Люку Палму было тридцать восемь лет, из которых восемь он работал свободным агентом по недвижимости, взявшим за правило не давить на клиентов сверх меры. Он знал таких коллег – напористых, умевших заговаривать людям зубы, толкая на самые невыгодные покупки, и ни в коем случае не хотел с ними равняться. Успех доказал его правоту. Люк Палм пользовался репутацией серьезного и порядочного риелтора. Люди ему доверяли. Энн Уэстли обратилась к нему по рекомендации подруги. Очень приятная пожилая женщина, они быстро нашли общий язык. Кроме того, это была выгодная клиентка. Она хотела не только продать дом, но и искала для себя квартиру, что сулило удвоенный гонорар. Так что Люку Палму было ради чего стараться. Он пытался дозвониться до нее несколько раз в течение недели и попадал на автоответчик. Просил срочно перезвонить – безрезультатно. Между тем у него было чем ее порадовать. На дом в Танбридж-Уэллс объявились потенциальные покупатели. Мало того, в дополнение к предложениям из буклетов отыскалась симпатичная квартира в Белгравии, идеально, по мнению Люка Палма, подходившая Энн Уэстли. И обе сделки было бы желательно провести к Рождеству. Люк Палм не понимал, почему она не отвечает. Энн Уэстли как будто была решительно настроена оставить сомнительную идиллию в лесу ради подходящей городской квартиры. И он прекрасно понимал ее, потому что сам не продержался бы в этом доме и трех дней. Другое дело – семья, заинтересовавшаяся лесным особняком. У них пятеро детей и много животных. И, опять-таки, Люк Палм не сомневался, что его вариант для них идеален, что усиливало его нервозность из-за невозможности выйти на контакт с Энн Уэстли. В четверг, 17 декабря, его беспокойство достигло пика. Он звонил ей несколько раз в течение дня и больше не разговаривал с автоответчиком, на который надиктовал сообщение уже пять или шесть раз. Поневоле Люк Палм начинал задаваться вопросом, не изменяет ли своему принципу лишний раз не беспокоить клиента. Оставалось самое простое – съездить к ней и повидаться. Выяснить из первых уст, что на самом деле происходит. Было обеденное время, но встреч на остаток дня не планировалось – разве что масса бумажной работы, которую можно было сделать дома. Некоторое время он еще искушался мыслью вернуться к себе и сесть наконец за письменный стол, но беспокойство победило. У мистера Палма были плохие предчувствия. Она там совсем одна… Конечно, Энн Уэстли могла передумать, но в этом случае непременно дала бы ему знать. Она явно не из тех, кто исчезает просто так. Люк Палм посмотрел на часы – самое начало четвертого. Снегопад усилился. На прошлой неделе несколько раз шел дождь со снегом, но теперь приближалась настоящая зима, и все надеялись на белое Рождество. Синоптики предсказывали снежные заносы на вечер, однако Люк не собирался задерживаться в лесу надолго. Всего лишь проверить, как она там. Убедиться, что всё в порядке, и рассказать о возможных покупателях. В двадцать минут третьего он тронулся в путь. Из-за снегопада и ажиотажа на дорогах времени на то, чтобы выехать из города, потребовалось больше обычного. Было почти пять вечера, когда Люк Палм добрался до небольшой и абсолютно пустой парковки на краю леса. Поразмыслив, все-таки решил оставить машину здесь, с тем чтобы остаток пути пройти пешком. Проселочная дорога к дому Энн Уэстли не внушала доверия. Не хватало только застрять в снегу и потом откапывать машину лопатой… В лесу, среди высоких деревьев, темнеет быстрее. Люк бодро шагал по дороге, но окружавшая его рождественская сказка дышала кошмаром. Укутанный снегом лес погрузился в тишину. Был ли это мирный сон или молчание подстерегающего добычу хищника, Люк не знал. Только снова и снова спрашивал себя, как можно решиться жить в одиночестве в таком месте. Внезапно его охватила злоба на покойного мистера Уэстли. Затащить жену в такую глушь, только чтобы осуществить мечту своей жизни! Мечтай сколько угодно, но это не