Кстати, «брючата из брезента» мне тоже по детству моему вспомнились. Джинсов было не достать, да и денег за них спекулянты просили немерено, далеко не всем по карману, вот народные умельцы из «брезентухи» бурого и зеленого цвета наладили пошив некого их подобия. Даже в моду вошли, помню, бурые еще и «вытирались» на манер пресловутых и желанных американских штанов. К кое-каким, пошитым на манер «тактических», я даже присмотрелся, цену спросил, которая не отпугнула. На службу их даром не надо, к сапогам лучше всего казенные галифе, а вот так, гулять, например… Буду же гулять. Ходить куда-то буду, наверное. В кабак вон. Или в кино, в котором ночью с «пионерами» бились. – На кожу посмотри, куртки вон, даже штаны можно пошить, но это уже по мерке, – продолжала просвещать она меня. Штаны для мотоциклиста хорошо, кто спорит, на «харлее» даром что щитки стоят, а грязь летит все равно. Пригодились бы тоже. Их даже изляпаешь, так тряпочкой протрешь – и порядок. А вообще много чего пригодилось бы еще. Свитера вязанные, пусть из грубой пряжи, но теплые, лежали стопками. Были вполне серьезного вида бушлаты на вате, на манер армейских пошитые, и простеганные фуфайки со штанами. Нашлись и шапочки «гандонки», на манер вязаных подшлемников, некоторые еще и в маску раскатывались. Когда Федька, обернувшись, увидел, что я такую рассматриваю, он даже не удержался, сказал: – Хрен ли думаешь, а? Бери, тебе на моце кататься зимой никто на складе маску не выдаст, всю будку выстудишь. Их к сезону разбирают. – Верно Федька сказал, – поддержал его прислушивавшийся к разговору Слава. – Без маски зимой жизнь не в жизнь. Пришлось взять, расставшись с десяткой. Я, на самом деле, и сам это понимал, несложно представить результат езды на мотоцикле по морозу без нее. Сунул шапочку в карман, скрутив, решив больше ни на что не тратиться, а то черт его знает, какие счета здесь в кабаках выставлять принято. – Кстати, а с обувью как? – спросил я у продавщицы на всякий случай. – Соседний флигель, там Оганесян-сапожник целый цех организовал, – указала она рукой куда-то на стену. – Хорошо шьет, особенно если фасон не сам придумывает, а ты ему говоришь, что нужно. Ну и лавка обувная там есть, хочешь – глянь пойди. – Ладно, в другой раз загляну. Федь, закончил? – спросил я товарища. – Ага, почти, сейчас пойдем, – кивнул он и обернулся к продавцу: – Мамед, мешок или пакет дай. – Где я тебе пачет возьму? – слегка возмутился продавец, заодно проявив свою национальность произношением слова «пакет». – Нет у меня пачет, я тебе что, «Седьмой континент»? Мешок приноси. – Да забыл я, – досадливо поморщился Федька. – Мешок дам, другой раз принесешь. – Давай, потом разберемся. Федя купил какую-то увесистую железную деталь для машины, как он сказал – про запас, но что именно, я не увидел, а в мешке не поймешь. Разве что вид у него довольный был, видать и вправду нужное. – Ну что, до машины и в кабак? – уточнил он, когда мы вышли на улицу, на сырой и холодный ветер. – А есть еще планы? – Никаких. – Ну и у меня никаких, – заявил я. – Не вижу ни одного повода, который мешал бы нам выпить. – Я люблю тебя жи-изнь… – запел Федя – … Что само по себе и не ново! Ну чего встал, пошли скорей, шланги горят и на старый стресс новый накладываться начинает. От «недопила». – Ты сам шире шагай, – подтолкнул я его. – Давай, как в классике, «А я иду, шагаю по Москве». – Это ты по Москве, – прервал он меня. – А я с других краев. – Это каких? – удивился я. – Пад го-оро-одом Горьким, где люди-и как волки, в рабо-очем поселке па-адруга живе-ет! – протянул он так громко, что какая-то тетка, не ожидавшая приступа Фединого вдохновения, шарахнулась в сторону, чуть не выронив авоську. – Так это чего, сюда не все из Москвы сыпятся? – удивился я. – Или ты в другом месте вынырнул? – Из разных проваливаются, – ответил он, поудобней перехватывая увесистый мешок. – Но из Владивостока или Парижа пока не случались, есть какие-то лимиты по радиусу. Так, все больше Средняя Россия, но совершенно вперемешку. – Хм… – озадачился я. – А вообще какие-то закономерности есть? – Есть… на жопе шерсть, – вздохнул Федя. – Толку-то с них? Тебе на лекцию идти надо? – В понедельник надо, сказали. – Так ты на работе предупредить не забудь, – напомнил он мне. – А вообще за все закономерности там тебе и расскажут. Наверняка кто-то из научников будет, для этого и собирают, чтобы поведать, что у нас тут и к чему. И каким боком. Или раком. – А больше все же боком или раком? – Все больше раком, и выходит боком, – усмехнулся он. – Не было, говорят, поначалу у Тьмы такой активности, чем дальше, тем больше проблем от нее. И твари сильнее становятся. Никогда ведь по стенам не ползали, а сегодня, а? У меня в мозгу намертво отпечатался стоп-кадр, в котором темная и жуткая тварь ползет по потолку с твердым намерением распотрошить меня, наивного. Как вспомню, так мороз по коже. – Кстати, в понедельник мы выходные, так что предупреждать некого. И незачем, – сказал