Испытываю то, в чем боюсь себе признаться. А Виктор, будто, не может поверить, что я могу к нему что-то чувствовать. Будто никогда не испытывал подобного от своей бывшей жены. Лорена… Что это за женщина была? Почему она так бесчувственно относилась к Виктору? От ее имени веет холодом. Что-то с ней было не так. «Достаточно рефлексии!» Выбираюсь, как воришка. Захожу на кухню к Донне, которая во всю хлопочет. Маленькая Скай, тут как тут, трется возле нее. Замечаю, какой у нее уже круглый животик. — Ну все, попрошайка! Лопнешь скоро! – отнекивается миссис Джексон от настойчивого мурчания. — Доброе утро, миссис Джексон, — обращаю на себя внимание Донны и чувствую, как загораются щеки опять. Думаю, что по моему лицу можно прочитать все то, что произошло утром. — Эмили, дорогая, здравствуй! – Донна ставит на стол молочную кашу с фруктами и мятный чай. – Садись скорее завтракать. — Миссис Джексон, уже так много времени… мне нужно спешить… — Нет, нет, Эмили! Ничего не знаю. Виктор просил меня проследить, чтобы ты не уехала на учебу голодная, — говорит, а потом многозначительно смотрит на меня, слегка улыбаясь. А я немного в прострации. Виктор беспокоится за меня? Интересно… Не могу не послушаться. Сажусь за стол. Тем более пахнет изумительно. От слов Донны, мне почему-то становится спокойнее. И даже внутри поднимаются некие коварные мыслишки помучить Виктора. «Ах вот, как выглядит женское коварство!» «Добро пожаловать, Эмили, в категорию вредных женщин, которые изводят мужчин, что влюблены в них!» — смеюсь про себя, но… «Влюблены?!» «Виктор влюблен?» Аппетит сразу испаряется. Ведь теперь мне важнее другое. Мысли движутся в хаотичном порядке. И, как назло, опять побеждают те, что за плохое. Лидирует понимание того, что у мужчин в таком возрасте могут быть простые инстинкты, а женщины все романтизируют и преувеличивают. «И откуда такие познания, Эмили?» — удивляюсь себе. Наверное, все от сестер из приюта Глемт. Где они изо дня в день нам рассказывали про греховные отношения. И вообще, что отношения греховны по факту. Что мужчины все коварны, что используют женщин, обманывают, удовлетворяют потребности, а их самих ни во что не ставят. Что верить им нельзя. Почему они так говорили нам – сложный вопрос. Может они сами были обижены мужчинами? Встретили не тех и разочаровались? *** Прощаюсь с Донной и отправляюсь в больницу. День проходит очень насыщено. Пациентов много. Была одна операция с доктором Паулом. А после, собрание с группой. Периодически я смотрела в окно на падающий снег, который рождал во мне забытые воспоминания о родителях. Нечеткие, неуловимые. — Эмили? – из мыслей меня выдергивает Паул. – Все хорошо? – садится рядом. — Да… — улыбаюсь ему. – Все хорошо. — Эмили, послезавтра благотворительный бал, — Паул говорит очень серьезно, но как-то иначе. Будто переживает за что-то. – Я отправил письмо твоему опекуну. И в нем просил его разрешения сопроводить тебя на бал, как представителя своей группы. Я не перебиваю, слушаю Паула. И немного волнуюсь, потому что не знаю, как отреагировал Виктор на его письмо. — Думаю, что все будет хорошо, и твой опекун даст добро. — Паул улыбается мне, но меня немного коробит его настойчивое обозначение Виктора, как моего опекуна. Возможно, Паул догадывается или, даже, видит, что Виктор ко мне относится иначе. — Думаю, что Виктор согласится, — пожимаю плечами. — Эмили, — Паул садится ближе, и на доли секунды вижу его будто бы виноватый взгляд. — Эмили, я хочу попросить тебя на балу об аудиенции. Все хорошо, не переживай! Просто пообещай, пожалуйста, что уделишь мне время и выслушаешь. Просьба Паула выбивает меня из колеи. Но я не подаю вида. Вижу серьезность и, кажется, печаль в глазах доктора. «Что это значит?» — Хорошо! – отвечаю, как можно более непринужденно. — Тогда, прощаюсь с тобой до послезавтра. Я заеду за тобой вечером перед балом, — Паул кланяется и уходит к себе в кабинет, оставляя меня в растерянности. Послезавтра бал. Я совершенно не готова к нему и к таинственному разговору Паула. Особенно не готова морально. Из готового – у меня есть только платье. Вспоминаю о том, что скоро у меня День Рождения. Исполнится двадцать лет. На следующий день после бала. Надеюсь, что стану не только на год старше, но еще и мудрее… *** Выхожу на улицу, кутаясь в пальто, серебряного цвета. Смотрю на небо, как красиво оседают снежинки. Снег скрипит под ногами, хоть он и пушистый, покрывающий тонким аккуратным слоем мощеную улицу, лавочки и фонари. Замедляюсь, ловлю умиротворение. Позволяю себе короткий ментальный отдых, когда не думаю ни о чем. Растворяясь в ощущении уюта и, неожиданно, тепла… Тепла от опустившегося на мои плечи шарфа бирюзового цвета, и тепла от обнимающих поверх шарфа знакомых рук. Виктор! Кладу свою руку поверх его. А он прижимает меня спиной к себе. Вынуждая облокотиться затылком о его грудь. Чувствую, что Виктор закрыл глаза, склонившись, касаясь своей щекой моего виска. И я растворяюсь от нежности ощущений. Чувствую защиту и успокоение, которые даруют его объятья. Время остановилось. Когда мы рядом, под падающим снегом, в свете вечернего фонаря, я не знаю никого больше, кроме него. Я запомню этот миг. Когда в моей душе вспыхнуло то самое чувство... Глава 28. Послание Аспена Эмили — Виктор, поедем в мой родной дом? – поворачиваюсь в руках Виктора, касаюсь руками краешков воротника его пальто, смотрю ему в глаза. Он рассматривает меня задумчиво, кажется, что с тоской. — Да… Только сначала заедем домой. Мне кажется, ты голодна. — Нет, совсем нет. Если дневник моего отца с собой, то давай отправимся прямо сейчас, — бегаю глазами по лицу Виктора. Сердце колотится. В душе волнительное состояние перед поездкой в мой родной дом. Дом, где умер мой отец. Знаю, что морально мне будет тяжело. Но я должна через это пройти. Тем более, Виктор будет рядом. С ним мне не будет страшно. Мы должны узнать тайну моего отца. Какая бы она ни была. А еще, я должна попрощаться с этим домом. Попрощаться с отцом. Может он почувствует мое присутствие. И мне и ему станет легче. Душа же не умерла. Виктор задумчив. Я не беспокою его в дороге расспросами. Мы просто сидим рядом, держась за руки. В какой-то момент я пытаюсь прислушаться к себе. Как мало я помню. Будто мое детство прошло, как во сне. Цепляюсь за неуловимый образ отца. Ловлю вспышки воспоминаний, где мы с ним вместе. Как он работает и, одновременно, рассказывает мне обо всем, что делает. Вспоминаю, как часто он вздыхает. «Эмили… Дочка…» — слышу в памяти печальный зов отца.