— Господи, как же с вами тяжело! — Вы не видели Машу в тот момент, когда на Артура надели наручники. Понимаю, что судить обо всем навскидку нельзя, тем более что все находились в жутком стрессе. Но я уверена, что Маша не стала бы выгораживать брата, зная, что он виновен. Или опасен. Сами найдите определение. Хотя кое-какие сомнения у нее, конечно, были, но… — Сомнения? Что именно она говорила об этом? — напрягся следователь. На душе вдруг стало паршиво. Наверное, именно так чувствуют себя стукачи, которые вынуждены сливать кому-то информацию о других. Но я ведь не лгала. Вчера Маша четко и ясно сказала, что от брата можно было ожидать всего, чего угодно, но она не хочет в это верить. — Сказала, что скандалы между Дмитрием и Артуром случались часто, но до такого никогда не доходило. Пальцы Северского пробежались по клавиатуре. — Вы лично за праздничным столом общались с Артуром? — спросил он. — Да, общалась. — И каким он вам запомнился? — Показушник. Из тех, кто предпочитает казаться крутым лишь на словах, а на деле, скорее всего, ничего из себя не представляет. — Можете назвать его истеричной личностью? — Пожалуй, да. Но не уверена. Опять же, он мог лишь казаться таким. — Он выпивал при вас? — Да. — Был ли он пьян, когда вы уходили? — Нет, но он мог напиться после моего ухода, — напомнила я. — При мне он картинно употреблял коньяк. — Угрожал ли он потерпевшему при вас? — Нет. Но пытался задеть его словесно. — Точнее? — Не могу воспроизвести, не запомнила. Впрочем, смотреть на Дмитрия действительно было неприятно. И это было правдой, тут я не лукавила. Не запомнила, не могла передать дословно и не стала этого делать. Ни к чему приукрашивать несуществующими деталями то, что случилось. Северский засыпал меня вопросами. Я честно отвечала на каждый. — Показалось ли вам, что Артур нарочно провоцирует отца? — Не знаю. — Отношения между отцом и сыном напоминали давний конфликт? — Да откуда мне знать? — А с сестрой Артур как при вас общался? — резко сменил тему Северский. — Да вроде бы нормально, — пожала я плечами. — Поддразнивал. Но, кажется, между ними это в порядке вещей. — А вот я так не думаю, — возразил следователь. — Во время допроса я заметил на Машином запястье свежие синяки и поинтересовался природой их происхождения. Я тут же вспомнила, как Артур грубо обошелся с сестрой, больно схватив ее за руку. Но это явно было случайностью. — И что же вам ответила Маша? — спросила я. — Сказала, что брат не рассчитал силу. Вы видели, как это произошло? По какой причине он вдруг распустил руки? — Да не распускал он руки в привычном смысле. Ляпнул что-то про отца или про его девушку… не помню уже. А Маша не выдержала, накинулась на него. Ну он и отреагировал. Не бил, не кричал, не угрожал. Не закапывайте его, пожалуйста, — попросила я. — Он действительно не рассчитал силу. Понимаю, как это выглядит с вашей точки зрения, но нет, проявления насилия с его стороны я не заметила. Он почти сразу же искренне извинился, все достаточно быстро уладилось. — Вы словно выгораживаете его, — заметил Северский. — У меня нет причин этого делать. Но и придумывать что-то тоже не буду. — Если бы вы знали, сколько жертв пытаются выгородить своих мучителей, как только на горизонте замаячит полиция, — тихо произнес следователь. — Знаю, — подтвердила я. — Стокгольмский синдром — страшное дело. Но сейчас не тот случай, — не согласилась я. — Домашним насилием там и не пахло. — Важна каждая мелочь, — напомнил Северский. — Я понимаю, но, повторюсь, жестоким Артур мне не показался. Все вышло случайно. — Не говорил ли он о том, что планирует избавиться от потерпевшего? Этот вопрос меня добил. Я даже не знала, как реагировать на услышанное. — Вы думаете, что если бы Артур сказал при мне такое, то я бы спокойно ушла домой? — задала я встречный вопрос. — Значит, не