я. Машин у рынка немного убавилось, самое торговое время уже прошло, народ расходился понемногу. Сворачивались и торговцы. Несколько колхозников курили папиросы возле большого «студебекера», о чем-то разговаривая и посмеиваясь. На борту грузовика была крупная надпись белыми буквами «Колхоз «Раменское». Лучшая свинина!» – По субботам мясом хорошо торговать, – кивнул на них Федя, попутно закидывая в кабину мешок с железякой. – А у раменских и вправду свинина самая хорошая, черт знает, что там у них за свиньи. – Колхоз-миллионер? – усмехнулся я, вспомнив старые формулировки. – А то! Получше многих живут. Свиньи у них, птицеферму открыли. Уважаемые люди. Отряд самообороны организовали. – Кстати, Федь, я вот чего спросить хочу, – сказал я, забираясь на пассажирское сидение. – А вообще у вас тут что за государственное устройство? – В смысле? – не понял он. – Ну, Углегорск – город областной, так? – Так, был раньше, до того как люди исчезли. – А сейчас? – Сейчас… сейчас он вроде как областной, только область куда меньше. Несколько деревень и городок Захолмье подчиняются, а Сальцеву на область класть вприсядку, сами по себе живут. А пара деревень так под ними числится. – Не враждуете? – Если явно, то нет, – сказал Федя, запуская стартер. – А так враждебность есть, как не быть. Главе Администрации такое пренебрежение как серпом по яйцам, он конкурентов вообще не любит, а по мне так и хорошо, что Сальцево есть. – Это почему? Машина тронулась с места и покатила со стоянки, пристроившись в зад какой-то потрепанной полуторке с вырванным задним бортом кузова, в котором горкой лежали пустые дерюжные мешки. На них сидел, опираясь на борт, крепкий бородатый мужик с трехлинейкой за плечом. – Почему? – повторил вопрос Федька. – Да потому что так конфликтов меньше. У нас тут сам видишь, практически социализм, чуть не военный коммунизм. Ну и сбились в кучу здесь те, кто считает такую жизнь в данных обстоятельствах правильной. А все кто не считает, не мутят воду, а перебрались в Сальцево, где живут по своей вере. Чем плохо? – До драк не доходило? – С сальцевскими-то? Нет. Мало нас, и так проблем хватает, куда тут воевать. А так всякое бывает. Разведбат постоянно то с бандитами, то еще с кем дерется. Не до Сальцево. Да и народ туда дорогу знает, у кого дела, кто и поразвлечься ездит, и базар там хоть куда. – Мирное сосуществование, в общем. – Именно. Сосущее-Ствование. Непонятно только, кто в финале и у кого сосать будет. – Дойдет до конфликта все же? – Дойдет рано или поздно, два медведя в одном гнезде – сам понимаешь. То, что до сих пор не сцепились – ваще ни разу не показатель. Все впереди. Езда была недолгой, только, вроде бы выбрались со стоянки на улицу, разогнались, пару раз повернули, и оказались на Советской, как раз у трехэтажного дома, у которого над дверью висела вывеска с надписью «Шашлычная «Телави». Это было единственным признаком того, что в доме находится пункт общепита, потому что во всем остальном дом напоминал больше всего небольшую тюрьму. И впечатление такое создавали, естественно, мощные решетки на окнах всех этажей, которые вкупе с потемневшим красным кирпичом выглядели мрачновато. Перед кабаком в рядок выстроилось несколько машин, включая знакомую по фильмам «эмку» и полноприводный ГАЗ-67. Там же стояла полуторка с самодельным кунгом, на котором было написано «Трактиры Абуладзе». Мы, выпрыгнув из кабины, решительно направились к двери кабака. Жрать уже хотелось откровенно, да и успокоительного принять после веселой ночки тоже требовалось. С трудом оттолкнув массивную дверь, мы проникли в полутемный зал заведения, наполовину заполненный посетителями. – О, отлично, пока стол еще можно выбрать, – сказал Федя. – А то скоро понабегут сюда, место популярное, к тому же суббота. Я огляделся. Интерьер особыми изысками не поражал – массивные столы, лавки, стены местами кирпичные, местами штукатурка – не обветшание, а элемент декора такой. У дальней стены длинная стойка бара с высокими табуретами перед ней. За ней с сосредоточенным видом наливал пиво в высокую кружку толстый седой кавказец. Сбоку от стойки виднеется окно в кухню, возле которого сейчас со скучающим видом стояла крепкого сложения деваха с пустым подносом – явно официантка, ожидавшая заказа. – Давай, куртки бросим, мол стол занят, и пойдем заказ сделаем, – сказал Федя. – А официантка их не принимает? – Не, как Шалва говорит, тут все по-грузински, как у них принято. Подошел, посмотрел на мясо с сыром, выбрал что нравится, там и заказал. А вот готовый уже принесут. Ага, не знаю, из какой действительности был этот самый Шалва, но в моей так и было, вспомнилось, довелось мне в Грузии побывать. И во всех трактирах за городом, которые больше под открытым небом, такая система и была. – Здравствуй Шалва, здравствуй дорогой! – с ходу заявил Федя, подходя к стойке. – Гамарджоба[1], дорогой, – сказал толстяк, явно собираясь Федьку обнять, да вот стойка помешала, поэтому просто руку пожал.