— Кого убил? — удивился мужик. Его рука, решившая почесать макушку, замерла над копной чёрных засаленных волос. — Всех. Всех шестерых. Трарена, его подручных и… — И? — И эстарха Эолата. — Что? Там был святой отец? Он убил святого отца? — в общении решил принять участие и второй. Сначала он не проявил никакого интереса к моей персоне и лишь пробежался равнодушным взглядом по фигуре. Но теперь прожигал карими глазами, словно рентген. Я не отвёл взгляда. Молчал и с не меньшим интересом разглядывал его. В отличие от первого, шевелюра у этого была огненно-рыжей. Да и сам мужик помоложе. На вид ему было чуть больше тридцати, но ухоженная рыжая борода, несомненно, добавляла возраста. Он был одет в тёмно-зелёный кафтан из крепкого сукна, подпоясан чёрным поясом с ножнами и носил на голове берет с небольшим птичьим пером, которое на солнце переливалось всеми цветами радуги. На крепких плечах покоились эполеты с золотой вышивкой в виде неизвестного треугольного знака, а на ногах сидели добротные кожаные сапоги. Это был явно не простолюдин. Властный взгляд, которым он меня изучал, не позволял в этом усомниться. — Он так говорит, — повторил Умтар. — Он великий воин? Он в одиночку убил всех? — вновь спросил тот, кого Умтар назвал сотником. А затем, бегло осмотрев меня, пренебрежительно скривился. Его гримаса, конечно, красноречиво говорила, что он обо мне думает. И я, в принципе, будь на его месте, вынужден был с ним согласиться: на великого воина я никак не тянул. Грязный, мокрый, бородатый, истощённый. Я был совершенно не похож на героя. Я уже незнамо сколько времени не спал, не мылся, не ел и даже не пил. И хоть не испытывал в этом критической необходимости, сам себе признавался, что выгляжу действительно ужасно. — Это ещё не всё, — слегка замешкавшись, произнёс Умтар. — Он говорит, что спас детей. А крестьяне называли его… называли… — Что ты мычишь, Умтар? Говори смелее. — Называли его милихом, — тихим голосом закончил тот. — Милихом? — рыжие брови взметнулись ввысь. — Да, примо. Я слышал это своими ушами. Раздался стук зубов — щёлкнула мощная челюсть обладателя седеющей бороды. — Как-как называли??? — Коня мне! — командным голосом выкрикнул рыжий. Затем, не дожидаясь, оттолкнул Умтара, схватил под уздцы его кобылку и запрыгнул в седло. — За мной! Быстро! — продолжил он отдавать указания. — Каталам, в темницу его. Не спускайте глаз! В бока лошади вонзились самые натуральные шпоры и она недовольно заржала. Затем развернулась и, подгоняемая взволнованным наездником, устремилась к мосту. За ним рванули ещё четверо, и на этот раз никто не требовал дать дорогу. Испуганные горожане с воплями разбегались в стороны, но всё же никому из них не довелось упасть с моста в ров, когда конники промчались мимо. Напуганный Умтар и удивлённый Каталам остались стоять на месте. Они подозрительно косились на меня, но я хранил молчание. Использовать щит, резать клетку и нападать на них, я не собирался. Не хватало начать новое знакомство так же, как я когда-то начал с Уная. — Ты действительно убил святого отца? — сотник всё же нашёл в себе силы задать очевидный вопрос. Он осторожно приблизился к клетке и с интересом за мной наблюдал. — Это великий грех. — Я действительно спас детей от участи быть разлучёнными с родителями, — стараясь очень тщательно подбирать слова, сказал я. — Это куда важнее. — Дивный говор, — услышав меня, хмыкнул один из стражей. — Верно, дивный. Он явно не из наших мест. — Чужак да ещё и душегуб!? — грозно нахмурил брови молодой парень, совсем юноша. — На плаху его за убийство святого пастыря! — А ну глохни! — рявкнул сотник. — Делай, что приказали примо! Открывайте клетку да внимательнее присматривайте за ним, дети ослов! Ну-ка факел мне! Солдаты засуетились. Самый смелый отворил засов и отскочил в сторону. Я спокойно спрыгнул в слякоть, именуемую дорогой, и увидел распахнутые двери караулки. Затем поднял руки вверх. Вряд ли они поняли мой манёвр, потому что волноваться не перестали. Сотник сделал приглашающий жест и я пошёл следом за ним. По узкой каменной лестнице мы спустились в сухой и довольно прохладный подвал. Но это была не конечная точка нашего маршрута. По правую руку скрывался тёмный и длинный тоннель, по которому мы долго шли при свете лишь одного факела. — Открывайте, разгильдяи! — грубо выкрикнул сотник, когда мы упёрлись в крепкие деревянные двери с решётчатым окном. — Привыкли аройю хлебать непрерывно. Через несколько секунд зазвенел засов