дает тебе права жертвовать благополучием и безопасностью близкого человека. Нет, Энн не жаловалась, но не нужно быть психологом, чтобы догадаться, что стояло за ее словами. И ведь только память о муже до сих пор удерживала ее здесь… Дорога вывела Люка на поляну, где стоял дом. Все выглядело как в прошлый раз, разве еще более сказочно, потому что с неба летели снежные хлопья, а деревья стояли будто покрытые белой сахарной глазурью. «Надеюсь, она не рассердится, что я без предупреждения», – подумал Люк. Ни в одном окне не горел свет, но он видел машину под навесом – значит, хозяйка дома. Вряд ли она решилась бы выбраться отсюда пешком. Люк открыл садовую калитку и пошел по тропинке с высокими кустами. Сирень, как будто вперемежку с жасмином. Поистине райский уголок, особенно весной и летом. Но, если, не дай бог, что случится, никто ничего не узнает. Люк поднялся на крыльцо и позвонил в дверь – никаких признаков жизни. Он ждал. Конечно, Энн могла отправиться подышать свежим воздухом. Почему бы ей не прогуляться, в самом деле? И машина для этого не нужна… Но Люк и сам не мог объяснить, почему не верил этой вполне правдоподобной версии. Почему вместо этого вдруг ощутил парализующий панический страх. Господи, как же здесь одиноко! Если б Люк сошел с ума настолько, чтобы перебраться в такое место, обязательно обзавелся бы по крайней мере двумя здоровыми доберманами. А уж если речь идет о женщине семидесяти лет, наверное, это и есть то, что называется «искушать судьбу»… Чушь. Все чушь. Пока он здесь воображает картины одна другой краше, Энн Уэстли, здоровая и невредимая, бродит по лесу с топором в руке в поисках рождественской елки. Тем не менее Люк решил попытать счастья с противоположной стороны. С прошлого посещения он помнил, что там крыльцо и еще одна входная дверь, ведущая прямо на кухню. Люк обошел дом. Несмотря на сгустившиеся сумерки, сразу увидел, что дверь на террасу широко распахнута. На ступеньках кучками лежал снег, совершенно нетронутый. Несмотря на открытую дверь, за последние несколько часов отсюда никто не выходил. Люк остановился и вдруг услышал собственное дыхание. Все это не предвещало ничего хорошего. Если Энн дома, почему ни в одном окне не горит свет? Он вспомнил гирлянду из лампочек на окне ее кухни и вдруг почувствовал, что тишина вокруг него не была мирной. Она скрывала какую-то страшную тайну. Люк поискал в кармане телефон и понял, что забыл его в машине. Самое время развернуться и бежать обратно на парковку, но усилием воли он заставил ноги стоять на месте. Нужно выяснить, что случилось. Что, если Энн Уэстли упала и лежит где-нибудь в доме, не в силах пошевелиться? В этом случае его своевременное появление – вопрос жизни и смерти. И все-таки почему открыта дверь? Люк медленно поднялся по ступеням. Теперь ему хотелось во что бы то ни стало остановить надвигающуюся ночь, которая усугубляла его проблемы. – Эй! – негромко позвал он. – Добрый вечер! Это я, Люк Палм. Не дожидаясь ответа, вошел на кухню, где было не теплее, чем на улице. Дверь, похоже, простояла открытой целую вечность. Люк нащупал выключатель, щелкнул – и вздрогнул от ударившего в глаза света. Спустя несколько секунд он огляделся. За исключением космического холода, кухня выглядела так, будто хозяйка оставила ее пару минут назад. На столе стоял наполовину полный чайник, рядом – чашка и разложенные вокруг буклеты с предложениями квартир. Подсвечники с остатками догоревших свечей. Грязная посуда в раковине. Взгляд упал на отрывной календарь на столе – 10 декабря, четверг, день, когда он приезжал сюда в прошлый раз. Вот уже неделю как никто не отрывал листков… Люк оглянулся на гирлянды. Вилки на концах шнуров кто-то выдернул из розеток, причем довольно резко, судя по тому, что одна из гирлянд соскользнула с окна и намоталась на стоявшую внизу кофеварку. – Что-то здесь не так… Он произнес эту фразу вслух, только для того, чтобы слышать звук собственного