– Отдай бумаги! – снова крикнула Марфа. «Сумасшедшая! – ужаснулась Ася. – Какие бумаги?! Да ведь бумаги у нее!» – А!!! – Марфа с яростным визгом оскалилась, наводя пистолет на ближайшую к ней лошадь. Ася поняла: сейчас Марфа выстрелит не в кого-то из людей – она убьет лошадь, повозка опрокинется, придавив седоков, и Никита, который не спеша подъедет с заряженными пистолетами, застрелит их всех, безоружных, беспомощных! – Йййййюууууяаааа! – раздался вдруг оглушительный не то вопль, не то свист. Спиря едва не свалился с козел, но все-таки удержался, выровнял упряжку. Кони рванули вперед с такой скоростью, что Север с Марфой в седле словно бы отшатнулся назад, исчез из поля зрения. – Йййййюууууяаааа! Ася, едва не оглохнув от этого вопля-свиста, повернула голову… Данилов, это Данилов стоял рядом со Спирей, одной рукой помогая ему удерживать обезумевшую упряжку, в другой сжимая эспиньоль, и свистел так, словно хотел небо смешать с землей! – Держи, – наконец оборвав свист, крикнул Федор Иванович, перекидывая эспиньоль Асе. – Стреляй, если что! Сможешь? – Отец учил! – отозвалась Ася, хватая пистолет, взводя курок и высовываясь из-за полога, готовая встретиться с Марфой лицом к лицу. Да так и замерла, не веря глазам… * * * – Стойте! – закричала Ася, и в голосе ее было нечто, заставившее Спирю послушаться. Он начал было натягивать вожжи, однако замедлить бег перепуганных лошадей ему удалось только с помощью Данилова. – Ты где так навострился свистеть? – задыхаясь спросил Спиря. – Когда гонял почтовые обозы через тайгу на Урал, у ямщиков обучился. Этим свистом и волка напугаешь, и разбойника отгонишь, и коня подстегнешь! – бросил Данилов, осторожно ослабляя вожжи. Кони постепенно остановились. – Что там? – спросил Федор Иванович, принимая у Аси эспиньоль и выглядывая из повозки. – Чертовщина! – воскликнул через секунду, спрыгивая на землю и помогая выбраться из повозки Асе. Бешеный свист Данилова придал упряжке такую скорость, что серый конь изрядно отстал. Но сейчас он не скакал, а стоял неподвижно, испуганно вздергивая голову. У ног коня лежала Марфа. Юбки ее нелепо задрались, закрывая лицо, но тело вывернулось таким странным образом, что даже издалека было видно: это тело мертвое. – Не удержалась в седле? – тихо проговорил Данилов, быстро шагая вперед. – Да, – шепнула Ася, стараясь не отставать. – Это Север… он боится громкого свиста. Сразу резко останавливается как вкопанный. Мне сама Манефа, в смысле Марфа, про это и рассказала… – С такой скоростью неслась! Понятно, перелетела через голову резко вставшего коня – и все, – пробормотал Данилов. – Маня! – раздался вдруг истошный крик, и Данилов с Асей только сейчас заметили, что второй всадник – Никита – уже приблизился, неуклюже соскочил с седла – и упал на мертвое тело, страшно крича: – Маня! Маня! – Осторожней, – приказал Федор Иванович, отодвигая Асю себе за спину. Никита бился головой о землю, теребил Марфу, выл, звал ее и не заметил, как Данилов подошел к его коню и вытащил из ольстр два пистолета. Сунул их за пояс, подошел к Никите, держа наготове эспиньоль: – Встаньте, Широков. Никита с трудом поднялся. Слезы лились по его лицу, он размазывал их кулаками. Скользнул взглядом по Асе, но словно бы не узнал ее. Опять уставился на Данилова и завыл: – Не убивайте! У меня сын малолетний! Отец, мать старые! Отпустите! Ася опустила голову. Наверное, она должна была почувствовать жалость, однако жалеть Никиту была уже не способна. И все-таки разомкнула губы, прохрипела: – Забирай свою Маню и уезжай. Только скажи, за что вы убили Лику?! Что она вам сделала?! Никита стоял молча, словно собираясь с воспоминаниями. Посмотрел на Асю и слабо кивнул – узнал ее наконец-то. – Не понимаю, – пробормотал он. – По мне, так не за что было ее убивать, но Маня в последнее время словно умом повредилась. Разозлилась на Лику за то, что та поехала на Ярмарку подстерегать тебя в каком-то розовом платье. Маня велела ей черное, незаметное надеть, а она ишь как вырядилась! Маня кричала, что Лика тебе