Все шло не так, как предполагалось. Неожиданно, как будто сбросив с себя чары, леди Люсинда сделала несколько шагов вправо, вгляделась в книги – правда, вряд ли смогла прочитать в темноте хоть одно название – и провела рукой по корешкам. Грегори, сам не зная почему, следил за ее рукой. Просто следил за тем, как рука скользит, и пришел к выводу, что она очень изящная. В глаза это не бросалось, потому что вся внешность леди Люсинды была цветущей и традиционной. Элегантность же, как все ожидают, должна мерцать, как шелк, излучать свет и ошеломлять. Элегантность – это орхидея, а не обычная маргаритка. Но когда леди Люсинда начинала двигаться, она преображалась. Казалось, что она… летит. Она отлично танцует – в этом Грегори не сомневался, хотя не понимал, почему это имеет для него такое значение. – Я сожалею, – сказала она, поворачиваясь. – О мисс Уотсон? – Да. Я не хотела причинять вам страдания. – А вы и не причинили, – возможно, чуть резче, чем следовало бы, сказал Грегори. – О! – Она заморгала – вероятно, от удивления. – Что ж, очень рада – я не хотела делать вам больно. Грегори понял, что действительно не хотела: она не из таких. Ее губы приоткрылись, но она не заговорила. Ее взгляд сосредоточился на чем-то за его спиной, как будто она искала там правильные слова. – Просто дело в том… В общем, когда вы стали говорить о любви, – начала она, – мне послышалось что-то знакомое. Я даже не сразу поняла. – А уж я тем более, – тихо произнес Грегори. Леди Люсинда молчала, не глядя на него. Ее губы были сжаты – неплотно, – и она то и дело моргала. Не взволнованно, с трепетом ресниц, а вполне спокойно. – И что вы будете делать дальше? – спросила она. – С мисс Уотсон? Она кивнула. – А что бы вы предложили? – Не знаю, – ответила она. – Я могу поговорить с ней от вашего имени, если хотите. – Не хочу. Во всей этой ситуации было слишком много ребяческого. Грегори только сейчас начал чувствовать себя полноценным мужчиной, взрослым и решительным, готовым к тому, чтобы добиваться успеха. – Вы можете подождать, – предложила леди Люсинда, слегка пожав плечами. – Или пойти вперед и еще раз попытаться завоевать ее. У нее еще целый месяц не будет возможности видеться с мистером Эдмондсом, и я думаю… что со временем… она вдруг поймет… Однако она не закончила. А Грегори стало интересно. – Что поймет? – требовательным тоном спросил он. Леди Люсинда посмотрела на него так, будто ее неожиданно выдернули из грез. – Что вы… что вы… ну, что вы значительно лучше остальных. Не знаю, почему она этого не видит. Это же очевидно. Из уст любой другой женщины это прозвучало бы странно, возможно даже – развязно, с жеманным намеком на будущие отношения, но только не из ее уст. Она была лишена притворства, она принадлежала к тем, кому мужчина может доверять. Как и его сестры, решил Грегори, она наделена живым умом и остроумием. Люси Абернети никогда не вдохновит на стихотворчество, но зато из нее получится отличный товарищ. – Это обязательно произойдет, – тихо, но убежденно сказала она. – Она поймет. Вы… и Гермиона… Вы будете вместе. Я в этом уверена. Пока она говорила, Грегори наблюдал за ее губами. Он не знал, почему у него вызвала интерес их форма… то, как они двигаются, складываясь для произнесения гласных и согласных. Это были обычные губы: ничто в них прежде не привлекало его внимания, – но сейчас, в полумраке библиотеки, когда тишина нарушается лишь легким шорохом их голосов… Ему стало интересно, каково это – целовать ее. Он попятился, на него навалилось внезапное и всепоглощающее ощущение нелогичности происходящего. – Нам пора возвращаться, – резко проговорил он. В ее глазах промелькнула обида. Проклятье! Он не хотел, чтобы его слова прозвучали так, будто он спешит отделаться от нее. Она ни в чем не виновата. Просто он устал. И разочарован. А она рядом. И ночь темна. И они одни. И это не было желанием. Просто не могло быть. Он всю жизнь ждал, когда ему выпадет счастье отреагировать на женщину так, как он отреагировал на Гермиону Уотсон. И после такого он просто не может испытывать желание к другой женщине. Ни к леди Люсинде, ни к какой-то иной. Другие женщины не могут что-то значить для него. И леди Люсинда – тоже. Нет, это несправедливо. Она – личность. И достойная. Но не для него. Глава 6, в которой наш герой делает кое-какие успехи Господи, да что такого она сказала? Эта единственная мысль билась в голове Люси, лежавшей в кровати с открытыми глазами. Она была охвачена таким ужасом, что боялась даже шевелиться. Она лежала на спине и таращилась в потолок, неподвижная, подавленная. На следующее утро, посмотревшись в зеркало и увидев синие круги под глазами, она устало вздохнула, и тут все началось сначала… «О, мистер Бриджертон… вы значительно лучше остальных». – Люси Абернети, – пробормотала она себе под нос, – ты глупая корова. – Ты что-то сказала? – Гермиона, стоявшая у кровати, повернулась к ней. – Просто складываю в уме, – солгала Люси, которая уже взялась за дверную ручку, чтобы спуститься вниз к завтраку. Люси всегда говорила, что она что-то складывает и умножает в уме, когда Гермиона ловила ее на том, что та беседует сама с собой. – Ты готова идти вниз? – спросила Люси. Вот про нее, что она готова, сказать было нельзя. Меньше всего на свете ей хотелось видеть кого-либо. В частности, естественно, мистера Бриджертона, и мысль, что нужно общаться с людьми, пугала. Девушки направились к лестнице. Неожиданно Гермиона с любопытством посмотрела на подругу и спросила: – Что с тобой, Люси? Ты выглядишь как-то странно. Люси подавила желание рассмеяться. Она не выглядит. Она на самом деле такая. Она полная идиотка, которую нельзя подпускать к людям. Господи, неужели она сказала Грегори Бриджертону, что он лучше остальных? Люси хотелось умереть. Или по крайней мере спрятаться под кроватью. И при всем том она склонна к упорядоченному образу жизни, поэтому на ногах и готовится отбыть к завтраку еще до того, как в голове появятся связные мысли, невзирая на ее явное помешательство. – Но ты все равно отлично выглядишь, – сказала Гермиона, когда они подошли к верхней ступеньке. – Мне очень нравится, что ты выбрала зеленую ленту к голубому платью. Сама я до такого не додумалась бы. Выглядит здорово. Очень идет к твоим глазам. Люси изучила свой наряд. Она не помнила, как одевалась. Просто чудо, что она не выглядит так, будто сбежала из цыганского цирка. Хотя… Она тихо вздохнула. Мысль сбежать с цыганами казалась привлекательной и даже разумной, потому что тогда ей будет запрещено показываться в приличном обществе. У нее явно нарушена связь между мозгом и языком, и только богу известно, что может сорваться с ее губ в следующий раз. Господи, она могла бы ляпнуть Грегори Бриджертону, что считает его божеством. Хотя на самом деле не считает. Совсем. Она просто считает его хорошей партией для Гермионы. И она ему это сказала. Разве не так? Так что она сказала? Что конкретно она сказала? – Люси? Она сказала… Она сказала… Люси похолодела.