Она указала моих родителей битой, пронзая Максимуса взглядом. Он скривил губы и пожал плечами. — Да, некоторые в церкви верят, что одержимость демоном случается. Я не говорю, что это невозможно. Но, Ада, посмотри на Перри. Думаешь, проблема в этом? Она закатила глаза и стукнула битой по ладони. — Да, черт возьми! У вас на юге близкородственное размножение? Потому ты такой? — Ада! — возмутилась мама, шагнув ближе к отцу. Я медленно опустила стакан и смотрела на них. Меня словно там не было. Максимус пронзил ее взглядом. — Я говорю то же, что и твои родители. Перри больна. Серьезно. Как и говорит ее психолог. И она читала много книг. Она убедила себя, что это происходит с ней. Это не ее вина. Разум — сильная штука. Уверяю, она одержима сама собой. Она отвернулась от него с отвращением и с мольбой посмотрела на папу. — Ее нельзя в больницу. Они подумают, что она сумасшедшая. Родители многозначительно переглянулись. Они так и думали. — Это не обсуждается, — сообщил ей папа. — Пап… — начала она, но была прервана. Мной. Я кричала. Я схватила стакан и бросила в них. Мама пригнулась, и стекло разбилось на миллион кусочков о стену. Я снова не могла управлять и была беспомощна. Я не отключилась. Я смотрела, как вскакиваю с кровати и направляюсь ракетой к матери. Максимус был быстрее. Я летела к искаженному лицу матери, а он схватил меня и опустил на пол. Я не могла остановиться. Тело не было моим. Но я ощутила боль от удара. Это было не честно. Я выла и стонала, издавала разные звуки, тело выгибалось и содрогалось, пока Максимус удерживал меня изо всех сил, напрягая мышцы, его лицо покраснело и вспотело, он смотрел мне в глаза. Но он видел не меня. Он не видел меня. — Таблетки, — крикнул он и посмотрел на моих родителей, пока я пыталась извернуться и укусить его. — Таблетки! И веревку! Папа схватил веревку, которую использовал до этого, из угла комнаты, и мама вытащила из кармана кардигана баночки таблеток. Папа быстро связал веревкой мои руки и ноги, словно на родео, словно делал это на время. Мама склонилась с таблетками между пальцев. Я попыталась укусить ее. — Будет сложно, — сказал ей Максимус. Она мрачно покачала головой. — Я научилась кое-чему раньше. Держи ее подбородок. Он большими руками обхватил мой подбородок. Он имел право бояться меня. Я снова попыталась его укусить. Но это было отвлечение. Пока я делала это, мама надавила рукой на мой лоб, а другой зажала нос. Я стиснула зубы, как тиски. Я не хотела принимать таблетки, как не хотело и существо во мне. Но мне нужно было дышать. Я выдохнула, открыв рот. Мы не могли терпеть. Мама забросила внутрь таблетки и зажала нос, и я могла лишь проглотить их. А потом я начала медленно возвращать контроль над телом. — Простите, — сказала я, пытаясь увидеть родителей. Максимус поднял меня и вернул на кровать. — Мы понимаем, — сказал он. Его голос был таким нежным, что я почти забыла, что он думал, что это все в моей голове. — Нам придется оставить веревку. Ты же понимаешь, милая? — Не зови меня так, — выдавила я. Он улыбнулся. — Рад видеть, что ты еще с нами. Но, чтобы твои другие сущности знали, твой отец сообщил полиции о происходящем. Если ты разойдешься. Боюсь, несмотря на слова твоей сестры, тебе лучше будет в больнице. Мне жаль, что я не понял раньше, Перри. Прости, что я думал, что это призрак. Я бы не стал проводить очищение, от этого стало хуже. Это дало доказательства иллюзиям. Но ты видел! Но у меня не было сил говорить. Ты видел чудище! Лжец. Чертов лжец! Он убрал волосы с моего лба. Я вздрогнула и сверлила его взглядом, и он сказал папе: — Похоже, нужна еще веревка. — Вы больные, — прорычала Ада со стороны. Она покачала и обхватила себя руками. — Я не могу стоять и смотреть, как вы это делаете. И не буду. Она посмотрела на меня напоследок. Я