знак хотела подать этим платьем. Ну и велела Тарасу ее заколоть. А он слушался беспрекословно. Иногда мне казалось, что Маня его то ли опоила чем-то, то ли они просто два сапога пара… Потом Маня надумала к тебе труп Лики притащить, чтобы ты страха натерпелась. – Вы что, следили за мной?! – Начали тебя искать, когда Тарас у воровской мамки, которая в Солдатской слободе живет, отыскал платье, в котором ты из Широкополья бежала. Он с Карпихой давно дружбу водил, еще с тех пор, как отвозил к ней разное барахло, которое мы… Никита осекся было, но Ася угадала, что он хотел сказать: – Которое вы снимали с тех людей, которых грабили на лесных дорогах? Никита угрюмо кивнул: – Я тут ни при чем, этим отец заправлял. Карпиха сказала, дескать какой-то старикашка платье принес, из-за этого мы со следу надолго сбились. Только и делали, что поочередно караулили тебя около Ярмарки, да все зря, зря. А потом Маня случайно увидела одного актеришку, с которым раньше хороводилась, – еще до того, как я ее нашел в этом водевильном блудилище и в Широкополье увез. Этот Поль выболтал о тебе все, что знал, но отказался затащить тебя в постель и выведать, где ты прячешь бумаги. Тогда Маня велела Тарасу его прикончить. И все зря, зря! – Поднимете руки, господин Широков! Ну! – вдруг скомандовал Данилов. Он навел на Никиту эспиньоль, свободной рукой распахнул его сюртук, выхватил из-за пояса пистолет: – Ну да, понимаю. Зубы заговариваете? Минуту выжидаете удобную? Вижу, ваша Маня и вас многому научила. – Я был у нее плохим учеником, – со слезами выговорил Никита. – Я руку на человека не могу поднять! Верните мне пистолет! Я убью этого проклятого коня, из-за которого она… Пристрелю его! – Руки коротки! – насмешливо бросил Данилов, поигрывая его пистолетом. – И скажите спасибо, что мы вас отпускаем. Никита перевел дыхание, шагнул было к телу Марфы, но повернулся к Асе: – А ведь ты нас обманула! Обманула! Ты нам подсунула какие-то пустые бумажки, а векселя и документы… Украла! Спрятала от нас! – И внезапно рухнул перед ней на колени: – Асенька, прости. Ты же любишь меня! Ты же хотела стать моей женой! – Вы спятили, господин Широков, – холодно проговорил Данилов. – Анастасия Васильевна –мояжена, и только из благодарности за то, что вы связали наши судьбы, я отпускаю вас. Но боже вас упаси еще хоть раз встать на нашем пути. Прощайте. Под униженный вой Никиты они пошли к своей повозке, но остановились около Севера, который по-прежнему дрожал крупной дрожью. – Север, пойдешь со мной? – шепнула Ася. – Да ты опять запутался! Поводья упали ему в ноги. Ася наклонилась подняла их, слегка потянула: – Пойдем, Север! Конь послушно тронулся с места. – Что же мы сделаем с Широковым? – спросил Федор Иванович. Ася покачала головой: – Что он сам с собой теперь сделает? Останется жив – пусть живет. А если кинется Марфу догонять – значит, пусть догоняет. – Воля твоя, – кивнул Данилов. – Но смотри, мы уже у самого поворота на Хворостинино, до твоего дома осталась какая-то верста. Может быть, пойдем пешком, поведем Севера, пусть в себя придет… А Спиря проедет вперед. – Хорошо, – кивнула Ася. – Только я не знаю, в каком состоянии наша конюшня, можно ли туда лошадей поставить. – Не волнуйся, там все в порядке, – сообщил Федор Иванович. – А ты откуда знаешь?! Он улыбнулся загадочно. – Ты там был! – изумилась Ася. – Эспиньоль – это отцовский?! – Да, – кивнул Данилов. Ася так и вытаращилась на него: – Но как ты попал в Хворостинино? Как спасся?! Не могу поверить, что ты жив! Я ведь думала, что уже не жена тебе, а вдова твоя. – Знаю об этом… Она слабо улыбнулась: – Леха разболтал? Предатель! – Ну нет! – возмутился Данилов. – За такого друга, как Леха, нужно Господу в ножки поклониться. Именно через Леху я тебя и нашел. И он мне рассказал все, что ты ему рассказала когда-то. Тогда я окончательно решил, что надо мне все-таки перед тобой объявиться и все объяснить. А то, знаешь, было время, когда я решил было кануть в нети. – Боже мой! – шепнула Ася, качая головой. – Он решил!..