голоса. Пересек кухню и вышел в коридор, где включил свет. – Миссис Уэстли? На этот раз Люк позвал ее шепотом – и тут же понял почему. В глубине души он боялся, что произошел не несчастный случай, а что-то гораздо худшее и более зловещее. И виновник этого ужаса, быть может, до сих пор бродит по дому или прячется неподалеку в лесу. Исчезнуть и немедленно – вот что было бы самым правильным. Но сначала нужно найти Энн Уэстли. Убеги Люк сейчас, он никогда больше не осмелился бы встретить собственный взгляд в зеркале. Люк спрашивал себя, насколько правильно в такой ситуации включать во всех комнатах свет – тем самым он сигнализировал о своем присутствии. Но как иначе хоть что-нибудь увидеть? Люк проклинал себя за то, что на ночь глядя подался один в такую глушь. Сидел бы сейчас дома с чашкой кофе, а вместо этого приходится… Бросив быстрый взгляд из окна гостиной, Люк увидел, что снаружи разыгралась настоящая метель. Теперь вывести машину с парковки представлялось почти неразрешимой проблемой. Люк ступил на лестницу, ведущую на второй этаж, и где-то на полпути впервые ощутил специфический запах разлагающейся плоти – на этот счет у него никаких сомнений не возникло. Энн Уэстли он нашел в ванной, располагавшейся рядом со спальней. Пожилая женщина лежала поперек коврика перед душем и смотрела в потолок широко распахнутыми глазами. Из ее раскрытого рта торчало что-то похожее на кусок клетчатой ткани – не то шарф, не то полотенце, Люк не мог точно разглядеть. Нос был заклеен упаковочным скотчем. Им же связаны запястья и лодыжки. С первого взгляда было ясно, что это не несчастный случай. Энн была убита, причем самым изуверским образом. Убийца задушил ее, перекрыв все дыхательные пути. Можно представить, как она сопротивлялась, когда он заталкивал в нее тряпку, – отчаянно… и безнадежно. И произошло это, судя по календарю на кухне, неделю тому назад, 10 декабря. Сразу после того, как Люк уехал от нее, посоветовав на прощание хорошенько запереть двери. Риелтор опустился на край ванны, потому что колени стали мягкими и он в любой момент мог рухнуть на пол рядом с Энн Уэстли. Лицо и тело взмокли от пота. Люк обхватил руками голову, стараясь не смотреть на мертвую и не чувствовать запаха и тем не менее дышать полной грудью. Чуть оправившись, он поднял голову. Обратил внимание на вывернутую дверную ручку и покореженную фурнитуру замка, похоже, взломанного. Представил разыгравшуюся здесь драму и застонал. Каким бы образом убийца ни проник в дом, Энн в первый момент удалось от него ускользнуть. Она укрылась в ванной, где могла запереться, но злоумышленнику не составило труда взломать замок. Поистине ужасная ситуация. Энн оказалась заперта в тесной каморке – и ни малейшей возможности позвать на помощь, хотя бы через окно. Да и кто мог бы ее услышать? В какой-то момент она поняла, что обречена. Люк поднялся, надеясь, что ноги, несмотря на дрожь, выдержат. Прямо сейчас нужно звонить в полицию. Вся надежда на телефон в гостиной. Он подумал, что Энн неделю как мертва, а значит, крайне маловероятно, что убийца все еще в доме. Люк подивился собственному хладнокровию и способности рассуждать логически в такой ситуации. Лишь позже он осознал, что был в шоке. – Девять-девять-девять-девять-девять-девять…[3] Телефон экстренного вызова полиции забыть невозможно. 2 – Я совершил ужасную ошибку, – сказал Джон, – и, осознав это, должен был хлестать себя по щекам следующие несколько месяцев. Я повел себя как идиот. Она была студенткой полицейского колледжа из Хендона, я – детектив-инспектор Скотланд-Ярда. Она проходила у меня стажировку. Ни при каких обстоятельствах мне не следовало начинать с ней ничего подобного. Снег снаружи валил густыми, крупными хлопьями. Казалось, еще немного – и этому миру придет конец. Даже здесь, в городе, все звуки стихли, оборвавшись в бездонное, почти торжественное молчание. Просторная квартира Джона Бёртона в старинном доме в центре