– О таких вещах не предупреждают, – сморщилась я, – а сразу действуют. – Значит, и о том, что мы едем ко мне, тоже можно не предупреждать? Оборотень наклонился, провоцируя. Наши лица оказались близко. Вызывающе близко. Так, что мы делили один вдох на двоих. И хоть Мрак меня еще не поцеловал… Даже не прикоснулся губами к губам, но внутри уже вспыхнуло пламя, разливаясь по венам желанием, заставляя сердце бешено биться, выжигая мысли. Рид шумно выдохнул. Жилка на виске бешено пульсировала, а в его синих глазах сейчас плавилось серебро. И я растворялась в нем. Еще миг и… – Нельзя… – Его горячий лоб прижался к моему. – Это будет ошибкой… И обнял крепко, будто хотел закрыть собой от всего мира. Его подбородок уперся мне в макушку. И я чувствовала горячее дыхание оборотня затылком. И не только дыхание. Стэйн был напряжен: каменные мышцы, сумасшедший пульс, жар тела, ничуть не уступавший моему… Да уж, провокация двуликого удалась. Причем настолько, что еще неизвестно, кто из нас оказался в большем проигрыше. Зато Рид добился главного: я и думать забыла об истерике. И даже с трудом вспомнила, кто такой Катафалк. – Успокоилась? – хрипло спросил оборотень. Его голос звучал сдержанно. Почти. И эта его невозмутимость чуть не заставила меня психануть. Но я все же сумела выдавить из себя: – Д-да, – хотя сказать хотелось совершенное иное. Хотя какое там успокоилась? Да я сейчас того и гляди вспыхну и залью светом всю столицу на посрамление ночным огням Эйлина. Но я взяла себя в руки и… простила двуликого. Чтобы тут же отомстить! Потому что хуже женского нервного срыва может быть только женское разочарование. Когда обещал – и не сделал! А я ждала, между прочим! И выпалила: – Рид, ты настоящий друг! Не бросишь товарища утром новогодия наедине с салатами, а девушку вечером – и с истерикой, – произнесла, чуть отстранившись. – Дру-у-уг? – чуть растягивая гласную, удивленно переспросил Рид, сведя брови. Словно я провела перед его носом черту, и оная его чем-то не устраивала. Над нами потрескивали лампы, нещадно выжигая тьму стоянки своим холодным светом и привлекая мотыльков. На улице разлилась иссиня-темная, чернильная ночь, в которой даже ветер не нес прохлады. А я с запозданием вспомнила, о чем мы говорили до того, как мы чуть не… – И про твою квартиру… Отвези меня лучше ко мне домой, – постаралась, чтобы мой голос звучал твердо. Я больше не боялась, что на меня нападут. Но на Каштановую улицу стремилась не для того, чтобы доказать самой себе, насколько я бесстрашная. Нет. Меня глодал червячок сомнения. Не мог ли папа во что-то случайно ввязаться? «Мне стоит обшарить дом, – подумала я. – Тем более теперь знаю, что искать: серый камень. Причем, по словам, размером с ладонь. Редкий цвет. Да и столь крупные минералы очень редко используются в артефакторике…» Так что если я могу хоть как-то защитить отца – пусть даже от обвинений в незаконной деятельности, – я это обязательно сделаю. Потому что не могу иначе. Он мой отец. И точка. Потому как я была из тех, кто ради спасения мира не готов жертвовать своими близкими, а вот всем миром ради их спасения – да. Во вседорожник мы садились молча. А вот то, как резко Рид вдавил педаль в пол и выкрутил руль, без лишних слов говорило: оборотень не так спокоен, как хочет казаться. Мы неслись по безмолвным улицам мимо ярких вывесок и погасших витрин. Мимо нас пролетали редкие чабили, а в опущенное боковое стекло бил ветер, неся с собой запахи ночного города, в которых смешивались ароматы цветущих жасмина и мирабилиса, раскаленной за день мостовой, жженой резины, железной окалины, кожи… А еще почти неуловимо пахло рыбой и водорослями – это уже с портовой части города. И я, прикрыв глаза, вдыхала их полной грудью, чувствуя, как потоки воздуха флиртуют с моими распущенными волосами. Вседорожник плавно затормозил. Мне не хотелось открывать глаза, хотя я и понимала: мы уже приехали. – Дэй. – Меня тронули за плечо. Нежно. Осторожно. Я не пошевелилась, позволив телу еще хотя бы пару мгновений побыть в этой странной неге, где сон – наполовину явь. Я почувствовала, как Рид отстёгивает ремни – свой и мой, как наклоняется, чтобы разбудить, и… ощутила, как его