и дверь отворилась. На нас осоловевшими глазами уставились два молодых стража. Каталам раздумывал недолго. Мужик он был немаленький и, видимо, нетерпеливый — здоровенный кулак свалил ближайшего молодца с первого удара. Такой поступок заставил второго моментально протрезветь. Но от экзекуции всё равно не спас — страж согнулся после удара в живот. — Уберите этих детей ослов, — скомандовал сотник. — Пусть отлежатся. А потом разбудите следующую смену. Он забрал связку ключей с пояса того, кто лежал в отключке, запалил два факела у стены и подсветил ближайшую камеру. Там кто-то храпел, но он не стал изучать кто. Вновь сделал знак, чтобы я следовал за ним и вскоре заскрипел замок. Массивная металлическая решётка, которую совсем не помешало бы смазать маслом, отворилась. Сотник кивнул головой, приглашая меня оценить новое жилище. Я бегло осмотрел узкую камеру, заметил деревянный топчан, усыпанный сеном, и факел в уключине у двери. — Здесь запрещено разводить огонь, а потому прохладно, — сказал Каталам, зажигая факел. — Но я распоряжусь, чтобы тебе принесли сухую одежду… Сиди смирно и дожидайся примо Фелимида. Они разберутся кто ты такой. — Я никуда не тороплюсь, — ответил я и спокойно уселся на деревянный топчан. — Кандалы снимите? — Только без глупостей, — дал совет Каталам, а затем, не спуская с меня глаз, осторожно снял кандалы. — В камере бьёт ключ, — добавил он, когда покинул камеру и запер за собой решётчатую дверь. — И кружка есть. Вода не самая лучшая, но пить можно. Я распоряжусь, чтобы тебе принесли хлеба. И не шуми — стража не выносит крикунов. Жди королевского дознавателя. Думаю, у них будут к тебе вопросы. — Королевский дознаватель? Это тот рыжий, что ли? — Примо Фелимид, — с уважением произнёс сотник. — Направлены сюда указом короля две зимы назад… Не пытайся их обмануть. Если ты убил святого отца, так им и скажи. Расскажи, почему ты совершил греховный поступок и, возможно, примо попытаются тебе помочь. Если расскажешь со всей честностью, тебе удастся дождаться справедливого суда. И тогда ты умрёшь быстро и безболезненно. А если нет — мы будем вынуждены передать тебя храмовникам. А они церемониться не станут — огнём выбьют из тебя покаяние. Они очень любят очищать душу через боль в теле. — Боюсь, отныне это я с ними церемониться не стану, — тихо-тихо прошептал я, давая ответ своим мыслям, а не Каталаму. Но тот меня услышал. Подозрительно посмотрел, опять почесал грязные волосы и резко удалился. Я только услышал: «ну-ка, дети ослов, принесите ему овчину со склада», и остался в полном одиночестве. Облегчённо выдохнул и растянулся на топчане. Казалось, со своих плеч я сбросил груз весом в тонну. Неожиданная стычка с подонками в деревне оставила заметный след в моей душе. Именно тогда я понял, что выкорчёвывать зло надо безжалостно и не испытывать угрызений совести. Хоть это не террористы, с ними тоже нельзя вести переговоры. Их надо уничтожать. Как я и поступил. И если во всём этом принимают участие религиозные деятели, если ради золота они готовы идти на такую подлость, их тоже надо уничтожать. Если местное духовенство заражено ядом эгоцентризма и прежде всего думает о собственном выживании за счёт стада, это надо остановить. Надо постараться сделать так, чтобы бедные люди перестали чувствовать себя безропотным стадом. Надо дать им надежду. Надо дать им веру в то, что конец не неизбежен. Что всё ещё можно изменить. Что я — аниран — здесь именно для этого. Но о таких сложных материях я пока был не готов думать. Мысли постепенно формировались в моей голове, но чёткой идеи пока не было. Мне надо больше узнать про отношения церкви и светской власти. Про отношения с простым народом. Информации пока крайне мало, но, вроде бы, я понял, у кого могу её получить. Этот крепкий сотник с седеющей бородой смотрел на меня очень подозрительно. Возможно, он догадывается, что я не простой-обычный душегуб. И я, пожалуй, поговорю с ним, когда придёт время. Задам вопросы и, надеюсь, получу ответы. И уже тогда буду решать, что делать дальше. А пока самому себе смело могу сказать одно: ты поступил верно, когда принял решение не возвращаться в лагерь. Если бы ты не оказался вовремя там, где оказался, сколько судеб было бы исковеркано? Сколько жизней загублено? Сколько несчастных родителей потеряли бы детей? Но ты, вместо того, чтобы в одиночестве идти по лесу, сделал то, для чего и был возрождён — ты спас. А значит, сделал правильный выбор. Глава 6 Важное знакомство