Макар стал быстро наворачивать суп. На дне оставил только немного капусты и лавровый листик. Потом попил воды, поцеловал Полину в щеку и, сославшись на усталость, ушел в комнату. Она думала, Макар просто полежать хочет, посмотреть сериал, но он разделся, лег в кровать и не включил даже светильник. Пришлось Поле коротать вечер в одиночестве. Когда и ее сморила усталость, девушка прилегла под бочок Макара. Он спал. Но не крепко, и когда она обняла его, услышала: — Огонь очистит все грехи… Полина приподнялась на локте и с недоумением посмотрела на Макара. Он лежал с закрытыми глазами, но губы его шевелились. — Не зря ведьм и еретиков сжигали, — тихо, но разборчиво проговорил он. — Так их очищали от скверны… — И мерно засопел, погрузившись в глубокий сон. Полина была очень удивлена. А лучше сказать — шокирована. Макар и раньше что-то бормотал во сне, но ни разу про сожжение и грешников. Особенно про последних, поскольку являлся атеистом. Но она знала, какой он впечатлительный, и решила, что любимый после рассказа о найденном трупе погрузился в какой-то короткий, но яркий кошмар. Полина крепко-крепко обняла его и тоже закрыла глаза. Не прошло и минуты, как она спала. Глава 4 На Пятаке творилось что-то невообразимое. Стояло оцепление из полицейских, через которое прорывались бомжи, волонтеры пытались договориться и с теми и с другими, а взобравшийся на бочку Батюшка читал проповедь, прерывая ее песнями из репертуара своих любимых групп. Полине он напомнил Ленина на броневике (она видела такую картину в каком-то музее). Он был лысоват, правда, патлат, носил бородку и имел уютное брюшко. Звали их предводителя Леонидом. — Что тут происходит? — спросила Поля у Марии, сожительницы Батюшки. Она была, в отличие от гражданского мужа, очень продуманной, твердо стоящей на ногах женщиной. Благодаря ей существовала их благотворительная организация. Батюшка был духовным ее лидером, а Маша занималась всеми организационными вопросами. — Еще один труп нашли. — Маша закурила что-то крепкое и вонючее. В день у нее уходило две пачки сигарет. — В том же подвале. Он большой, со множеством коридоров и дверей. Здание старинное, раньше в подвалах кочегарки были, хранились дрова, уголь, бочки с водой, потому что в доме не имелось водопровода. — Это все понятно, — торопливо проговорила Поля. — А труп тоже обгоревший? — Ага. Головешка, я сама видела. — А митинг из-за чего? — Полиция не пускает никого на место преступления. Мы знали, что так произойдет, и приготовили бутерброды и чай, чтобы раздать всем и уехать, но ты же знаешь наших завсегдатаев. У них тут центр социальной жизни. Они собираются за ужином, обсуждают новости, знакомятся, делятся опытом. Мне чудом удалось договориться с владельцем здания. Понятно, что он, пуская нас в этот двор, кучу налогов списывает на благотворительность, и все равно ему спасибо. — А он не может помочь? — Боюсь, он не захочет. И прикроет нам лавочку. Два трупа, это не шутки! — Но убийца не обязательно бездомный. Как и жертвы. — Легче все свалить на бомжей, не так ли? — Согласна. А их опрашивало следствие? — Пыталось. Но толку никакого. Даже те, кто в уме, под дурачков косят. Кто-то откровенно негативно настроен. Даже агрессивно. Троих уже увезли в обезьянник. — Маш, тебе надо вмешаться. Леонид только распаляет их. — Знаю. Но мне хочется немного понаблюдать за толпой со стороны. Знаешь, что скажу? У меня ощущение: они что-то знают о случившемся. Может, у них какая-то закулисная война? — Даже если так, они не стали бы вести ее на Пятаке. Ты же сама сказала, это центр их социальной жизни. Заметь, они тут даже не гадят. Не испражняются, не кидают мусор под ноги. Дерутся, ругаются, да, но конфликты не выходят из-под контроля. Стоило это проговорить, как бомжи будто с сцепи сорвались. Они начали кидать в полицейских (или росгвардейцев, Поля не разбиралась) банки, стаканчики, бутерброды, которые им раздали. А Батюшка взвыл: «Я свободен, словно птица в небесах!» Маша тут же сорвалась с места и побежала улаживать конфликт. Бездомные ее уважали, а Батюшка боялся. Знал, без нее он пропадет. — Всегда у вас тут так весело? — услышала Поля голос за