— Спасибо… за то, что был там сегодня. Ты спас меня. — Тебе следует благодарить свою сестру. Я лишь выполнил её просьбу. — Мою сестру? Ты знаешь Тессу? Он слегка кивнул. — Она просила присмотреть за тобой, пока я в городе. Жаль, что не успел раньше. — Ты как раз вовремя, — заметила я. Страшно подумать, что бы случилось, если бы он не появился. — Что ты помнишь? — удручённо спросил он. — Всё. Он выглядел расстроенным этим фактом. Не знаю, кому он сочувствовал: мне или своему брату. — Должно быть, у тебя много вопросов. Это было преуменьшением года. — Даже не знаю, с чего начать, — сказала я, стуча зубами. — С чего тебе угодно. — Я не понимаю, как это произошло. Все это время… Он никогда не пытался… Я имею в виду, что остальные, они всегда… — Я покачала головой, расстраиваясь из-за неспособности сформулировать свою мысль. — Он казался мне таким человечным. — Но он не человек. Никто из нас. — Так ты… ты тоже? — у меня возникло непреодолимое желание отодвинуться от него подальше. Мне не хотелось иметь с ним что-то общее. — Да. Я — Воскрешённый. — Тогда как такое возможно? — неуверенно спросила я, возвращаясь к нашему разговору с глазу на глаз. — Почему ты не пытаешься напасть на меня, как остальные? Ты не ведёшь себя как… — Как чудовище? Хищник? — его улыбка померкла. — Ну, да. — Могу заверить, такие порывы всегда присутствуют, — сказал он, опустив голову. Его добрые, ангельские глаза скрылись за тёмными волосами. — Сейчас это часть меня, но я в состоянии держать эти желания в узде. В этом не было никакого смысла. Если дядя и сумел что-то вдолбить мне в голову, так это то, что Воскрешённые не контролируют себя. Никогда. У них есть лишь подобие человечности, они — хищники, созданные убивать. Всё это ложь? — Хочешь сказать, что Воскрешённые могут себя контролировать? — Нет, — серьёзно ответил он. — Они не могут. Я нахмурилась. — Но ты можешь? Он кивнул. — Ты Воскрешённый другого типа? — Не совсем, — уклончиво ответил он, наблюдая за моей реакцией. — Меня отличает от других Воскрешённых не то, кем я являюсь сейчас, а то, кем я был раньше. — Кем ты был раньше? — переспросила я, сгорая от любопытства. Я не заметила, как придвинулась к нему. — Потомком.. В комнате повисла тишина, когда я откинулась на своём месте, осознавая всю тяжесть сказанного. — Потомком, — повторила я. Это был не вопрос и не утверждение, а что-то среднее. Он склонил голову. — Поэтому ты отличаешься от них? Габриэль снова кивнул. — Яд Воскрешённых действует на Потомков не так, как на человека, — пояснил он. — Смертные хрупки. Их души уязвимы. Они не созданы для того, чтобы выдержать воскрешение. — Ты имеешь в виду возвращение к жизни? — Да, — подтвердил он кивком. — Они возвращаются внутренне искорёженными, разбитыми. У них нет никакой защиты от происходящего. Обычно требуется всего пару дней, иногда даже несколько часов, чтобы воздействие одержало верх и переменило их сущность. И первым делом всегда пропадает человечность. Меня захлестнула волна отвращения. — Но Потомки сильнее, мы намного устойчивее, — внёс ясность он. — Хотя мы не можем остановить превращение, оно не способно справиться с нами, как это происходит с людьми. Меняются тело, движения, но мы все ещё владеем собой. — Звучит не как про вампиров, — заметила я. — Может быть, ты что-то ещё? Что-то новое? — теперь я хваталась за соломинку. — Я знаю своего Создателя. Я — Воскрешённый, — заключил однозначно он. — И ты пьешь кровь? — в самом конце вопроса мой голос дрогнул. — Да, но человеческую никогда, и пью только потому, что нуждаюсь в ней, чтобы выжить. — Печаль в его глазах не оставляла сомнений. — Моё тело всегда будет реагировать на запах крови, даже вопреки моей воле, но в отличие от других Воскрешённых, я могу решать — следовать своим убеждениям или жажде крови, — пояснил он, явно терзаясь собственной сущностью. — Это вечная война внутри меня. Между моим разумом и моим телом. Как он может так жить? Как вообще кто-нибудь может так жить? Это как запереть разумного человека в теле чудовища. Тот ещё кошмар наяву. — Что насчёт Доминика? — Я почувствовала, как сжалось горло, когда мои мысли переключились на него. — Если он может это контролировать, то почему напал на меня? Он помолчал, прежде чем ответить. — Потому что таков его выбор. Я не знала, как это воспринимать. — Он хотел знать, кто ты — являешься ли Воином. До сих пор идут споры насчет этого… — Габриэль замолк, словно засомневался, не ступил ли на зыбкую почву. — Из-за заклятья, — догадалась я. Он кивнул. Боже, все про меня знали? — Но это не оправдывает его поступок, — сказал он с явным презрением к своему брату. — Можно было выяснить это иначе. То, что Доминик сделал с тобой, было свидетельством того, кем он является на самом деле. Кем он был всегда. — И кем же, брат? Доминик так быстро прошёл через дверь, что я едва заметила это движение. Габриэль откинулся на стуле, не поворачиваясь к брату и глядя на меня. — Не знаю, Доминик — жестоким, беспощадным, неуравновешенным, злым. Выбирай. Доминик схватился за сердце и сымитировал приступ боли, а затем посмотрел на меня. — Привет, ангел, — он хитро улыбнулся, и от этого во мне зашевелился страх. — Отвали, Доминик, — низко с угрозой в голосе протянул Габриэль. Его лицо помрачнело. — Расслабься, брат. Я здесь только для того, чтобы ответить на её вопросы, — сказал он и сел на другой стул всего в нескольких шагах от меня. — Хочешь получить ответы? — спросил он сладким голосом. Обманчиво сладким. Я с трудом могла смотреть Доминику в лицо, и хотя само его присутствие вызывало дрожь, нельзя отрицать, что мне нужно получить от него ответы. Кто знает, выпадет ли ещё когда-нибудь шанс спросить его? Мой пульс подскочил. — Только скажи, и я выставлю его вон, — сказал Габриэль. В его глазах цвета мха читалась уверенность в своих словах. Странно, но мне было не так страшно находиться около Доминика в присутствии Габриэля, словно я знала, что он будет защищать меня до последней капли крови. Я повернулась и встретилась взглядом с Домиником, призывая на помощь каждую унцию мужества внутри меня. Оказалось, его недоставало. — Ты укусил меня, чтобы посмотреть, являюсь ли я… — из-за комка в горле мне с трудом удавалось дышать. — Воином, — завершил мой вопрос Доминик. — Да. Помимо прочих причин.