не понимала этот взгляд. Она ушла, и мое сердце ёкнуло. Папа связал мои руки и ноги так, что я теперь была прикована к кровати. На миг я была свободна. И я хотела оттолкнуть его и убежать. Я не знала, куда, но я бы покинула дом и убежала к реке, а потом умчалась бы туда, где они не нашли бы меня. Там я была бы в безопасности. И меня не отвезли бы в больнице. Во мне все еще было это существо, Эбби, демон или что-то еще, но зато я бы не попала в больницу. Я не хотела разрушаться в стерильной комнате. Как умирающая собака, я хотела уйти подальше в тишину. Хоть этим я могла управлять. Но я не двигалась. Я не бежала, хотя и могла. Папа закончил привязывать меня, не глядя мне в глаза при этом. Он ушел с мамой. И остались только мы с Максимусом. Он придвинул стул от стола и окинул меня взглядом. Его зеленые глаза виновато блестели, но этого не хватало. Я хотела от него большего. Я хотела, чтобы кто-то боролся за меня. Я хотела, чтобы кто-то жертвовал за меня. Поддерживал меня. Спас бы меня, когда я не могла этого сделать. Это был не Максимус. И никогда не был. Я просто была для него развлечением. И все. Как всегда. — Мне жаль, что все так, Перри, — сказал он, не став звать меня милой. — Ты мне нравилась. Сильно. До смешного сильно. Вы шутите. Он бросал меня? У нас и отношений не было. — Но тебе нужно больше, чем я могу дать, — он провел пальцами по моей руке. — Тебе нужна помощь, и я собираюсь помогать, чем смогу, но ты тоже должна помогать себе. Стыдно, что такое случилось. Мы могли что-то сделать. И когда-нибудь, может, сможем. Думаю, в команде все получится. Не здесь. Особенно если ты согласишься снимать со мной шоу. Когда тебе станет лучше, конечно. Он меня довел. — Максимус, — сказала я. Он пытливо смотрел на меня. — Что? Я изо всех сил плюнула в него. Слюна попала по его носу. Я коварно улыбнулась при виде потрясения на его лице. — Это от меня. От настоящей Перри. Он подло улыбнулся, вытер нос и встал. Он вернул стул и сказал: — Я останусь здесь на ночь. Еще увидимся. Он закрывал за собой дверь, оставил пару дюймов. Я осталась наедине с мыслями, пока таблетки не погрузили меня в туман. Конечно, одна я больше не была. И никогда уже не буду. ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ Остаток дня прошел вспышками. Меня накачали таблетками, и я помнила лишь периоды. Я просыпалась, билась в кровати, чуть не поднимаясь над ней, и только веревки удерживали меня на месте. Я не управляла собой, потом управляла. Мы с существом менялись местами, но я не успевала никого позвать. Я могла прогнать его или ее уйти, когда сильно сосредотачивалась. Но это истощало меня, и я снова засыпала. Люди приходили и уходили. Время замедлилось. Мама пришла и посидела рядом со мной немного. Она не могла смотреть мне в глаза. Я не знала, был ли причиной стыд, страх или то, что мои глаза принадлежали кому-то другому. Она сказала: — Проще не становится, — и похлопала мою руку. И больше ничего. Папа был еще короче. Я видела по его лицу, что совесть грызла его. Я бы обрадовалась, но мне от этого было только печально. Максимус предложил покормить меня с ложечки на ужин. Я сказала ему, что выплюну в него, как Линда Блэр в «Экзорцисте». Больше он про еду не говорил. Но Ада, единственная, кого я хотела видеть, не приходила. Я знала, что ей больно, что я напала на нее и ранила. Я все еще не знала, что произошло, но это ужасно, когда тебя атакует твоя же сестра, даже непредсказуемая, как я. И я хотела, чтобы она пришла. Поддержала меня. Рассказала, как все исправит, как заберет меня отсюда, и мне не придется попадать в психбольницу (потому что туда я точно попаду в конце). Но это были бы только слова. Она не сможет помочь. Потому она была в стороне. Было больно видеть меня такой. Но мне было бы легче, если бы я увидела ее.