– И то верно, – покладисто согласился Спиря. – Твои губы – делай с ними что хочешь. Только чем дуться, лучше целоваться! – Уйди! – испугалась Ася и замахала руками. – Чего выдумал?! Только попробуй! – Ну, мне еще жить не надоело! – заржал, не подобрать другого слова, Спиря, и в эту минуту кони, словно испуганные этим ржанием, разом рванули вправо, к обочине, едва не вырвав вожжи из рук возчика. Однако лошадей испугал стремительно промчавшийся мимо них серый конь с припавшим к его спине всадником. Ася не поверила глазам. Это был Север, а в седле сидел Тарас! Обогнав пролетку саженей на сто, всадник осадил коня, резко повернул его и понесся в лоб повозке, держа коня левой рукой, а в правой сжимая пистолет. Спиря завопил, вывернул упряжку еще ближе к обочине, так что повозка завалилась на оба боковых колеса, едва не улетев в канаву. Ася в ужасе закричала, решив, что настал ее последний час: она выпадет на дорогу, неминуемо убившись! – однако чей-то сильный рывок удержал ее и даже зашвырнул в глубь повозки. Асе не надо было гадать, кто ее спас: мельком заметила схватившую ее руку, мизинец на которой был изуродован шрамом. Или ей все это кажется? Тем временем Спире удалось выровнять повозку. Вскочив на козлах во весь рост, он раскрутил кнут над головами лошадей – упряжка наддала ходу. Север и Тарас, который выдергивал из ольстры еще один пистолет, остались позади. Послушник, отпустив Асю, рывком отбросил задвижку своего сундука и выхватил оттуда какой-то странный пистолет с двумя длинными стволами, находящимися друг над другом. «Эспиньоль! – едва не воскликнула Ася. – У батюшки такой же был!» Да, Василий Петрович Хворостинин привез эспиньоль из Франции, когда вернулся домой после победоносного покорения Наполеона. Ничего подобного Ася ни у кого не видела ни тогда, ни потом. Это был кремневый пистолет[101], но с удлиненной полкой для затравочных отверстий. Отверстий этих при одном замке было три, и закрывались они сдвижными крышками. После первого выстрела открывали второе отверстие; вновь взводили курок и стреляли, а затем открывали третье отверстие и делали третий выстрел. Но Василий Петрович привез не простой эспиньоль, а двуствольный. Стволы находились один над другим, и каждый был рассчитан на три заряда. Стало быть, можно сделать шесть выстрелов подряд. Отцовский эспиньоль так и остался где-то в Хворостинине… Послушник высунулся из повозки, отстранив Спирю. Всадник на сером коне опять обогнал их и вновь поворачивал навстречу, поднимая пистолет, послушник тоже вскинул эспиньоль. – Не стреляйте в коня! – закричала Ася. – Это Север! Послушник кивнул, не оборачиваясь. Ударил выстрел, другой, третий… Тарас обмяк в седле, выронил пистолет, начал сползать на землю. Серый метнулся в сторону, чтобы его не сбила мчащаяся упряжка, а Тарас вывалился из седла и упал как раз перед ней. По нему прошлись копыта, и повозка подпрыгнула дважды, переезжая его тело. Ася с ужасом высунулась было из пролетки, однако послушник рванул ее за руку и снова затащил под навес. – Осторожней, Анастасия Васильевна, – сказал он. – Нас преследуют, можно на пулю нарваться. Гони, Спиря, да пошибче! Ася едва дыша откинулась на спинку сиденья. Этот голос!.. Все ее догадки, которые при желании можно было рассеять и опровергнуть, теперь получили такое подтверждение, что силы вмиг иссякли. Ася едва не лишилась чувств. И словно нарочно, словно для того, чтобы у нее исчезли последние сомнения, послушник сорвал повязку с глаз, отбросил бороду и парик, сдернул рясу. Резким взмахом головы Федор Иванович Данилов заставил ровно лечь примятые париком русые волосы. Поправил ворот полотняной сорочки, взглянул исподлобья ясными карими глазами, холодновато улыбнулся: – Виноват, Анастасия Васильевна, никак не мог раньше объявиться. Однако теперь засвидетельствую вам свое почтение. – Почтение… – сама себя не слыша, повторила Ася. – Я тоже… тоже… В эту минуту Спиря обернулся к ним, хохотнул: – Здорово, Федор Иванович! Объявил себя, значит? Давно пора! – Ты вожжи крепче держи, – отозвался Данилов. – И на дорогу знай смотри. – А ты не позабудь, Федор Иванович, что за нами погоня идет, – ехидно бросил Спиря. – Помню, помню, – кивнул Данилов. – Только готов биться об заклад, что у них сейчас растерянность в рядах. Им надо решить, что дальше делать. А у нас есть время приготовиться. – Ну готовься, готовься, – согласился Спиря, снова отворачиваясь к дороге. – Что вы так смотрите на меня, Анастасия Васильевна, словно не узнаете? – спросил Данилов. – Но ведь вы меня некоторое время назад уже разгадали, верно? А я вот в догадках теряюсь… Федор Иванович исподлобья глянул на девушку, и у нее странно дрогнуло сердце. Ну да, правда, все это было не то что странно, а удивительно, поразительно: она сидит рядом с восставшим из гроба, воротившимся