– Что же делать?! – в отчаянии воскликнул Бурбон. – Неужели придется заменить актрису?! Маркизова зарыдала. Боярская снова выступила вперед, и снова глаза ее алчно блеснули… – Зачем такие радикальные меры? – пожал плечами Кукушечкин. – Мы заменим ноги. – Рубить? – деловито осведомился Поль. – Топор принести прикажете? Или, может статься, вострым ножичком лишнее срежем? Все так и покатились со смеху, кроме госпожи Маркизовой, которая залилась слезами. – Вам бы только паясничать, мсье Леруа, – отмахнулся Кукушечкин. – Дамы! Извольте пройти вот за эту занавеску и поочередно выставьте оттуда ваши ножки. Только до колена, выше не надо! – Вряд найдете вы в России целые три пары стройных женских ног, – съехидничал Поль. – Впрочем, нам бы одной хватило! Первой бросилась демонстрировать себя госпожа Боярская, однако ноги ее оказались необычайно худы, да еще и кривоваты. Тем же недостатком страдали нижние конечности комической старухи, а обе травести обладали ногами прямыми, как палки: что щиколотки, что икры. У субретки ножки оказались довольно милы, и, хоть не имели даже намека на интригующий подъем – по причине явного плоскостопия, – смотрелись в красных чулочках очень даже недурственно. Уже совсем было решили остановиться на этом, как вдруг Поль, хищно сузив глаза, провозгласил: – Погодите, господа! Еще одна присутствующая здесь дама не показала нам ножку! – Переписчица, что ль? – ухмыльнулась Боярская. – Могу себе представить, что там за ходули! – Мадемуазель, извольте пройти за занавеску! – скомандовал Кукушечкин. – А ежели вас стыдливость заест, – добавил он, потому что девушка не тронулась с места, – немедля собирайте свое имущество и извольте вон. Только расчета не дам. – Да как вы?!. – возопил было Леха, однако Ася остановила его движением руки: – Тише. Без второго слова прошла за занавеску и высунула босую ногу. После короткой паузы мужская часть труппы разразилась аплодисментами. Да… в меру длинная, изящная, соразмерная, с тонкой щиколоткой, круто выгнутым подъемом, стройным коленом, ножка была воистину великолепна! А главное, смотрелась она так интригующе, что все мужчины и не хотели, а все-таки слегка взволновались… Причем некоторые даже не слегка! Словом, приговор был единогласным: в спектакле будет участвовать переписчица. Вернее, ее ножка! На надувшуюся субретку внимания никто не обращал. – Мадам, – проговорил Кукушечкин, обращаясь к Маркизовой, – дублерша для ваших ног найдена. Есть ли у вас запасная пара красных чулок? – Есть, – всхлипнула госпожа Маркизова. – Соблаговолите отдать их мадемуазель переписчице. – Хорошо, – снова всхлипнула Маркизова. С одной стороны, она, конечно, радовалась, что выход найден, с другой – ей было жаль красивых чулок. – Что же до вас, мадемуазель, – повернулся Кукушечкин к Асе, которая, вся красная, как пресловутые чулочки, вышла из-за занавески, – если вы сейчас начнете кичиться своей стыдливостью и отказываться от участия в спектакле, я немедленно отменяю его, распускаю труппу и закрываю театр. Прошу иметь в виду, что в этом случае никто, ни один из актеров не получит выходного пособия. Раздался общий вздох ужаса. Конечно, мало кто верил, что Кукушечкин накануне премьеры пошел бы на такой отчаянный шаг… хотя кто его знает?! Вполне может решиться. Тем паче что жалованье он за прошлый месяц еще не платил. Что ему мешает в наказание прикарманить все деньги да и сбежать из Нижграда?! – Переписчица… – простонал Бурбон умоляюще. – Анюта… Аннеточка… Не губите! – Я согласна, – спокойно сказала Ася, с такой силой стиснув кулаки, что ногти вонзились в ладони. Труппа устроила ей овацию. Немедленно приступили к прогону, и скоро Бурбон, начисто забыв о своих страхах, уже покрикивал на переписчицу, если она недостаточно проворно проскальзывала за занавес, а потом, в последнем явлении, и за ширму. Тем временем настала пора готовиться к вечернему представлению, которое было давно отрепетировано до блеска и в котором играл второй состав труппы. Ася, позаботившись о том, чтобы перед суфлером лежал нужный текст, потихоньку пошла к себе. Леха, не занятый в этом спектакле, конечно, отправился ее провожать. Насидевшись в душном зале, они свободными вечерами частенько прогуливались по ближним улочкам, не углубляясь, впрочем, в закоулки, которые могли таить самые неожиданные опасности не только в темноте, но и в наступающих сумерках. Если Поль был свободен, он увязывался за ними; увязался и сейчас. Обычно все трое весело болтали между собой, однако сейчас Ася и Хромоног будто воды в рот набрали: шли молча. Молчал и Поль. Он чувствовал себя явно лишним, но все же не отставал. Асе и Лехе нужно было обсудить завтрашнюю поездку на Ярмарку, в банк, однако не заводить же разговора при Поле! Вдобавок оба обижались на него за то, что привлек к девушке внимание антрепренера. Хромоног чувствовал, насколько оскорбило Асю вынужденное участие в спектакле, и, хотя был ей благодарен за то, что