лягушка квакнула!Идем, идем!Добру быть злом, а злу добром!Сквозь болотный пар, сквозь тумана дымЛетим, летим![87] – У нее был редкостный талант перевоплощения, – продолжал Поль. – При своем невеликом росточке могла казаться высокой, даже величавой, при своем тяжеловесном сложении была грациозна, словно фея, при своем не слишком привлекательном, неправильном личике затмила бы Елену Троянскую. Удивительный талант! А что до имени, ну согласитесь, госпожа Боярская, пишись вы в афишах как Болванова, то есть вашей истинной фамилией, вряд ли такая афиша привлекла бы благосклонность зрителей. Вот и Манефа наша Сергевна, Манечка, изменила имя и назвалась Маргаритой – Марго. К счастью, у нее была великолепная фамилия: Адельфинская. Хотя, положа руку на сердце, я не уверен, что и это не псевдоним. – Псевдоним, – немеющими губами еле выговорила Ася. – Ее настоящая фамилия Филипопина. – Как? Как? – закаркала Боярская, но ни слов ее, ни хохота, который грянул на сцене, Ася почти не слышала: покачнулась и, наверное, свалилась бы с табурета, кабы Хромоног не подхватил ее. * * * – Христом Богом клянусь, я и подумать не мог, что это она! Ну вот разрази меня гром! Я ж в труппу был отправлен года два назад, не больше, а Марго три года тому как театр бросила! Голос Хромонога дрожал от волнения. Право, если бы вокруг не было столько народу, он, конечно, бросился бы на колени и принялся умолять Асю о прощении. – Леха, ну сколько можно об одном и том же говорить! – устало шепнула та. – Я же тебя ни в чем не виню. – Я себя виню! – чуть ли не застонал Хромоног. – Я ведь сам тебя в осиное гнездо приволок! Хотел спрятать получше, а вышло-то совсем неладно, еще опасней вышло! – Ну хватит уже! – одернула его Ася. – Не думаешь же ты, что Марго вернется в театр? Смешно даже говорить об этом. У нее сейчас все хорошо в Широкополье. – Чего ж хорошего, если ты сбежала и бумаги денежные с собой унесла?! Да она небось землю рыть будет. Кто знает, вдруг и сюда ее занесет сила нечистая? Надо тебя в другом месте спрятать.
– Например? – начала сердиться Ася. – Ну где меня можно спрятать? В том заброшенном шкафу, где Маркизова платья Маргошкины нашла? – Не знаю. Надо подумать и решить! – Я уже подумала, – кивнула Ася. – Ты прав. Отсюда придется уходить. Завтра премьера, а вот после нее придется. Но с пустыми руками скрыться мне невозможно. Надо пытаться все-таки в банк попасть. Уже август к исходу идет, а деньги получить можно только до 20 сентября. Завтра найму извозчика, доберусь до Ярмарки. Если увижу кого-то из широкопольских поблизости, значит, туда ходу пока нет. Придется что-то другое придумывать… к ростовщикам, что ли, идти. – Извозчика она наймет! – всплеснул руками Хромоног. – Да я сам тебя свезу. С утра сбегаю в конюшню к Мишутке Хомякову, попрошу пролетку пообшарпанней, чтобы ненужного внимания не привлекать. – Спасибо тебе, Леха! – Да пока не за что, – вздохнул Хромоног. – Ну как же я сплоховал, а?! И думать не думал, что это окажется та самая Марго!.. Поняв, что Леха сызнова побрел все по тому же кругу, Ася резко встала – и вовремя: Бурбон уже устремил на нее свирепый взор налитых кровью глаз (на генеральных репетициях он почему-то весь наливался кровью и как-то особенно, ну просто ужасно свирепел!) и заорал: – Наболтались?! На сцену все! Последний прогон! А ты, переписчица, учись за занавеску проходить, чтоб тебя ни одна живая душа из зала не заметила. Иначе все представление там стоять будешь. Поняла? С начала до конца! Поняла?! Кивнув, Ася неохотно направилась к плотной занавеси, закрывавшей оконную пристановку. Поль, стоявший рядом и недобро косившийся на них с Лехой, сладким голоском осведомился: – Чулочки красненькие надели уже, мадемуазель Аннета? – и, резко нагнувшись, попытался схватить ее за подол. Ася отшатнулась и молча проскользнула за занавеску, ничего не ответив. – Руки придержи, Пашка! – хищно выдохнул Хромоног. – Замолчали все!!! – взревел Бурбон. – Петр Петрович, – жалобно воскликнула Маркизова, – прошу принять к сведению, что у меня красных чулок больше нет! И если переписчица их порвет, я даже не знаю… даже не знаю… – Я не порву ничего, – отозвалась Ася из-за занавески. – А порву – так зачиню, что никто ничего и не заметит. – Ну хорошо, – мигом успокоилась госпожа Маркизова, которая добивалась только одного: чтобы на нее обратили внимание. Все-таки именно она играла главную роль в водевиле «Лизины чулочки», а не какая-то переписчица, у которой не было ни осьмушки драматического таланта, зато оказались невероятно красивые ножки. Вот из-за этих-то своих ножек Асе и придется выходить на сцену завтра, на премьере, и принимать участие во всех постановках, пока «Лизины чулочки» не сойдут со сцены. А дело было так… Нет, прежде чем рассказать об этом, следует изложить содержание водевиля. Сапожных дел мастер Гвоздиков в подвале доходного дома шьет нарядные башмачки для богатых барынек. В этот же дом поселяется красивый капитан Весельчаков. Он очарован хорошенькой Лизой, женой башмачника, и решает заманить ее в любовные сети. Однажды ей назначает встречу некий адвокат, который уверяет, что Лиза должна получить большое наследство, однако это известие следует держать в тайне от мужа, чтобы сделать ему