— Убийство по улице Ленина, — сообщил он. — Машина есть. В однокомнатной квартире на затертом диване смирно сидели мужик лет шестидесяти и баба неизвестного возраста. В коридорчике, перешептывались между собой соседи-понятые. Труп базировался на кухне. Мертвый мужик с удивленным лицом, сидя на табуретке, крепко вцепился правой рукой в кухонный столик. Смертельное ранение, скорее всего ножом, ему нанесли прямо в сердце. При этом, видимо, повредили какой-то кровеносный сосуд, потому что кровь из него била фонтаном. К такому выводу пришли опера, увидев кровавые потеки на противоположной от мужика стене. Пол на кухне был полностью залит кровью. Следователь прокуратуры, с недовольным лицом, описывал то, что видел. Узнав, что милицию вызвала баба, Кусакин распорядился забрать ее и старика в райотдел. В начале беседы выяснилось, что старик пьян и невменяем. К тому же он явно хотел опорожнить свой мочевой пузырь и поспать. Его увели во внутренний дворик, и уложили на доски, предназначенные для ремонта ИВС. С женщиной начали разговор. Она оказалась дамой общительной, много чего повидавшей за свои сорок с небольшим лет. Побывала пару раз в колониях за драки, при которых резала оппонентов ножиком и топором. — Сознайся, Света, — говорил Кусакин, сидя на столе, и глядя на нее. — Ну ведь это ты его запорола. — Я только вчера от "хозяина" вернулась, и что, снова обратно? — возмущалась Света. — Даже не погуляла, с подружками не поговорила. И вообще, я его не убивала. Пришел какой-то мужик, прошел на кухню, взял нож и убил моего Васеньку. Ищите его. — Вот проссытся и проспится старичок, он же тебя заложит, — увещевал майор, угощая даму "Примой".-Я же о тебе думаю. Явку напишешь, срок поменьше получишь, а так однозначно, лет на пятнадцать уйдешь. Света шумно выдыхала дым и упрямилась. Около часа ночи снова позвонил дежурный. — Труп подозрительный по Ленина, — сказал он. — В соседнем доме, где убийство было, может, посмотришь? Оставив Свету на попечение поднятого из дома своего заместителя, Кусакин уехал в новый адрес. Шла ночь с пятницы на субботу. Народ, проживавший в райцентре, бурно праздновал выходные. Проезжая мимо домов с освещенными окнами, Кусакин размышлял вслух: "Вот люди отдыхают культурно, выпивают на заработанное, пытаются размножаться, ссорятся сейчас, мирятся. А наша задача, как работников милиции, оберегать их трудное счастье, радость и отдых". — Так что ли, Сережа? — спросил он у водителя. Сержант покосился на него, и молча сплюнул в открытое окно. Труп лежал на площадке первого этажа. Мужик лет тридцати пяти. Первыми к нему приехали парни из патрульно-постовой службы, вызванные по звонку от неизвестного. Труп с виду был просто мертвый, и, казалось, что уголовщины здесь нет. Лежал на спине, пиджак застегнут на все три пуговки, под ним свитерок какой-то. Повреждений видимых не наблюдается. Кусакин вздохнул. Нагнулся к покойнику, расстегнул пиджак. Все нормально вроде. Резко задрал вверх свитерок. Под ним нашлась светлая майка. В области сердца темное пятнышко. Задрали и майку на голову. Да. Ранение в область сердца. А крови, две капельки. — Сообщи в отдел, пусть группу высылают, — сказал майор сержанту ППС.-А мы начнем искать убийцу. Долго не думая, Кусакин позвонил в ближайшую квартиру. Через пару минут оттуда выглянула заспанная дама средних лет. Увидев лежащего покойника, она охнула. — Саша, умер ты что ли, — дамочка испуганно посмотрела на майора. Кусакин вздохнул. — Давно он от вас ушел? — спросил он. — Не знаю, я спать легла, а он с сыном на кухне сидел. Вскоре выяснилось, что убитый при жизни являлся ее ухажером. В этот вечер он, по случаю пятницы, пришел в гости с бутылкой спирта. Развели, попили. Дама легла спать. Компанию хахалю составил четырнадцатилетний сынок хозяйки квартиры. Кусакин разбудил спящего тинейджера и начал беседовать с ним. Разговор шел очень трудно. Как позже выяснилось, папой у парня был хронический алкоголик, и поэтому сынок был дебиловат. Но, вину свою отрицал. На место приехали прокурор и начальник милиции. Оба с ходу, азартно, начали колоть умственно отсталого подозреваемого. — Ты, вот что, — обратился полковник к майору. — Съезди в частный сектор, там какие-то заложники. Две машины гаишные туда отправились, и сгинули. Разберись. Заложники, так заложники. Кусакин вернулся в райотдел, и уточнил ситуацию у дежурного. Дело было так. Компания-четыре мужика, собрались напиться в доме одного из них. Двое, через два-три часа, легли спать. Оставшаяся пара продолжила отмечать наступившую субботу. Хозяин вышел из комнаты и вернулся с косой-литовкой. Не говоря ни слова, он прицелился и шоркнул крестьянским инструментом, намереваясь скосить голову собеседнику. Тот пригнулся, и лезвие проскочило поверху. Хозяин повторил, взяв пониже. Ошалевший друг остановил лезвие руками, вскочил и бросился из дома. Хозяин кричал ему вслед, что всех зарежет, а потом возьмет в заложники. Рассказчик сидел в дежурной части на полу, и размахивал при повествовании забинтованными ладошками. На место отправили одну за другой две машины с гаишниками. Они уехали, и пропали. На связь, по крайней мере, не выходили. — Видимо, головы всем отрезал, — предположил дежурный. — Карабин будешь брать, газовый? Все-таки