она пожертвовала своей стыдливостью ради труппы, мысленно давал себе слово набить морду Полю, как только Ася уйдет к себе. Так они ходили и ходили по улицам, причем двое выжидали, когда третий отвяжется, ну а третий отнюдь не намеревался этого делать. Миновало около получаса, и то Леха, то Поль вдруг начали оглядываться: обоим стало казаться, будто то за ними кто-то неотвязно следует. Сумерки сгущались, однако все же можно было разглядеть какого-то сгорбленного человека в длинном армяке и низко надвинутом картузе. – Эй ты! – окликнул Хромоног, засучивая рукава. – Чего привязался? А ну проходи вперед да гуляй отсюда! Незнакомец ускорил шаги и довольно скоро догнал приостановившуюся троицу. Но, поравнявшись с ними, он вдруг споткнулся и крикнул: – Лытки подбери, молодой, чего выставил на полдороги? Неровен час, колесом отхряпает! Опосля вожгайся с тобой! – Чего?! Ты че… – возмущенно крикнул было Леха, но вдруг подавился словом да так и замер, глядя на незнакомца, который резко свернул в проулок, крикнув напоследок: – Нонеча не то, что давеча, смекаешь, маято? – Чего это он несет?! – расхохотался Поль, однако Хромоног внезапно сорвался с места и бросился в тот же проулок, крикнув напоследок: – Пашка, проводи Аню! Я скоро! – Леха, не надо, вернись, оставь его в покое! – испуганно вскричала Ася, но топот Лехиных ног уже стих где-то вдали. – Пусть почешет кулаки, – усмехнулся Поль. – Лучше об него, чем об меня. Честно говоря, я каждую минуту опасался, что Леха мне вдарит по физиономии. А я хотел извиниться, Аннеточка. Сам не знаю, кой бес меня за язык потянул там, на репетиции. Простите, Христа ради! Собственно, это не бес, а чудище зеленоглазое, более известное под именем ревности. Нагляделся, как вы с Лехой воркуете, – и не выдержал, сорвался, так сказать, с цепи сдержанности. – Не пойму, с чего вы взяли, что имеете право меня ревновать, – холодно отозвалась Ася. – Право это мне дали мои глубокие чувства к вам! – высокопарно изрек Поль, и Ася невольно расхохоталась: – Это из какого водевиля? – Проклятое клеймо нашего ремесла! – простонал Поль. – Вы в каждом моем слове только игру видите. Но неужели не разглядели, что я в вас влюблен с того самого мгновения, как увидел впервые? Неужели не понимаете, что я не могу без вас жить? Ася споткнулась, и Поль с готовностью попытался подхватить ее под руку. Однако девушка отстранилась, уставилась на него изумленно: – Вы меня замуж, что ли, зовете?! – Ну, – заюлил глазами Поль, – ну вы же сами понимаете… ну какой из меня муж, из нищего актера? Однако, коли вам угодно, я готов венчаться. Хотя, ежели сказать по правде, вернее, ежели сказать по-моему, любые узы повергают чувства в узилище. – В зиндан, – уточнила Ася, давясь от смеха. – В темницу. В тюрьму! И расхохоталась, причем Поль немедленно к ней присоединился. Оба они, конечно, вспомнили, как Леха назвал узел узилищем! Однако тут же Ася оборвала смех и помрачнела. – Все эти ваши разговоры напрасны, – начала было она, однако Поль вдруг перебил ее: – Какую роль сыграла в вашей жизни Марго? – При чем тут Марго? – холодно спросила Ася, однако холодность эта была настолько фальшива, что Поль покачал головой: – Ну я же не слепой. Я же видел, что с вами сталось, когда речь о ней зашла. К тому же вам известна ее настоящая фамилии. Значит, вы с ней знакомы. – Ну, были знакомы, ну и что? – пожала плечами Ася. – Это случилось в детстве, все давно забыто. – Вы плохо лжете, Аннета, очень плохо, – вздохнул Поль. – А еще хуже, что вы сторонитесь меня, не желаете впустить меня в свою жизнь, поверить мне свои тайны. А между тем Хромоног в них посвящен… – Вы ошибаетесь, – отрезала Ася и сделала попытку пойти дальше, однако Поль не позволил: вцепился в ее руку, дернул к себе, вскричал в отчаянии: – Нет, не ошибаюсь! Почему вы ему так доверяете? Что он сделал, чтобы завоевать вас?! – Никто меня не завоевывал, – отмахнулась Ася. – Леха просто вернул меня к жизни. – Что?! – взревел Поль. – Чем? Как? Своими деревянными ласками? Он ваш любовник? Но я… я могу дать вам больше счастья, я знаю, я покажу вам настоящую любовь… Он осекся, вдруг заметив, как смотрела на него девушка. Не с обидой, не с ненавистью и, уж конечно, не с любовью! Смотрела с жалостью… – Какую ерунду вы говорите, Поль, – прошептала Ася. – Вы ничего не знаете и не понимаете. Ни вы, ни Леха, ни кто-то другой не будет моим любовником. Не будет никогда. Я замужем! – Не может быть! – просипел Поль, у которого от потрясения вмиг пропал голос. – Вы замужем?! Вы обвенчаны? Ну да, кольцо… Как я мог не обратить на него внимания! Думал, просто кольцо, обыкновенное. Вы совсем непохожи на замужнюю женщину. Ася усмехнулась: – Или вам хочется, чтобы я не была на нее похожа. – Но где же ваш муж?! – жадно спросил Поль. – Как он мог отпустить вас в эту двусмысленную, лживую актерскую жизнь? Где он, я спрашиваю?! – Он мертв, – вздохнула Ася. – Он убит. Но я никогда не изменю его памяти.