Там же обнаружилось несколько сложенных коробок для переезда, оставшихся после вселения ее и Тома в этот дом. Джиллиан подняла их наверх, собрала и начала паковаться – фарфор, фотографии в рамках, подсвечники. К полудню вторника дом выглядел так, словно переезд был неизбежен. Почувствовав голод, Джиллиан достала из морозилки пиццу и поставила в ее в духовку. Пока еда готовилась, включила компьютер, чтобы поискать через «Гугл» агента по недвижимости в Саутенде или Лондоне. Джиллиан не знала никого в этой отрасли и была готова выбрать первого попавшегося, но тут ее внимание привлек некто Люк Палм. Она встречала это имя в газетах. Люк Палм обнаружил убитой Энн Уэстли – пожилую женщину из дома под Танбридж-Уэллс. Джиллиан решила, что Палм – лучший вариант для нее. Этому человеку она могла честно признаться, почему продает дом. От любого другого в такой ситуации можно было ожидать самой нежелательной реакции, вплоть до обморока, но только не от Люка Палма, бывшего в некотором смысле частью подобной кошмарной истории. С некоторых пор Джиллиан чувствовала себя оторвавшейся от мира нормальных людей. Она будто плыла на льдине, мимо тех, в чьей жизни не было ни убийств, ни кровавых преследований. И если кто и мог составить ей компанию на этой льдине, то это был Люк Палм. Поэтому он внушал Джиллиан больше доверия, чем другие риелторы. Она набрала номер его офиса, и секретарша тут же соединила их. – Палм, – представился мужской голос в трубке. – Это Джиллиан Уорд. Джиллиан ждала, но реакции не последовало. Конечно, Люк Палм знал об убийстве Томаса Уорда, но только одна газета упомянула фамилию и имя жертвы. – Я хочу продать свой дом, – сказала она. – В Саутенде, Торп-Бэй. Но сначала проконсультироваться насчет цены. Не имею ни малейшего представления, как обстоят дела на рынке недвижимости на данный момент. – Нет проблем. Я могу посмотреть ваш дом в любое время. Когда вам удобно? – Завтра после обеда вас устроит? – К сожалению, на завтра у меня уже запланировано несколько встреч. В половине шестого вечера вам не поздно? – В самый раз. Джиллиан продиктовала адрес и номер телефона. Попрощавшись с риелтором, еще несколько минут сидела за обеденным столом, глядя на заснеженный сад. Похоже, это ее последняя зима в этом доме. «Я все-таки это делаю, – подумала она. – Сжигаю за собой мосты». Несколько голодных птиц порхали вокруг кормушки, установленной рядом с вишневым деревом. Убедились, что она пуста, и, разочарованные, разлетелись. Джиллиан невольно вспомнилось – двадцать второе ноября, день рождения Бекки два года назад. Дочь так мечтала о кормушке для птиц – и наконец ее получила. Они с Томом устанавливали кормушку в саду, а Джиллиан стояла у окна и смотрела. Щеки Бекки пылали от восторга. Том любил проводить время с дочерью. Оба выглядели такими счастливыми, что у Джиллиан потеплело на душе. Сейчас она опять чувствует это тепло, и это опасно… Слишком опасно. Джиллиан отмахнулась от воспоминаний. Сад лежал перед ней опустевший, погребенный под покрывалом нетронутого снега. Там больше нет ни Тома, ни Бекки. Только голодные птицы. «Нужно будет купить им корм», – отметила про себя Джиллиан. 2 Самсон осторожно запер за собой дверь трейлера, сунул ключ в карман куртки и поежился от холода. Ярко-синее небо, солнце, высокие сугробы – и по меньшей мере десять градусов ниже нуля. Самсон не помнил такой холодной и снежной зимы. После слякоти на Рождество в течение нескольких лет никто не верил, что может быть что-то другое. И вот теперь дети катаются с горок на санках – удовольствие времен его детства… Как давно это было! Достав пакетик подсушенного хлеба, Самсон сгребает снег с недостроенной стены и крошит хлеб на кирпичи. Стоит отойти – и птиц слетится туча. С некоторых пор Самсон регулярно кормит их. Они – его единственная компания в этой каменной пустыне, их голодные крики разрывают ему сердце. «Теперь вам придется справляться самим, – думает он, обращаясь к птицам. – Я больше не могу оставаться здесь». Его план прост. По полям пробраться на окраину Лондона, к какой-нибудь телефонной будке или почтовому отделению с телефонной книгой. Отыскать адрес либо номер Джона Бёртона – на худой конец можно воспользоваться справочной службой. Самсону нужно новое жилье, и Бёртон единственный может ему в этом помочь. Иначе остается Бартек – если, конечно, он не рухнет в обморок при виде старого друга или не спустит его с лестницы. Гэвин, брат, крайний вариант – из-за Молли… И все-таки лучше войти в логово львицы, чем умирать здесь от холода и голода. В конце концов, он все равно попадет в полицию, на этот счет Самсон не строил никаких иллюзий. Вопрос лишь в том, насколько удастся отсрочить этот момент. Самсон больше не считал тюремную камеру наибольшим злом, какое только можно вообразить. Одиночество сломило его. Если он сейчас пойдет искать Джона, то только ради спасения собственной жизни. Еще несколько дней в трейлере на заброшенной стройке – и Самсон наложит на себя руки. Половина второго пополудни. Он уже различал дома на горизонте и только не мог определить, какая это часть города. Не меньше полутора часов ходьбы по сугробам отделяло Самсона от человеческого жилья, но это его не остановило. Он ведь всегда любил пешие прогулки. Тепло оделся перед выходом и досыта поел консервов. В конце концов, это совершенно безопасно. Нужно только найти теплое пристанище до наступления темноты. По ночам столбик термометра опускается до пятнадцати по Цельсию. Самсон пустился в путь, глубоко увязая в снегу. «Завтра будет хуже», – подбадривал он себя. Один раз обернулся – недостроенные стены многоэтажек и подъемные краны вздымались в нереально синее небо. Трейлер выглядел отсюда низеньким и невзрачным, потерявшимся среди великанов карликом. Над местом, где Самсон накрошил хлеба, черной тучей кружили птицы. 