приятный сюрприз. Лиза не знает, что адвоката изображает плутоватый Андрюха, денщик не менее плутоватого капитана. Итак, Лиза приходит в квартиру Весельчакова, однако она так простодушна, что даже не замечает ухищрений капитана. А тем временем подмастерье башмачника Петька, который в свое время пытался ухаживать за хорошенькой хозяйкой и теперь жаждет отомстить ей за пренебрежение, вынуждает Гвоздикова подняться в квартиру капитана, уверяя, что там его ждет богатая заказчица. Весельчаков признается Лизе в любви, однако она откровенно рассказывает, как любит своего мужа и какой станет несчастной, если тот покинет ее. Лизе только жаль, что Гвоздиков жалеет покупать ей красивую одежду, потому что отчаянно ревнует жену ко всем подряд. Вот как раз сегодня на деньги, которые Лиза сэкономила на хозяйстве, она купила себе прелестные красные чулочки, но не появится в них перед мужем, потому что не хочет его огорчать. Ее простодушие и невинность заставляют капитана устыдиться своих нечистых замыслов, а денщик раскаивается, что помогал в этом гнусном деле. В эту минуту в дверь стучит Гвоздиков. Весельчаков и Андрюха прячут испуганную Лизу за оконную штору. Входит Гвоздиков и очень удивляется, что заказчицы в комнате нет. Петька, заметив движение за шторой, подсказывает, что она прячется именно там, и даже пытается незаметно поднять шторы, за которыми мелькает женский силуэт. Кажется, Лиза погибла… Однако капитан вместе с денщиком теперь намерены во что бы то ни стало спасти прелестную женщину, которая попала в беду по их вине. Андрюха обманом вынуждает Петьку выйти и затевает с ним драку. Тем временем Весельчаков уверяет Гвоздикова: заказчица, дескать, стыдится выйти при посторонних, но готова показать ножку, с которой он снимет мерку. Гвоздиков разглядывает ножку в кокетливом красном чулочке, восхищается ее красотой и стройностью и жалеет, что у его жены не столь красивые ноги. А ведь ноги – это самая прелестная (с точки зрения башмачника!) часть женской фигуры. Весельчаков наливает ему вина и рассказывает историю своего выдуманного приятеля, который содержал жену в такой строгости, что не покупал ей новых нарядов и даже новых чулок, беспричинно ревновал бедняжку, так что она в конце концов сбежала от него садвокатом! Гвоздиков впечатлен. Он уходит, сообщив, что заказ будет готов к примерке через два дня. В своей мастерской он тачает башмаки из самого красивого и дорогого сафьяна и хвастается перед женой своим искусством. Потом просит ее примерить башмачки, однако Лиза горько плачет и жалуется, что ее чулки слишком грубы и все штопаны-перештопаны. В них ее ноги кажутся толстыми и некрасивыми. В доказательство она поднимает юбку, и Гвоздиков сам в этом убеждается. Он раскаивается и дает жене денег на покупку самых красивых чулок – только обязательно красных. Появляется Андрюха в образе торговца галантереей, и Лиза в присутствии Гвоздикова выбирает себе черные и белые чулки, потому что боится, как бы зрелище ее ног в красных чулках не пробудило в муже подозрений. Спрятавшись за ширмой, она надевает разные чулки, показывает ножки, потом по настоянию мужа надевает новые башмачки, и Гвоздиков приходит в такой восторг, что, подарив жене эти башмаки, покупает у разносчика еще ленты и кружево и велит Лизе сшить себе прекрасное платье: его она наденет на городской бал, который устраивают для себя ремесленники. Лиза выходит проводить «разносчика». Андрюха сообщает, что полк отправляется на войну, капитан передает ей привет и просит прощения. Однако Лиза отвечает, что ни в чем его не винит, а потом просит передать ему на память те самые красные чулочки, которых она теперь никогда не сможет надеть, но будет рада, если капитан подарит их какой-нибудь красивой девушке. Когда началась наконец генеральная репетиция, госпожа Маркизова больше не спорила, замечательно справлялась со всеми сценами, пела своим милым голоском, даже вполне прилично танцевала, однако стоило дойти до эпизода, в котором ей надо было выставить ножку из-за шторы, как грянул гомерический хохот. Раньше этой сцене должного внимания не уделялось, потому что актриса уверяла, что стесняется своих простых нитяных дешевых чулок, а нарядные и дорогие ажурные намеревалась надевать лишь на генеральную репетицию и на представления. То есть сцена репетировалась, так сказать, платонически, без предъявления собственно ножки, а теперь вдруг выяснилось: ноги Маркизовой оказались настолько толсты и громоздки, с такими мощными икрами и широкими щиколотками, что никакие красные чулочки не могли сделать их стройными и очаровательными. Наоборот, обтянутые ими ноги отчаянно напоминали только что освежеванные, еще окровавленные окорока. А ведь сапожнику Гвоздикову предстояло этими ножками восторгаться! И зрителям тоже, вот что самое главное! Привлеченный хохотом, на сцене появился Кукушечкин и вынес приговор: нога госпожи Маркизовой погубит весь спектакль. На премьеру намеревались явиться гусары из расквартированного в городе полка, а уж эти знатоки женских прелестей мигом освищут всех, лишь взглянув на такое, прошу прощения, difformité[88]. Да они весь театр разнесут от обиды! И потребуют назад деньги за билеты!
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!