Он слаб, но все равно садится на кровати и смотрит на свою рану, из которой перестала течь кровь, трогает ее, и затем переводит взгляд на прозрачный осколок в моей руке. Его глаза снова обычные, с белками. В сумраке помещения, вижу, что они снова голубые… Голубые, как утреннее небо... — Ты достала осколок... из моей раны? – он смотрит на меня удивленным взглядом. Он поражен... Хмурится, но только потому, что не верит своим глазам. Тянется к осколку, но я не позволяю… Будто знаю, что ему нельзя к нему прикасаться. А в следующий миг и, вовсе, растираю осколок между своими пальцами, видя, как он растворяется серым туманом и исчезает навсегда... Виктор тяжело сглатывает, видя все происходящее. Вдруг, он сильно жмурится, трогая рану. На его лице гримаса боли. — Виктор! — вскрикиваю я. И касаюсь его рук, которые зажимают рану... мне страшно… Мне так страшно, что с ним что-то случится, — Виктор, пожалуйста... Открой глаза! Я, наверное, плохой будущий доктор… Я не знаю, как помочь… Что делать... ведь думала, что все обошлось! — Виктор, пожалуйста… — прошу, обессилено кладу голову ему на грудь. Виктор лежит, его дыхание не ощущается. Мои слезы окропляют его рубашку напротив раны… Пропитывая насквозь... — Ты мне нужен... — очень тихо, почти одними губами, говорю... Секунда, вторая... Стук его сердца... — Эмили… — чувствую руку, которая поглаживает меня по волосам, пропуская пряди сквозь пальцы. Быстро приподнимаюсь и вижу Виктора. Ловлю свой восторг, понимая, что с ним все хорошо! Он смотрит на меня. Он узнает меня. Перевожу быстрый взгляд на его рану. Она выглядит уже намного лучше. Края не воспалены, побледнели, и нет крови... В окне уже виден рассвет. Оказывается, прошла вся ночь… Но я не ощущала течение времени. — Эмили, ты плачешь? – спрашивает Виктор, внимательно рассматривая мое лицо, будто только сейчас что-то осознал, стирает большим пальцем слезу на моей щеке. Он смотрит на меня новым взглядом. Обновленным, свежим и … таким нежным. Что мое сердце замирает. И откликается... Я понимаю, что почти лежу на его обнажённой груди, касаясь ее. Чувствую, как одна его рука зарывается в мои волосы на затылке, и Виктор осторожно притягивает меня к себе, и сам он немного приподнимается… Чтобы... Поцеловать меня… Целует так нежно, осторожно… Чтобы, потом, поцелуй углубить... Виктор притягивает меня сильнее к себе… прижимая к груди, как и тогда, в нашу первую встречу. Я не сопротивляюсь… Потому что с первых секунд уже отвечала ему. Как сама уже и обнимаю Виктора. Он притягивает меня, укладывая рядом с собой и меняет свое положение, все так же целует, но только нависая сверху, подминая под себя. Я растворяюсь в этом жадном поцелуе. Чувствуя его объятья, и тяжеть его тела. Чувствую его руку, которая поглаживает мою талию, спускается по бедру, обжигая прикосновением даже сквозь ткань тонкой сорочки, сминая ее. Поцелуй становится очень чувственным, поглощающим. Мой первый поцелуй, который обрушился, как лавина. Инициатива давно не у меня... Я только и могу зарыться руками в его волосы, обнимая в ответ, растворяясь в новых чувствах. Воздуха не хватает, и я всхлипываю, вдыхая порцию кислорода. И Виктор, будто опомнившись, разрывает поцелуй… — Эмили, я… — Виктор так близко, и так много чувств и эмоций мелькают на его лице. Глубоко дышит. Виктор смотрит на меня, по-иному, и я чувствую, что он пытается понять, напугал ли меня… Не знаю почему, но я хочу его успокоить. Касаюсь его щеки, поглаживая, улыбаюсь ему, видя ответную улыбку. Понимаю, что давно хотела его поцеловать. Просто не думала об этом. Вернее, не смела думать. Виктор был чужим и чуждым мне. А потом и вовсе, поняла, что он не мой… Был не мой... А сейчас? А теперь? Что это значит? Я даже не хочу задумываться о том, что творю… И что обо мне могут подумать… Мне теперь не важно... — Что мы делаем, Виктор? – спрашиваю его, рассматривая его красивое лицо, красивее которого более не видела... И, видимо, Виктор