Великий боже! Он подумает, что она заинтересовалась им. – Люси? – Знаешь, – каким-то странным, писклявым голосом проговорила Люси, – кажется, я совсем не хочу есть. Гермиона посмотрела на нее с недоверием. – И завтракать не будешь? Для Люси это было неестественно. За завтраком она обычно ела с жадностью оголодавшего матроса. – Я… э-э… Кажется, вчера я съела что-то не то. Вероятно, лосось. – Для пущего эффекта она прижала руку к животу. – Думаю, мне лучше прилечь. И никогда не вставать. – Действительно, ты вся зеленая, – сказала Гермиона. Люси выдавила слабую улыбку. – Хочешь, я тебе что-нибудь принесу? – предложила Гермиона. – Да! – с горячностью воскликнула девушка, надеясь, что подруга не слышала, как у нее урчит в животе. – Ой, этого делать нельзя, – вдруг заявила Гермиона, в задумчивости прижимая руку ко лбу. – Если тебя тошнит, то тебе есть нельзя. Ты же не захочешь, чтобы тебя вывернуло после еды. – Меня не тошнит, – принялась импровизировать Люси. – Не тошнит? – Ну… мне трудно объяснить. Я… – Люси привалилась к стене. Кто знал, что из нее получится такая великолепная актриса. Гермиона подскочила к ней. Ее очаровательное личико приняло озабоченное выражение. – О боже! – заволновалась она, обнимая Люси за плечи. – У тебя жуткий вид. Люси заморгала. Может, она действительно заболевает? Что ж, это к лучшему. Тогда одиночество обеспечено ей надолго. – Я уложу тебя в кровать, – не терпящим возражений тоном заявила Гермиона. – А потом позову маму. Она знает, что нужно делать. Люси облегченно кивнула. У леди Уотсон от всех болезней были два средства – шоколад и бисквиты. Мама Гермионы предпочитала эти нетрадиционные лекарства всегда, когда считала, что заболевает. Естественно, и другим она не могла в них отказать. Гермиона проводила Люси в их совместную спальню и даже сняла с нее туфли, прежде чем уложить на кровать. – Если бы я плохо тебя знала, – сказала она, аккуратно ставя туфли в гардероб, – то подумала бы, что ты притворяешься. – Я никогда бы не смогла. – О, смогла бы, – возразила Гермиона. – У тебя отлично получилось бы. Но ты долго не выдержала бы. Ты слишком традиционна. Традиционна? А при чем тут это? Гермиона изящно вздохнула. – Вероятно, за завтраком мне придется сидеть с этим нудным мистером Бриджертоном. – Он не такой противный, – сказала Люси чуть более оживленно, чем можно было бы ожидать от отравившегося лососем. – Наверное, – согласилась с ней Гермиона. – Думаю, он лучше большинства. Люси услышала отголосок собственных слов: «Значительно лучше остальных». Возможно, ужаснее слов с ее губ еще никогда не слетало. Ну и дела! Гермиона любит мистера Эдмондса, мистер Бриджертон любит Гермиону, а Люси не любит мистера Бриджертона. Он же считает, что любит. Что, естественно, является полнейшей чепухой. Она никогда этого не допустит, потому что она практически обручена с лордом Хейзелби. Хейзелби. Люси едва не застонала. Насколько все было бы проще, если бы она смогла вспомнить, как он выглядит. – Наверное, я попрошу подать завтрак сюда, – сказала Гермиона, и ее лицо прояснилось, как будто она только что открыла новый континент. – Как ты думаешь, они согласятся? Проклятье! Все ее планы рушатся. Теперь у Гермионы появился предлог весь день просидеть в комнате. И завтрашний день, если Люси продолжит притворяться больной. – Как я раньше до этого не додумалась, – сокрушалась Гермиона, направляясь к звонку. – Мне гораздо приятнее побыть с тобой. – Не надо! – выкрикнула Люси, лихорадочно пытаясь отыскать выход из создавшейся ситуации. – Почему? Действительно, почему? Она быстро соображала. – Если ты попросишь подать еду сюда, то вряд ли получишь то, что хочешь. – Но я и так знаю, что хочу: омлет, приготовленный на медленном огне, и тост. Уж с этим они справятся. – А я-то не хочу омлет и тост. – Люси изо всех сил старалась выглядеть жалкой и трогательной. – Ты же отлично знаешь мой вкус. Если спустишься в столовую, то обязательно найдешь для меня то, что нужно. – Я думала, что ты завтракать не будешь. Люси опять прижала руку к животу. – Ну, вообще-то я съела бы что-нибудь. – Отлично, – сказала Гермиона. Теперь в ее голосе звучало нетерпение. – Что ты хочешь? – Может, немного бекона? – Когда у тебя отравление рыбой? – Я не уверена, что дело в рыбе. Одно долгое мгновение Гермиона внимательно смотрела на подругу, наконец уточнила: – Значит, бекона? – Гм, и еще что-нибудь, то, что, по-твоему, мне понравится, – сказала Люси, вовремя сообразив, что беконом ограничиваться нельзя, так как его легко заказать в комнату. Гермиона сдержанно вздохнула и не без подозрения оглядела подругу: – Я скоро вернусь. Только не перенапрягайся. – Не буду, – пообещала Люси. Она улыбнулась закрывшейся за Гермионой двери, досчитала до десяти, соскочила с кровати и, подлетев к гардеробу, расставила туфли по порядку. Когда с этим было покончено, сняла с полки книгу, забралась в кровать и углубилась в чтение. Кажется, утро обещает быть приятным. К тому моменту, когда вошел в столовую, Грегори чувствовал себя значительно лучше. То, что случилось вчера вечером, уже потускнело и было практически забыто. На самом деле ему совсем не хотелось целовать леди Люсинду. Ему было просто интересно, каково это, а это совсем другое дело. Ведь он как-никак мужчина. У него возникали такие же вопросы в отношении многих других женщин, и в большинстве случаев он даже не собирался заговаривать с ними. Такие вопросы возникают у всех. Разница заключается в том, что не все ищут ответы на практике. Что означает, что Грегори может с ясной головой приступать к завтраку. Колбаски сегодня утром восхитительные. И тосты выше всяких похвал. С нужным слоем масла. Омлету немного не хватает соли, но в остальном он очень вкусен. Грегори попробовал соленой трески. Неплохо. Совсем неплохо. Он положил в рот еще один кусок. Прожевал. С аппетитом. Глубоко задумался о политике и сельском хозяйстве. Потом решительно перешел к физике Ньютона. Следовало бы больше внимания уделять ей в Итоне – сейчас он не мог вспомнить разницу между силой и работой. Так, посмотрим, работа – это то, что измеряется футами и фунтами, а сила – это… И вообще ему было не так уж и интересно. Возможно, сыграл роль полумрак. И еще его настроение. Он был немного не в себе. Он смотрел на ее губы, потому что она говорила, вот и все. Куда еще ему было смотреть? Грегори с удвоенным энтузиазмом взялся за вилку. И вернулся к треске. И к чаю. Чай – вот единственное, что смывает все прочь. Он сделал большой глоток, глядя поверх чашки. И в этот момент услышал, что кто-то идет по коридору.