спиной. Оглянулась и увидела мужчину в кепке. Не бейсболке, а именно кепке-пирожке. Подобные носили работяги времен Советского Союза и герои Гая Ричи. Из-под козырька сверкали задорные карие глаза. Мужчина улыбался, и на одной щеке через щетину проглядывала ямочка. — Вы кто? — Старший лейтенант Каримов. — Мужчина показал корочку. — Следственный комитет. А вы, как я понимаю, волонтер? — Да. Меня зовут Полина. — Давно сотрудничаете сданной благотворительной организацией? — Почти три года. — У истоков, получается, стояли? — Не совсем. Я тогда работала в крупной компании и от ее имени сотрудничала с фондом. А основателей было четверо: Мария, Леонид, Добран, он серб, нелегально бежавший из Югославии в Россию во время натовских бомбежек, и доктор Вера, лишенная лицензии за чужую врачебную ошибку. — Много денег заработали за это время? — Кто? — переспросила Поля непонимающе. — Вы. — Мы благотворительная организация. — И что? — Прибыли нет. Свое отдаем порой. — Это же не под протокол, я просто с вами беседую… — И я вам отвечаю: мы помогаем людям безвозмездно. — Ага. То есть с вами не делятся. — Кто? — Ваши Батюшка и Матушка. Святое семейство. А с Добраном и Верой? — Он вернулся год назад в Белград. Она уехала на Донбасс, спасать людей. Им нет дела до лицензии, главное выжить. А что касается святого семейства… Они живут в старой квартире без ремонта, что досталась Марии от деда. Если она благодаря нашей организации оплачивает ее, связь, интернет и покупает себе и семье предметы первой необходимости, то я не против. — Вы очень наивная девушка, Полина, — вздохнул Каримов. — Через такие организации отмываются огромные суммы. А сколько мошенников среди так называемых благотворителей… Я думаю, убийство и сожжение двух бомжей — это происки конкурентов. — Жертвы бездомные? — Одного опознали по железных клыкам и отсутствию двух мизинцев. — Саблезубый? — Знали его? — Конечно. Он ошивался у трех вокзалов. Все мечтал уехать из Москвы в родную Башкирию. Но паспорта нет, деньги, что перепадали ему, тут же утекали спиртным в глотку. Водилы-дальнобойщики его не брали, Саблезубый и вонял жутко, и выглядел опасно. — При желании до Башкирии и пешком дойти можно. Просто эти люди не хотят ничего менять. Им нравится их жизнь. И в Москве уж точно она слаще, чем в провинции. — Все люди разные. В том числе бездомные. Многие из них вернулись к нормальной жизни. Но это тяжело, вы же понимаете? Документы восстановить, это дело не хитрое. Но какой прок от паспорта, если у тебя ни родственников, ни жилья, ни профессии, а еще и судимость? — Поля на эту тему готова была спорить с кем угодно. Как-то с помощником мэра сцепилась, так ее сам Батюшка оттаскивал. — Поэтому многим легче снова в тюрьму отправиться за какое-нибудь несерьезное преступление, чтобы иметь крышу над головой и еду. — А за убийство вообще от шести до пятнадцати дают. Это сколько можно не думать о ночлеге и жрачке. — Вы намекаете на то, что Саблезубого убил кто-то из своих? — Я рассматриваю все варианты, работа у меня такая. Он ни с кем не ссорился? — Нет. — Да бросьте. У вас же на Пятаке вечные потасовки. — Да, но Саблезубый не был агрессивным. Он всех мирил. На мизинчиках. У самого их не было, и он все в шутку обращал. — На этом месте давно свою столовку раскидываете? — Год. Марии каким-то чудом удалось договориться с владельцем здания господином Львовским. — Добрейшей души человек, да? — не без сарказма проговорил Каримов. — Даже если ему это и приносит какие-то льготы по налогам, все равно отвечу — да. Можно же церкви строить или детдома спонсировать. Но господин Львовский помогает тем, от кого все отвернулись, в том числе государство. Поэтому он добрейшей души человек. — Знакомы с ним? — Нет. С ним только Мария встречалась. И то раз. Все дела он ведет через помощника. По-моему, в России Львовский и не живет. Старший лейтенант отвлекся. Поля проследила за его взглядом и увидела, как Мария раздает бомжам тумаки. Там, где не справлялись бравые ребятки с дубинками наголо, она наводила порядок голыми руками. Приструнив бездомных, стащила с бочки благоверного, но на него руку поднимать не стала, чтобы тот не потерял авторитета.