с того света венчанным супругом своим, а он так спокойно с ней беседует, словно и не рад, что они снова встретились! А что, если и впрямь не рад? В самом деле, чему радоваться-то?.. Тогда, может быть, и не стоило им встречаться? Может быть, напрасно в их жизнь вмешался Леха, приложивший руку к этой «случайности»? – В догадках теряюсь, да… – повторил Данилов и взял Асю за правую руку. – Не могу понять, помните ли вы, что с нами произошло? Помните ли, что означает это кольцо на вашем пальце? Помните ли, когда оно было надето? Помните ли, что вы моя венчанная жена? А это значит… Ася только и успела, что испуганно глазами хлопнуть, а потом Данилов прижал ее к себе и припал к губам. Федор Иванович почувствовал, как Ася изумленно ахнула, но вздох ее приняли его губы; она почувствовала его улыбку, волнующее движение этих губ, а потом все вокруг, и в их головах, и в их душах не то помутилось, не то прояснилось, ну, словом, как бы высветилось ближнее будущее пред ними – будущее, в котором они откроют друг другу свое прошлое и в котором разделят настоящее между собой… Их губы, их вздохи, их прильнувшие друг к другу тела и сплетенные руки только начали привыкать друг к другу, как вдруг Спиря заорал встревоженно: – Эй! Берегись! Данилов и Ася отпрянули друг от друга, но взгляды их расстаться не могли до тех пор, пока не раздался новый крик Спири: – Они рядом! Данилов резко зажмурился, потом снова открыл глаза, и Ася увидела, как мечтательная мгла, их заволокшая, исчезла, словно порыв ветра ее снес. Зрачки сузились, взгляд сделался пристальным, цепким, колючим… опасным! Федор Иванович выхватил нож, резанул по обшивке, припал было к отверстию, но тотчас отпрянул, толкнул Асю одной рукой в угол пролетки, а другой, метнувшись вперед, чуть ли не вдвое согнул Спирю. В следующий миг две пули пробили новые дыры в обшивке. – Что делается! – возопил Спиря, снова распрямляясь. – Ты гляди уж, Федор Иванович, не зевай, Христа ради, а то вишь, разнежился он! – Ну да, было дело, – согласился Данилов и улыбнулся Асе так, что она не устояла бы на ногах, когда бы уже ни сидела на полу пролетки. Федор Иванович на миг приник к прорези, отпрянул, приподнял Асю: – Глянь быстро. За нами двое. Кто они, знаешь? Глянула – и упала снова, ясно? Ася прижалась было лицом к прорези, но тут же отпрянула с криком: – Берегись! Почудилось, будто пристально глянули на нее два черных глаза. Это были дула двух пистолетов! Ася рухнула на дно повозки, Данилов навалился сверху, прикрывая. Грянул выстрел, почти сразу другой. Одна пуля прошла поверху прорези, другая чуть ниже. – Два пистолета, и оба пристреляны плохо, – проворчал Данилов, приподнимая Асю, но не давая ей выпрямиться. – Спиря, ты как, живой? – Покуда живой! – радостно отозвался Спиря. – А н-но! А пошли, родимые! Разгонитесь, клячи, во весь дух! Вот хотел же я тройку запрячь, да Скурлатов пожмотился. А что ж это за конь у них такой, что ветром летит? – Его зовут Север, – отозвалась Ася. – Это лучший конь Никиты Широкова. Только сейчас на нем скачет Марфа! Сначала нашу повозку обгонял на Севере Тарас, это кучер широкопольский. – Узнал я эту рожу, – с отвращением сказал Данилов. – Помню, как я тебя, Асенька, из его лапищ вырвал… А почему Марфа верхом на этом коне? И палит из двух стволов сразу! Никита струсил? – Не знаю, – пробормотала Ася. – Она… она свирепая, лютая, безжалостная! Стреляла в тебя, убила Ульяна – я сама слышала, как она этим хвалилась. Столько зла сотворила, стольких людей погубила! Ну и с нами решила, наверное, собственноручно расправиться. – Похоже на то. – Данилов снова глянул в прорезь. – Безжалостная – это ты верно сказала. Ишь как охаживает коня плеткой! Но это не поможет. В каждой ольстре только по одному пистолету помещаются, а она стреляла дважды. Теперь ей придется замедлиться, пока отставший спутник другие пистолеты не подвезет. А у меня еще второй ствол эспиньоля не расстрелян, да и в сундуке оружие есть. Он выглянул в прорезь, прицелился – но покачал головой, опустил эспиньоль: – Не могу стрелять в безоружную женщину. Спиря, гони во всю мощь! Устроим засаду на повороте в Хворостинино. – Смотри! – вдруг заорал Спиря. – Берегись! Он бешено косился через плечо, и через миг стало ясно почему. Серый конь вдруг оказался бок о бок с повозкой слева, и лицо Марфы глянуло на беглецов яростно расширенными глазами, похожими на два пистолетных дула. – Отдай бумаги, Аська! – яростно крикнула Марфа. – Отдай! Не то… Она отшвырнула плеть, которой нахлестывала Севера, и потянула из-за пояса пистолет. Значит, зря Данилов счел ее безоружной! Ася совсем близко видела вытянутую шею Севера, его истерзанные удилами губы. Повинуясь руке Марфы, он снова и снова теснил повозку. Упряжные лошади норовили свернуть на обочину, выдергивая вожжи из рук Спири.