Исполняя приказ вышестоящего начальства, мне принесли не самый свежий каравай, охапку сена и тёплую шкуру. Практически не жуя, я проглотил хлеб, снял мокрую обувь и завалился на топчан. Свернулся калачиком, укрылся шкурой и уснул как солдат после долгого ночного дежурства — моментально. Голос не беспокоил меня и, наверное, спал я очень-очень долго. Но такое понятие как время для меня давно перестало существовать. Я следил лишь за сменой дня и ночи и уже давно забыл про дорогие наручные часы. Потому когда проснулся в темноте, которую разгонял лишь свет затухавшего факела, не сразу сообразил, где нахожусь. Мощно зевнул, потянулся, захрустев сразу всеми суставами, и замер, когда заметил наблюдавшее за мной рыжебородое лицо. Тот самый королевский дознаватель, которого упоминал сотник, молча стоял перед решётчатой дверью, сложил руки за спиной и наблюдал за мной. — Здравствуй, чужеземец, — поздоровался он. — Выспался? — Да, наверное, — я ещё раз зевнул и принялся одеваться. По-солдатски обмотал ступни тряпьём и принялся искать кроссовки. Но так их и не обнаружил. — Их отнесли к огню просушиться, — рыжий внимательно за мной наблюдал. — Во истину странные башмаки. Это где такие пошили? В Эзарии? Я уставился на этого сообразительного малого и принял решение практически моментально. Мне нужен был союзник. Не простой крестьянин, который едва мог связать пару слов, который не обучен грамоте и ничего не знает о внешнем мире. А человек определённого сословия. Человек, обладающий определёнными знаниями. А поскольку от сотника я уже не раз слышал про «королевского дознавателя», решил, что этот рыжий парень сможет стать моим союзником. Сможет, если я расскажу ему чистую правду. — То место, где их пошили, находится гораздо дальше, — спокойно сказал я. — Вы… Ты — Фелимид? Королевский дознаватель, о котором рассказывал Каталам? — Он рассказывал обо мне? Любопытно… А ты не хочешь рассказать о себе, чужеземец? Мне нужно дополнить картину. Жители деревни нарисовали её весьма ярко, хоть и слишком сумбурно. Не хватает нескольких штрихов. Я заметил на его лице ироничную улыбку, приправленную капелькой сомнения. Заметил любопытство и волнение. А потому решил, что он первым узнает кто я такой. — Я готов тебе всё рассказать, королевский дознаватель Фелимид, ведь мне тоже нужны ответы. Мне тоже надо дополнить картину. Картину вашего мира. Вашего умирающего мира… Фелимид отстранился от решётки, а на лице появился испуг. — Ты догадываешься кто я? — спросил я. — Значит… Значит, это правда? — тихо прошептал он. — Они называли тебя милих… И это не суеверный страх. Ведь так… аниран? Я стал в центре камеры, вытянул левую руку и сжал ладонь в кулак. В тишине энергетический щит появился с лёгким гудением и осветил крошечное пространство. Я сделал несколько осторожных взмахов, чтобы не задеть решётку, а обалдевший королевский дознаватель вскрикнул и упал на задницу. — Как видишь, я легко могу освободить себя сам, — спокойно сообщил я. — Но этого нет в моих планах. Я хочу поговорить именно с тобой, Фелимид. Надо отдать ему должное — соображал он на удивление быстро. Вскочил с грязного пола, машинально отряхнулся и принялся озираться. Дрожащими руками выхватил из-за пояса связку ключей и начал отпирать дверь, повторяя лишь: «Аниран! Аниран! Живой аниран!». Под скрип отпираемой двери я деактивировал щит, а Фелимид с опаской отступил к стене: — Идём со мной. Прости, что тебе пришлось пробыть здесь. Я найду жилище, более достойное посланника небес. — Не стоит переживать. Я неприхотлив. Только вот обувь бы мне… Фелимид сориентировался быстро. Метнулся в сторону, где несли службу молодые стражи, и я расслышал его грозные речи. Он быстро вернулся и протянул мне дряхлые кожаные сапоги. — Надевай! И быстрее за мной! Мы проследовали мимо замерших по стойке «смирно» солдат, один из которых остался без сапог, и долго шли по тому самому тёмному тоннелю. Выбрались из подвала в караулку и мне пришлось прищуриться от яркого света, пробивавшегося через открытую дверь. Фелимид отодвинул в сторону двух удивлённых стражей, освобождая для меня дорогу, и подвёл к гнедой упитанной лошадке. — Умеешь ездить на лошади? — спросил он. — Нет, никогда не пробовал, — честно признался я. — Но в моём мире они тоже есть. И называются так же. Зря, наверное, я это сказал. После этих слов Фелимид так и замер на месте, сжав поводья. Видимо, он ещё не до конца понимал, что произошло. Пришлось схватить его за плечи и трясти.