губы касаются моих. Почти невесомо. Едва ощутимо. Чтобы тут же отпрянуть. И я открыла глаза, потянувшись вслед за ускользающим поцелуем. И услышала шепот, в котором отголосками звучали рычащие нотки: – Это был не сон… Теперь я в этом уверен. – Уверен? – переспросила я, растерявшись. – Да. – Пальцы Рида прикоснулись к моим волосам у виска, погрузившись в них. И оборотень чуть прикрыл глаза, словно этот простой жест доставил ему высшее удовольствие. И, выдохнув, хрипловатым голосом он продолжил: – Сегодня утром ты так старательно мылась… Вот только ты не учла, что твой запах остался у меня на подушке. И он сводил меня с ума. Весь день. Как и воспоминания об этой ночи, в которой реальность не отделить ото сна. Я медленно подняла свой взгляд. Упрямый подбородок, на котором проступила щетина, чуть обветренные губы, прямой нос, синева глаз, которая в моменты страсти расплавлялась серебром… В этой самой синеве можно было утонуть… И я тонула. Без надежды выбраться. Волна огня тысячами жгучих игл прокатилась от макушки до пяток, и я сглотнула. – К демонам все правила, – выдохнул мне в губы Рид. Поцелуй. Сумасшедший, пьянящий, уносящий на самую границу безумия. И сильные руки, которые скользили по моему телу, лаская нарочито медленно. Томительно. Порочно. Искушающе. Так, что я не могла сдержать стон. И не было сил, чтобы не впиться ногтями в плечи оборотня, скованные лишь рубашкой. Я пила запах Рида – пряный, как эта ночь, острый, как жгучий перец, пьянящий, как корица, добавленная в молодое южное вино. Вдыхала жадными глотками, желая лишь одного: быть ближе. Как можно ближе. И ощущая, что Мрак хочет того же. Однозначно хочет. И он имеет на эту ночь очень твердые намерения. Последнее я почувствовала бедрами, сидя на коленях у Рида. Как я там очутилась – сама не поняла. И когда пуговицы моей форменной блузки оказались наполовину расстегнуты – тоже осталось загадкой. Рид сжал мою ладонь и прикоснулся губами к подбородку, затем ниже – к шее, где бешено пульсировала жилка. Еще один поцелуй – во впадинку меж ключиц. И на каждый из поцелуев мое тело отзывалось сладкой истомой, вздрагивало, а из груди вырывались стоны. Наслаждение скручивало меня, лишало воздуха, сжигало изнутри. Мрак… Он был словно лавина, которую не остановить, не сдержать. Да мы и не хотели. Оба. Мрак, как и я, подыхал от острых, запредельных ощущений. Его едва сдерживаемый рык, его поцелуи, требовательные, дикие, яростные, – Рид, как и я, балансировал на грани мига, что отделяет жизнь от смерти. Был на острие той самой секунды, в которую ощущаешь все краски в тысячу раз ярче, прикосновения – острее, чувства – сильнее. Оборотень пленял меня. Руками. Губами. Собой. И от этого наслаждения мы оба готовы были взорваться. – Ты сводишь меня с ума, Дэй, – прошептал Мрак, беря мое лицо в руки, как драгоценную чашу. – Меня тянет к тебе так, что я не могу сдержаться. – Не только ты, но и твой барс… – не особо думая над смыслом сказанного, призналась я. Просто почему-то была уверена: тот снежный зверь не просто так пригрезился мне. И по тому, как замер Стэйн, я поняла: не ошиблась. – Мой… зверь? Ты его видела? Где? Как? – Он напряженно сглотнул. Его зверь был двуликому важен. Жизненно необходим. И лишь барс мог заставить Мрака остановиться. Я прикрыла глаза, пытаясь скрыть страх. Потому что вдруг осознала, какую ошибку мы чуть оба не совершили. И наверняка утром могли бы уже жалеть о содеянном. Он – да. А я… Я, наверное, тоже. Когда осталась бы одна со своими чувствами. И именно их-то я и испугалась больше всего. Лишь спустя дюжину томительных секунд смогла сосредоточиться и рассказала Риду о том, что видела перед тем, как проснуться в его квартире от стонов за стеной. – Лучшие целители не смогли призвать даже тень моей второй ипостаси… – выдохнул он. – Говорили, что слишком много энергии было израсходовано и все связи порвались. – Но у оборотней же нет способностей к магии? – задала я закономерный вопрос. Ведь всякому известно: среди двуликих нет ни одного чародея. – К магии – да. Но нас пронизывают энергетические каналы, связывая воедино обе ипостаси. И чем эти каналы мощнее, тем быстрее происходит оборот. И если мой