тоже видит весь спектр моих эмоций и с легкостью считывает их. Улыбается, осторожно убирая локон с моего лица за ухо. Он ложится на спину, чтобы притянуть меня к себе, укладывая мою голову к себе на грудь. Обнимает, заключая в кольцо рук. — Мы начинаем... жить, Эмили… — говорит, уткнувшись носом мне в макушку… От переизбытка переживаний, новых чувств и эмоций, обретя некий покой, на меня накатывает сильная усталость… Я закрываю глаза, стремительно уплывая в сон. И на границе сна и яви мне чудятся такие новые, но дорогие, нужные и долгожданные слова: «Моя Эмили»... Глава 19. "Его Слабость. Его Боль" *** Виктор Гистли Прижимая сейчас к груди свою спасительницу, пытаюсь осознать, что со мной все-таки произошло. По ощущениям сейчас, будто я заново родился… Или, может, до этого момента, я и не жил вовсе. Сердце бьется сильно, оно стало вновь живое. Я ощущаю его удары, могу дышать свободно… Эмили исцелила меня… Смотрю на спящую рядом девушку. Хрупкая, нежная… Но отважная, смелая. Целую ее в висок… — Прости меня, Эмили… — говорю своей спящей спасительнице. Сокрушаюсь, вспоминая мерзость своих поступков и мыслей, которые не так давно взращивал в себе по отношению к невинной девушке… Вспоминаю предшествующие события ночи. Смутные, туманные, но ощущаемые на столько, что внутренне все еще содрогаюсь. Мой персональный ад случился сегодня ночью… Я точно помню, что засыпал в хорошем состоянии, физическом и эмоциональным. Только шрам, как всегда, ныл и беспокоил, но это было привычным… За столь длительный срок, я привык к этой острой боли и почти не замечал ее... Помню, что засыпал я с мыслями об Эмили и о том... что планирую все исправить… Начать все сначала, не совершая прежних ошибок… Что хочу поменяться… Мне теперь есть для кого и ради чего… Затем был мрак… мучительный, тягучий, забирающий жизненные силы, сон… Помню чей-то знакомый, но приносящий боль, голос, и чье-то прикосновение к лицу и телу. Помню, что хотел отбиться от этого наваждения… Тот, кто касался меня – был мне чужд. Мою шею оплетали пальцы, перекрывая кислород, – я чувствовал их... Я открыл глаза и уже не мог закрыть. Как и не мог убрать невидимые руки со своей шеи. Был бессилен... И это бессилие меня пугало... Шрам на груди загорелся жгучей нудной болью, отдающей в самое сердце. Смирение, безысходность, тоска и одиночество… Вот что я чувствовал. Я не мог произнести ни слова. Я открывал рот, но не смог выдавить ни звука. «Эмили» — вспомнил неожиданно и мысленно произнес это имя. Но кому пренадлежит оно, не мог отыскать в памяти… Почему я думаю о нем… Губы не двигались, но у меня получилось произнести это имя еле слышно, и тяжесть с груди временно исчезла, и я смог встать с постели… Я помню, что тянулся к некому своему Свету, который был где-то рядом. Я шел, не зная куда… А знал только то, что где-то там, за некой преградой, мой Свет. Коснулся осторожно двери, и боль в сердце усилилась. Я ощутил внутри него острый осколок… В самую минуту моего отчаяния дверь открылась… И я увидел свой Свет, своего Ангела… «Виктор!» — услышал нежный дорогой голос, и вспомнил свое имя… «Эмили» — произнес я и понял, что именно так зовут мой Свет. Роднее и прекраснее лица я не видел. И решил, что я, всё же, во сне. Это просто такой странный сон, в котором мое воображение дорисовало самое прекрасное создание. И как хозяин своего сна, я могу делать все... Все что хочу... Что давно, с самого начала, желал и до сих пор желаю. Дотронулся до своего Ангела. Придвигая ближе к себе. Тянулся к ней, как к источнику... Желание ударило в голову... Я опьянел...Чувствуя, как по телу разливается жар предвкушения, которому не хочу противиться. Опустил рукав белого платья, хотел увидеть обнаженную кожу и дотронуться до нее. Но потом, от реальности прикосновения, осознал, что происходящее вовсе не сон, но уже не смог остановиться. Не хотел... А желал прикоснуться губами, осторожно, чтобы мой Свет не оттолкнул меня… Хотел… Но…