Дёргаю его за ворот рубашки, разворачивая к себе. – Ну, нет среди нас безгрешных, слышишь? Нет! И быть не может! Мы не ангелы, мы люди! Мы чувствуем, любим, ненавидим, завидуем, ошибаемся! Твоя «идеальная» Марина навела на нас Мансурова. Ошибка? Я предала сестру, переспав с тобой. Ошибка? Нисар… ну, там вообще одна сплошная ошибка. Но она не дала Мансурову убить меня. Она его зубами рвала, в прямом смысле этого слова, чтобы не дать ему УБИТЬ МЕНЯ! Если бы не она, меня бы сейчас здесь не было. Как я после этого отступлюсь от неё, а? Скажи? Ну, же!! Заира шатает. Он стоит передо мной сгорбившийся, оглушённый, с поникшей головой, словно боксёр, получивший ногдаун. – Заир… Я снова беру в руки его лицо и заставляю посмотреть на меня. – Не отбирай у нас семью, Заир. Я прошу тебя. Всё кончено. Всёбудеткончено, если ты только этого захочешь. Захоти этого, прошу. Он мутным взглядом глядит на меня, но я не знаю, видит ли. После приступа буйства, как правило, наступает оторопь, когда человек просто отключается от внешнего мира. Он двигается, смотрит, дышит, но в жизни не участвует. Должно пройти какое-то время, чтобы человек пришёл в норму, и его мозг смог бы нормально функционировать. Я тянусь к его губам, хочу поцеловать, но не успеваю: лифт дёргается и снова движется. Останавливается. Двери открываются. Не сказав ни слова, Заир вываливается из него, едва не сбив с ног какого-то старичка в больничной пижаме, и, не оглядываясь, уходит проч. Старичок, проводив Тураева испуганным взглядом, осторожно заглядывает в кабину. Заходит. – Ты наверх, дочка, или вниз? – Всё равно, дедушка, – говорю я устало, а сама смотрю на удаляющуюся спину Заира. Двери закрываются, отрезая меня от него, от мечты, от любви. Я поднимаюсь вверх. А, может, падаю вниз. Я не знаю. Мне всё равно. ** – Ну, что? Здесь целый консилиум, во главе со старшим сыном Юсуфа, который является хозяином крупной адвокатской конторы. Ещё парочка его сыновей – один моряк, другой пока что студент, присутствуют как группа поддержки. С ними я успела познакомиться только поверхностно, но уже уверенно могу сказать, что Заиру пришлось бы несладко в борьбе с такой сплочённой командой. – Он требует, чтобы Нисар подписала документы о разводе, а так же об отказе от родительских прав и претензий на имущество, не оговоренное брачным контрактом. Второе: обязательное лечение в наркологическом центре до полного выздоровления. И третье: дорога в Москву для неё закрыта, до его личного распоряжения. Но Нисар может остаться здесь, в Турции. Тут еще несколько мелких требований, не суть важных, которые я не буду зачитывать. Фарид снимает очки, откладывает бумаги и выжидающе смотрит на нас. Дядя Юсуф тяжко вздыхает. – Роксана будет просто убита этим. – Давайте двигаться маленькими шагами, дядя, – говорю ему. – Нисар больше не грозит тюрьма, это главное. Я единственная, кого мужчины допустили к обсуждению решения проблем Нисар. Остальных женщин – дочерей, жён и сестёр, выпроводили в фойе, где они, как пчелиный рой, кружат сейчас вокруг Роксаны, успокаивая и отпаивая её чаем, привезённым с собой. Юсуф поворачивается ко мне, его лицо печально. – Ты поговоришь с Нисар, дочка? – Конечно. Она всё подпишет, обещаю. – Ну, тогда можно считать, что дело улажено, – Фарид встаёт. – Пойду, переговорю с адвокатами Тураева. – Хорошо. Иди. Фарид уходит. А Юсуф опять вздыхает. Стул под ним жалостливо скрипит. – Заир уже зафрахтовал спецрейс для перевозки дочери в Москву. Опускаю глаза, боясь, что дядя заметит мои слёзы. – Когда? – Завтра. Мысль, не дающая мне покоя последние сутки, формируется окончательно, и я отбрасываю сомнения. – Дядя Юсуф, вы можете кое-что сделать для меня? Это важно. – Конечно, дочка. Говори. Я выкладываю Юсуфу свою просьбу. Он удивляется, но без разговоров соглашается помочь мне. – Только пусть это будет между нами. – Я понял тебя, дочка. Сделаем. ** Попрощаться с Асей мне не дали. Тураев вообще никого к ней не подпустил. Мы с Роксаной наблюдали из окна фойе второго этажа, как её на каталке везли к машине скорой помощи. Следом шёл Заир. Его сопровождала Марина. Зотов, Евгений и Игорь уже ждали их у другой машины. Роксана тихо рыдала в платок, который был уже насквозь мокрым. Я стояла с ней плечом к плечу с совершенно сухими глазами. Когда всех уже погрузили в машины, Заир обернулся и посмотрел в нашу сторону. Не уверена, что он нас видел, но я качнула ему головой на прощание. Заир не ответил. Сел в авто, и кортеж двинулся в путь. – Ты ведь любишь его, да? Я не удивляюсь вопросу тётки. Я уже ничему не удивляюсь, если честно. Когда ты теряешь самое дорогое в жизни, тебя на самом деле трудно чем-то удивить. Потому, что твоя душа замирает. Леденеет. Перестаёт чувствовать, реагировать. Она не умирает, нет. Она просто впадает в зимнюю спячку. Но я знаю, что это не навсегда. Надо просто дождаться весны. Жить и ждать оттепели. – Линара… – Роксана осторожно дёргает меня за рукав. – Я не против, если что. Обнимаю Роксану за плечи, продолжая пустыми глазами смотреть на осенний пейзаж за окном. – Пойдёмте, тётя. У Нисар скоро процедуры. И мы с ней вместе медленно идём по коридору, деля друг с другом чувство потери, с которым нам теперь жить. Но мы выдержим. Мы семья. . Я соберу в букет свои потери, Поставлю в вазу, буду любоваться, Дожди прольют, в окно забьют метели, Капели прозвенят, и лето вновь настанет, Цветы потерь всё также будут свежи, И через год, и даже через двадцать… Глава 43. Линара. Глава 43. Линара. – Привет, сестрёнка. Это тебе, очередная посылка, – кидаю ей на колени пачку изрисованных детскими каракулями разномастных листов. – Прими и одобри каждый, с меня требуют твоих оценок и комментариев. – Я скоро выставку детского рисунка открою. Смогу всю стену в отделении обклеить ими, как обоями. Нисар смеётся, рассматривая творчество наших десятиюродных племянников и племянниц. – Ну, так в чём дело? Вперёд! – подхватываю я. – Дети просто полны энтузиазма. – И всё же, поумерь их пыл. – Потерпи, скоро весенние каникулы заканчиваются, тогда и выдохнешь. Присаживаюсь рядом на нагретую скамейку, под колышущиеся ветки цветущей магнолии.