зверь потянулся к тебе, значит… ты чем-то ему понравилась… – И ладони оборотня скользнули на мои плечи, заключая одну растрепанную адептку в кольцо его рук. Словно он желал продлить ощущение единения хоть немного. – Чем? – удивилась я. – Он тебя выбрал, – просто, как само собой разумеющееся, ответил Рид, счастливо прищуриваясь. – Ты ему понравилась… Но я была артефактором. А в магомеханике нет понятия «понравилось». Зато есть термин «резонансной энергии». – Скорее, моя магия оказалась созвучна той, что текла по каналам. Тем, которые соединяли тебя-человека и тебя-зверя, – предположила я. – Поэтому барс ко мне и потянулся… Мрак нахмурился. Но отпускать меня и не подумал. А я, докрутив собственную мысль до конца, едва не вздрогнула от догадки: а что, если и наше с оборотнем притяжение – это всего лишь магия. И его зверь стремится к моей силе, а она откликается. И… – Мне пора. – С этими словами я начала спешно застегивать блузку. – Ты уверена? – глядя глаза в глаза, спросил Рид. А я… смогла ответить, лишь опустив ресницы: – Да, – тихое и едва различимое. – И я тоже уверен, – Мрак взял мой подбородок, заставляя чуть поднять голову и посмотреть на него, – что магия тут ни при чем. Я не смогла на это ничего ответить. Лишь заполошно привела себя в относительный порядок и, выпрыгнув из чабиля, поспешила к дому, стараясь, чтобы мой шаг не перешел в бег. Демонов Стэйн! И его зверь! Ну почему все так? Пульс стучал в висках, ключ не с первого раза попал в замочную скважину, и, лишь прислонившись спиной к двери, которую закрыла, я смогла выдохнуть. А спустя несколько минут даже начала сносно мыслить. И если с двуликим все непонятно, то кое с чем – весьма конкретно. Камень. Мне нужно найти камень, который искал грабитель. И начать стоит с папиного кабинета. Но сначала кофе! Я ухватилась за ручку джезвы, как за спасительную соломинку. Словно в привычном ритуале варки было мое избавление от душевного смятения. Вода, в которую я щедро высыпала две чайные ложки с горкой молотых зерен, вспенилась, и я вдохнула бодрящий аромат напитка. Ночь и кофе… В этом было что-то необычное, удивительное. Как первый весенний дождь. Словно морозный узор на стекле. Дежавю с благоухающим ароматом. Я пила кофе медленными глотками. Мой эликсир бодрости. Мое зелье успеха. Да, именно так. Ведь за большинством моих достижений стояли именно они – пинты выпитого напитка. Черного, как южная ночь, и сладкого, как желанная победа. Хроносы показывали половину третьего. Скоро рассвет. Пора переодеться в домашнее и приниматься за дело. Поэтому я решительно поставила чашку на стол и направилась в свою комнату, где облачилась в домашние шорты и растянутую футболку. А затем двинулась на обыск. Я тщательно осматривала каждую полку, каждый ящик, тайники, даже в каминную трубу залезла, выпачкавшись в саже с ног до головы. Обшарила чердак, подвал, даже в кувшин с молоком, что стоял в холодильном шкафу, заглянула: а вдруг папа кинул его туда? Да, знаю, логики в этом поступке ноль. Ну а вдруг!.. К пяти утра я была злая, невыспавшаяся, грязная и полная желания наведаться в гараж. Это оказалось единственное место, которое я не осмотрела. Зевнула, решив, что вот сейчас чуть-чуть посижу в старом кресле – и непременно продолжу поиски. Но едва я опустилась в уже продавленное сиденье, как глаза закрылись сами собой. А проснулась я, когда за окном уже алел рассвет. Может, проспала бы и дольше. Но тело от неудобной позы затекло, и все мышцы ломило. Именно от этого я, похоже, и пробудилась. Потянулась, морщась и чувствуя, как что-то внутри меня хрустит. Вот только когда я вышла на крыльцо, то первое, что увидела, – хмурое лицо Рида. Оказалось, он провел всю ночь… ну хорошо, то, что от оной осталось, в чабиле! Перед домом. И, увидев меня, всю такую… впечатляющую, выскочил из вседорожника. И по тому, как он резво, с ни разу не затекшими мышцами выпрыгнул, стало понятно: в отличие от меня, Мрак, не иначе как подражая истинному злу, которое никогда не спит, глаз не смыкал. – Ты что здесь делаешь? – На тебя напали? Вопросы прозвучали одновременно. Но под испытующим взглядом Мрака пришлось отвечать, точнее врать, первой: – Я убираюсь. А ты?