3 В три часа дня Джон припарковался напротив школы и зорко следил за всеми выходами. Несколько учеников покинули здание из красного кирпича с белыми оконными рамами, но Финли среди них не было. За школой расстилались бескрайние луга Хэмпстед-Хит; за оградой, между учебными корпусами, просматривались теннисные корты и другие спортивные площадки. Даже если Финли сейчас был там, рано или поздно ему придется выйти из ворот школы и пройти мимо машины Джона. Неподалеку автобусная остановка. Предполагалось, что именно оттуда Финли поедет домой. Джон почти не сомневался в успехе. Гораздо меньше оптимизма внушали дела в его охранном предприятии. Следовательская работа отнимала много времени, из-за чего в последнее время он стал значительно реже появляться в офисе. У него были хорошие сотрудники, но для поддержания общего тонуса важно присутствие шефа, а этого сейчас не хватало. Кроме того, Джон чувствовал себя виноватым перед Самсоном Сигалом, которого давно было пора навестить. Бедняга один на стройке и, должно быть, совсем пал духом. Джон чувствовал ответственность за него, но был вынужден идти по следу пропавшей женщины, часами выжидая шанса хоть как-то продвинуться в расследовании. Он был чем-то вроде частного сыщика – но им, по крайней мере, платили, в то время как Джон откровенно манкировал работой, доставлявшей ему средства к существованию. Плевать. Он начал это – и должен закончить. Около четырех часов дня все пришло в движение. Из ворот вышла небольшая группа подростков, потом еще, и вскоре ученики повалили толпами. Еще пара минут – и тихая заснеженная улица наполнилась криками и смехом. Теперь она кишела детьми. Джон вышел из машины и внимательно огляделся. Он надеялся, что Финли не ускользнет от него в толпе. Краем глаза Бёртон следил за дорогой и припаркованными возле школы автомобилями – не исключено, что доктор Стэнфорд приедет за сыном лично. Джон не думал от него прятаться, но если Стэнфорд застанет его здесь, в дальнейшем шансы подстеречь Финли будут близки к нулю. Тогда он точно ни на минуту не оставит мальчика без присмотра. Может, даже наймет телохранителя. Но никого похожего на доктора Стэнфорда Джон не видел, и это обнадеживало. В конце концов, должен же мистер адвокат когда-то зарабатывать свои деньги. Финли появился ниоткуда, так что Джон чуть не подпрыгнул от неожиданности. Мальчик шел один, в стороне от шумных компаний. Он узнал Джона и направился к нему. – Привет, Финли, – сказал Джон, продолжая краем глаза обозревать местность. Доктора Стэнфорда все еще нигде не было. – Здравствуйте, мистер Бёртон, – вежливо поздоровался Финли. – Папа не велел мне с вами разговаривать. – Я ожидал этого, – ответил Джон. – Поэтому будет лучше, если он не узнает о нашей встрече. Понимаю, что прошу слишком многого, но речь идет о твоей маме. Финли выглядел вконец удрученным. Он не хотел делать то, что запрещал отец, но очень тосковал по маме. – Но вы ведь незнакомы с моей мамой? – спросил Финли. – Нет, – признался Джон. – Но мне очень нужно с ней переговорить. Это может спасти жизнь другому человеку, с которым я хорошо знаком. Финли пожал плечами. – Я не знаю, где она. – У тебя есть ее фотография? Финли кивнул, снял рюкзак и стал в нем рыться. Наконец вытащил фотографию. – Вот она. Джон внимательно посмотрел на снимок. Красивая женщина – это было первое, что он про себя отметил. Длинные светлые волосы, большие глаза, тонкие черты лица. Но он отметил и другое – страх, будто въевшийся под нежную кожу. Признак депрессии? Или же она боялась чего-то конкретного, что отравляло ей жизнь? Джон вернул фотографию мальчику. – Она очень красивая. Финли кивнул: – Да. – Твой папа в офисе? – Да, он вернется только вечером. – Ты ведь собирался ехать домой на автобусе? – Да. – Что, если я тебя подвезу и мы немного поговорим по дороге? Финли решительно замотал головой: – Мне нельзя садиться в машину к незнакомым людям. – Хорошо, и в этом ты абсолютно прав, – одобрил Джон. – Но ты ведь уделишь мне пять минут здесь, на улице? – Хорошо. Автобус подойдет только через десять минут. – Отлично, Финли. Слушай, ты ведь понимаешь, что люди не исчезают без причины? Тем более мамы. Ей пришлось оставить то, дороже чего у нее в этом мире ничего нет, а именно тебя. Женщина может решиться на такое только под очень сильным давлением. – Да, – снова согласился Финли. – Твой папа сказал полиции, что мама страдала депрессией. Ты знаешь, что такое депрессия, Финли? – Это когда человек всегда очень грустный, – ответил Финли. – Именно. И твоя мама была такая, всегда очень грустная?