говорил, — заключил Северский. Больше он ни о чем не спрашивал. Печатал на клавиатуре, что-то исправлял, потом начинал заново. — Это был официальный допрос? — поинтересовалась я. — Это был не допрос, — тут же ответил он. — Делаю пометки для себя. Не переживайте, я не буду на основании ваших слов вешать на парня статью. Мне просто нужно разобраться. Но есть еще кое-что, Женя. — Дайте прочесть, — потребовала я и обошла стол. Северский уступил свое место. Я тщательно вчитывалась в то, что он напечатал в обычном вордовском файле. Прочтя, успокоилась. Все верно. Не приукрасил, не соврал. И половину своих ответов я в тесте не увидела. — Убедились? — спросил он. — Да, спасибо. Я вернулась на свое место. — Это ведь не пойдет в дело? — на всякий случай еще раз уточнила я. — Для того чтобы оформить нашу беседу как показания, мне необходимо заполнить форму, а вам — подписать документ. Нет же, говорю. Это мои личные пометки. Делаю для себя, чтобы все подробности были под рукой. Дело-то непростое. — Вы так считаете? Северский выключил компьютер и вышел из-за стола. — Артур Замберг все еще твердит, что он ни при чем. Знаете, как бывает? Сначала преступник отпирается, а потом приходит в себя и признает вину. Это чаще всего касается тех, кто совершил преступление в нетрезвом виде. Так вот, Артур на момент задержания действительно был пьян. Но спустя сутки, протрезвев, он не отступил от своих показаний. Он утверждает, что нашел отца, когда тот уже был ранен, и что в квартиру кто-то приходил. Также требует встречу с сестрой, но она, как я уже сказал, не выходит на связь. Ваша подруга Анна, если я правильно понял, сейчас находится рядом с девушкой, но тоже не идет на контакт. Два часа назад Артур попытался покончить с собой, сейчас за ним присматривают. — Что он сделал? — растерялась я. — Хотел перегрызть вены на запястьях, но выяснилось, что это сделать не так-то и просто. — Ну давайте я позвоню Ане сама, — растерялась я. — Со мной она точно поговорит. Уговорит Машу прийти. — Маша тут не нужна. Парень выделывается, и я хотел бы знать причину его поведения. Я прошу помочь мне, Женя. Его слова прозвучали совсем неожиданно. Кажется, Северский имел на меня серьезные планы. — Я не знаю, как поведет себя его сестра, но боюсь, если они встретятся, то истерики не избежать, — продолжил он. — А вас он уже видел и будет держать себя в руках. Поговорите с ним. Спросите у него, что ему принести из дома, напишите список, а я прослежу, чтобы он это получил. Не в виде исключения, разумеется, а только то, что разрешено. Дайте понять, что вы сочувствуете ему и переживаете. Узнайте все, что только можно, потому что со следствием он на контакт не идет. А вы человек опытный, обладаете определенными психологическими навыками. — Работа такая, — согласилась я. — Но почему я? — Расследованиями также занимались, и не безуспешно, — напомнил следователь. — С огромной долей вероятности парень поделится с вами тем, что тщательно скрывает. Или вспомнит то, о чем забыл. Я буду рядом, но постараюсь, чтобы у парня сложилось впечатление, что он общается только с вами. — И вы вот так запросто разрешите подозреваемому находиться рядом со мной? — не поверила я. — Не перегибаете ли палку, капитан юстиции? — Перегибаю, — согласился он. — Ну так как, Женя? Поможете нам? Он сказал «нам», а не «мне». Северский и сам был неплохим психологом. Вон как ловко обработал меня и почти получил желаемое. Что ж, я ничего не имела против. — Поговорю, — согласилась я. — А когда? Артура привели в кабинет через десять минут. Когда он ступил на порог кабинета, я увидела совсем не того нахала, который кокетничал со мной за праздничным столом. Его футболка была измазана чем-то темным, крупные кисти рук утяжеляли наручники. Наши взгляды встретились, и на его лице появилась уже знакомое высокомерное выражение.