заложники. — Давай, доставай, — согласился Кусакин, и поднялся к себе в кабинет за пистолетом, лежавшим в сейфе. Все-таки не хухры-мухры, поедет заложников освобождать. Заодно проверил, как дела со Светланой. Там оказалось все нормально. Она уже написала явку с повинной, и сейчас, ожидая прокурорского следователя, трепалась с замом Кусакина. Оказалось, что у них отцы работали когда-то вместе на местном заводике, и они рассказывали друг другу, кто сейчас из их общих знакомых как живет, и чем занимается. Майор предупредил заместителя, что скоро привезут малолетнего идиота, подозреваемого в убийстве, и надо с ним поработать. Светка пожалела ментов, дескать, ни покоя, ни отдыха у них нет. Кусакин вздохнул и ответил в том смысле, что, зато работа почетная и высокооплачиваемая. — Родина нас за это любит и ценит, — покачивая головой, сказал он. — Вот, значки нам выдают почти каждый год, разноцветные и железные. Светка хрипло захохотала и попросила у него сигарету. Зайдя в дежурку за помповиком с газовыми зарядами, Кусакин увидел интересную картину. Дежурный сидел на полу, держа в одной руке какую-то брошюрку. На затертом линолеуме перед ним лежало разобранное ружье. — Ты зачем его разобрал? — поинтересовался Кусакин. — Я тут дернул сбоку что-то, а оно и разобралось, — ответил дежурный. — Вот, паспорт на него достал. Скоро соберем. Рядышком, скрестив ноги по турецки, примостился потерпевший с забинтованными руками, и подавал советы по сборке оружия. Кусакин вздохнул, вышел на улицу, и уехал освобождать заложников, и искать гаишников. Уличного освещения в частном секторе не было. Но иногда сквозь тучи пробивалась луна. К тому же, нерастаявшие сугробы под заборами помогали определить, где проходят улицы. Спускаясь по одной кривой улочке к Каме, Кусакин обнаружил гаишную "Волгу". Осмотрев ее вместе с водителем дежурной машины, менты убедились, что двери в ней закрыты. И никого поблизости. — И что это такое? — спросил майор, ни к кому не обращаясь. Водитель пожал плечами. Ниже метров на двести нашлась еще одна милицейская тачка. Тоже закрытая и без людей. Недоумевая, Кусакин поехал дальше, к дому, где свирепствовал мужик с косой. Подъехав, водитель лихо развернул уазик, осветив фарами деревянные ворота. Тут же со всех сторон послышались крики: "Гаси фары! У него ружье". Майор с водителем лихо выпрыгнули из машины, и прижались к забору. Пять гаишников и участковый уже около часа вели переговоры с владельцем косы. Тот матерился, угрожал расправой и многочисленными убийствами. Гаишники пытались проникнуть в дом, но были остановлены предупреждением о ружье. Все после этого достали пистолеты, и дослали патроны в стволы. Участковый, год назад лишенный права на ношение оружия из-за периодических запоев, подобрал себе какую-то дубину, положил на плечо и расхаживал так около забора. У Кусакина при виде толстого капитана милиции, с деревянной палицей на плече, возникло ощущение, что он спит, и видит сон сумасшедшего. Поскольку майор являлся представителем руководства, он начал отдавать команды. Первым делом Кусакин велел оцепить дом. Почему косильщик голов еще не убежал, пока менты кучковались у входа, было не ясно, но и хорошо, с другой стороны. Но с оцеплением дело не заладилось. Сержанты побаивались оставаться одни вокруг огромного двухэтажного деревянного дома, и под предлогом взять спички, или сигареты, сползались друг к другу. Кусакин не обратил на это внимания, главное, что люди заняты. Тут подъехала еще одна машина из дежурной части, привезли собранный газовый помповик и к нему два патрона. Майор сказал, чтобы готовились к штурму. Хозяин дома притих, и все просьбы сдаться посылал подальше. Услышав про штурм, участковый заявил, что необходимо найти понятых, и быстро куда-то ушел, держа дубину на плече. Взяв карабин в руки, Кусакин вдруг понял, что совершенно не умеет им пользоваться. Поскольку нельзя ронять свой авторитет в глазах сержантов, он сделал вид, что не майорское это дело-пулять из ружья по окнам. — Кто умеет из него стрелять? — со снисходительным видом спросил он. Вызвался водитель из дежурной части. Быстро снарядив помповик патронами, он вопросительно глянул на майора. Тот кивнул головой. К этому времени, все оцепление сбежалось посмотреть на стрельбу слезоточивым газом. Зрелище редкое. Выстрел! Но из ствола ничего не вылетело. А вот из казенной части пошел белый дым. — Бросай его нахрен! — заорал Кусакин. Карабин полетел в сугроб. Злющий майор вышиб ногой калитку, его опередил неудачливый стрелок-водитель. В секунду вынесли дверь в дом и ворвались внутрь. Хозяин был схвачен. Двух пьяных мужиков обнаружили целыми и невредимыми. Они спали. Решили их не трогать. Задержанного посадили в "собачник". Туда же кинули газовый помповик, запретив мужику его трогать. Тот чихал и кашлял всю дорогу. Уазик пропах "Черемухой". Было уже часа четыре, когда Кусакин вернулся в райотдел. Его зам и дежурный опер кололи паренька на убийство. Тот шел в несознанку. Усталый майор поставил свой стул рядом и начал говорить малолетнему про тюрьмы, уголовный кодекс и прочую муру. Он ни о чем не спрашивал, только говорил и говорил. Паренек его внимательно слушал. Монолог Кусакина длился около часа, потом у него пересохло в горле, и он замолчал.