Паддингтона была крайне скудно меблирована. Шкаф и матрас на полу вместо кровати – вот вся обстановка спальни. Ни занавесок, ни ковра. Вокруг матраса валялось несколько журналов, в углу – полупустая бутылка минеральной воды. Разгоряченная, Джиллиан откинула одеяло, хотя батареи в комнате чуть теплились. Она чувствовала себя умиротворенной и расслабленной, не забывая ни на секунду, что увязла в многочисленных неразрешимых проблемах. Одна из них – на тот момент, пожалуй, самая важная – заключалась в том, сможет ли она по такой погоде вернуться домой раньше Тома. Не столь актуальной в данный момент, но еще более серьезной в долгосрочной перспективе представлялась проблемность самой ситуации. У Джиллиан роман с другим мужчиной. Вряд ли такое могло разрешиться безболезненно. …После мучительных раздумий и сомнений неделю назад все произошло быстро, как будто так и должно было быть. Джиллиан позвонила в дверь квартиры Джона Бёртона. Он немедленно открыл, взял ее за руку, провел в прихожую и выглядел при этом по-настоящему счастливым. – Я до последнего момента боялся, что ты не приедешь, – сказал он. – Я не могла не приехать, – ответила Джиллиан. Первое время она полагала, что в любой момент может положить конец этой авантюре, и только теперь поняла, насколько увязла. Джон все еще держал ее руку. – Кофе? – Лучше после, – ответила она и тут же ужаснулась. Джон удивленно поднял брови. – Ну хорошо. После так после. Он помог снять пальто и провел Джиллиан в по-спартански убранную спальню. Джиллиан не занималась сексом почти год и ни о чем не жалела, кроме как о собственной откровенности, граничащей с дерзостью, с какой чуть ли не с порога обозначила цель своего визита. – Может, лучше все-таки кофе… – смущенно пробормотала она. Бёртон рассмеялся: – Как скажешь. Джиллиан отступила на шаг. Ну почему каждый раз в его присутствии она становится какой-то другой, не такой, какая есть на самом деле? Откуда это бесстыдство, флирт, открытые намеки на секс? И все только ради того, чтобы тут же пойти на попятный и выставить себя в смешном свете… – Я не знаю… – продолжала Джиллиан, – сама не понимаю, чего хочу… на самом деле я совсем не такая… какой ты меня видишь. Я имею в виду… когда я с тобой, говорю и делаю несвойственные мне вещи. Я… не знаю, почему так. Бёртон протянул руку, провел пальцем линию от ее подбородка вниз к шее и декольте. Джиллиан не смогла сдержать пробежавшую по телу дрожь. – А ты не думала, что все может обстоять с точностью до наоборот? – сказал Джон. – Что прямолинейная и дерзкая Джиллиан и есть самая настоящая, а та, другая, не более чем маска? Джиллиан молчала, пораженная. Очень даже не исключено, что Джон прав, и в Джиллиан осталось больше от той застенчивой, погрязшей в массе ненужных условностей девушке, чем ей казалось до сих пор? Что она не вполне избавилась от родительского воспитания, основанного прежде всего на ограничениях. И, возможно, не избавится никогда. – Разумеется, я не хочу тобой манипулировать, – добавил Джон. – Я и не позволю собой манипулировать, – ответила Джиллиан. «Этот момент – все, что у меня есть, – подумала она. – Если я так и не решусь, выпью с ним кофе и пойду домой, то больше никогда не осмелюсь переступить порог его квартиры. Второго шанса не будет». – Я хочу переспать с тобой, – сказала она. Джон обнял ее за плечи. – Какое счастье… – прошептал он. – Все остальное для меня сейчас было бы невыносимым. …Когда закончилось то, что показалось вечностью, оба обессилели и, возможно, даже ненадолго уснули. Джон открыл глаза и сказал, что любит ее. Джиллиан посмотрела на него и поняла, что это серьезно. Потом снова уснула, а когда проснулась, Джон встал и вышел из комнаты. Она видела, как он вернулся с двумя большими чашками. Пока пили кофе, смотрели на снег, который валил все гуще. Джиллиан видела фронтон дома напротив. В мансардном окне горела рождественская звезда. На крыше – нахлобученная снежная шапка.