Как давно?.. – Что? – спросила она. – Ничего. – Ну конечно! Неужели она и это поняла? Выйдя из такси, мы метнулись на площадь Кампо деи Фиори, где нашли ее любимого торговца рыбой. Прежде чем сказать продавцу, что ей нужно, она попросила меня подержать поводок. Я не хотел подходить к прилавку с собакой, но Миранду здесь все знали, и она заверила меня, что проблем не будет. – Какую рыбу хочешь? – Ту, что проще всего приготовить, – ответил я. – Может, еще гребешков возьмем? Их сегодня, похоже, много. Сегодняшний улов? – спросила она. – Да, на рассвете поймали, – кивнул продавец. – Точно? – усомнилась Миранда. – Абсолютно точно, – ответил он. Судя по всему, это был их ритуал уже долгие годы. Когда она склонилась над гребешками, я обратил внимание на ее спину. Мне захотелось обнять ее за талию, за плечи и поцеловать в шею. Но я отвернулся и вместо этого стал рассматривать винный магазин напротив рыбного прилавка. – А твоему отцу понравится белое сухое из Фриули? – Ему вина нельзя, но мне понравится белое сухое откуда угодно. – Я еще «Сансер» возьму. – Ты же не планируешь убивать моего отца, правда? Ей завернули рыбу и гребешки, и тут она вспомнила про овощи. По пути к ближайшему прилавку я все-таки не удержался: – Но почему я? – Почему я что? – Почему ты приглашаешь меня? – Потому что тебе нравятся поезда, потому что сын сегодня тебя не встретил, потому что ты задаешь слишком много вопросов, потому что я хочу узнать тебя получше. Разве это так невероятно? – ответила она. Я не стал на нее давить и требовать объяснений. Возможно, потому что не хотел услышать, что нравлюсь ей не больше и не меньше, чем гребешки или зелень. Она нашла шпинат, я заметил мелкую хурму, потрогал ее, а потом понюхал и убедился, что она спелая. – Впервые в этом году, – сказал я, – буду есть хурму. – Тогда загадай желание. – В каком смысле? Она изобразила досаду. – Каждый раз, когда ты ешь какой-то фрукт впервые в этом году, нужно загадывать желание. Странно, что ты не в курсе. Я раздумывал несколько секунд. – Не могу придумать желание. – Ну у тебя и жизнь, – сказала она, имея в виду либо что моя жизнь сложилась настолько завидным образом, что мне уже и желать нечего, либо что она столь безнадежно лишена радости, что исполнение желаний – роскошь, на которую не стоит рассчитывать. – Желание загадать нужно. Подумай хорошенько. – Можно я передам его тебе? – Мое желание уже исполнилось. – Когда? – В такси. – И какое же? – Короткая же у тебя память: чтобы ты пришел на обед. – Ты потратила на это целое желание? – Да. Только не заставляй меня об этом пожалеть. Я промолчал. По пути в винный магазин она сжала мою руку. Я решил заглянуть к флористу неподалеку. – Он будет рад цветам. – Я уже много лет не покупал цветов. Она машинально кивнула. – Они не только для него, – сказал я. – Знаю, – ответила она, нисколько не раздумывая и почти притворяясь, что не обратила внимания на мои слова. Квартира ее отца оказалась пентхаусом с видом на Тибр. Он услышал, как поднимается лифт, и уже поджидал нас в дверях. Открыта была только одна створка, а потому протиснуться внутрь с собакой, тортом, рыбой, гребешками и шпинатом, двумя бутылками вина, моей спортивной сумкой, ее рюкзаком, моими цветами и пакетом с хурмой оказалось невозможно. Отец попытался освободить дочь от части пакетов, но она протянула ему поводок: собака узнала его и сразу же запрыгала, тыкаясь в него мордой. – Он любит эту собаку больше, чем меня, – пояснила Миранда. – Нет, не больше тебя. Просто собаку любить легче. – Это слишком тонко для меня, па. – Миранда усмехнулась и не просто чмокнула его, но, продолжая держать пакеты, навалилась на него всем своим телом и расцеловала в обе щеки. Значит так, предположил я, она любит: неистово, без тормозов. Оказавшись в квартире, она бросила пакеты, взяла мою куртку и аккуратно положила ее на подлокотник дивана в гостиной. Потом забрала мою сумку, опустила ее на ковер у дивана и взбила большую диванную подушку: на ней остался след от головы, которая, должно быть, лежала на подушке немногим ранее. По дороге в кухню Миранда поправила две картины, кривовато висевшие на стене, затем, открыв два французских окна, выходивших на нагретую солнцем террасу, посетовала, что в гостиной душно в такой прекрасный осенний день. На кухне она подрезала стебли цветов, нашла вазу и поставила в нее цветы. – Люблю гладиолусы, – сказала она. – А вы, значит, гость? – спросил ее отец вместо приветствия. – Piacere[5], – добавил он, а потом перешел на английский. Мы пожали друг другу руки, замялись на пороге кухни, а затем принялись смотреть, как его дочь разворачивает рыбу, гребешки и шпинат. Она пошарила в ящиках, достала специи и сразу же зажгла зажигалкой газовую плиту. – Па, мы выпьем немного вина, но тебе нужно решить, когда ты его будешь пить: сейчас или с рыбой. Он задумался. – И сейчас, и с рыбой. – Ну началось, – вздохнула она с упреком. Он притворился пристыженным, а потом раздосадованно бросил: – Дочери! Что с ними поделаешь?.. Отец и дочь разговаривали в одной манере. Потом отец проводил меня по коридору, увешанному фотографиями, на которых были изображены умершие и ныне живущие члены семьи: все они были одеты так официально, что я не смог узнать Миранду ни на одном снимке. Сегодня на отце был разноцветный аскотский галстук под очень яркой розовой рубашкой в полоску и измятые синие джинсы, которые он, похоже, надел всего несколько минут назад. Зачесанные назад длинные седые волосы придавали ему характерный вид стареющей кинозвезды. Однако тапочки на нем были совсем старые, и ему явно не хватило времени побриться. Дочь поступила правильно, что позвонила предупредить его о приходе гостя. В гостиной задержалась экономная элегантность датского дизайна, который вышел из моды несколькими десятилетиями раньше, но скоро уже вновь должен был стать предметом всеобщего увлечения. Старинный камин отреставрировали, чтобы он вписался в обстановку, но выглядел он пережитком былых времен из истории квартиры. На гладкой белой стене висела небольшая абстрактная картина, по стилю напоминавшая работы Никола де Сталя[6]. – Мне нравится эта картина, – сказал я, пытаясь завязать разговор и разглядывая при этом изображенный на ней пляж в зимний день. – Ее мне подарила жена много лет назад. В то время картина мне не очень понравилась, но теперь я понимаю: это лучшее, что у меня есть. Я догадался, что пожилой джентльмен так и не оправился от развода.