— Я его ни разу не видела… опекуна… — выходит как-то обреченно. — Ладно, Эмили, — Слаг делает гипертрофированно-серьезный вид, вздергивая подбородок. — Будем с тобой работать. Учти, правила у нас здесь строгие, никаких шуток и плясок, как в твоем бывшем… месте жительства. Слаг делает вид, что потерял ко мне интерес, но я вижу редкие сальные взгляды, которые он бросает, глядя на меня через зеркало. — Можешь идти, твоя комната слева крайняя, — теряет ко мне интерес. Я быстро убираюсь из этого жуткого кабинета и бегу в комнату. Выживать здесь будет сложно. В коридоре никого нет, сейчас поздний вечер. Видимо, воспитанницы уже в своих комнатах. На этаже расхаживает одна из сестер. Патрулирует… вечернюю тишину? Замечаю в ее руках плеть и нервно сглатываю. Здесь бьют воспитанниц? Что же за жуткое место «Глемт»? Действительно, забытое. Подхожу к двери своей комнаты и тихо стучу, а после открываю. Осторожно вхожу, боясь чего-то. Возможно того, как меня встретит соседка… В комнате тусклый свет лампы, работающей на старых артефактах. Такие использовали лет двадцать назад… Но, видимо, в Глемте ничего не менялось долгие годы. Помещение небольшое, две кровати, два небольших письменных стола со стульями, один шкаф. Замечаю девушку, она лежит на кровати, обнимая подушку. Ее волосы закрываю лицо. — Привет, — тихо произношу, и девушка быстро встает. Она напугана… Осматривает меня. — Меня зовут Эмили, я сегодня приехала в приют… и, кажется, я твоя соседка. — Привет, я Нина… Нина Эверинд… — девушка будто выдыхает, убирая длинные волосы за спину. Она делает лампу ярче, и теперь я вижу, что ее глаза заплаканы. Хмурюсь… Этот приют не нравится мне все больше и больше. — Я тоже… новенькая, — как-то обреченно произносит Нина. Вижу в ее взгляде безысходность и тоску… Мне хочется утешить ее. — А меня сослал сюда опекун, — пожимаю плечами я. Нина смотрит на меня и сводит брови, качает головой. — Как же так? – она негодует. — Он же опекун! — Вот так. Я его даже ни разу не видела… — ставлю свой чемодан рядом с пустой кроватью и присаживаюсь. — Нина, а ты откуда? — Я из… издалека… — она говорит, и на ее глазах блестят слезы… Видимо, это больная тема для нее… Замечаю на своей кровати расписание приюта. Минуты хватает, чтобы понять, что тот, кто составлял этот распорядок, максимально хотел осложнить жизнь сироток. Мой опекун, видимо, сильно меня ненавидит, раз выбрал такое место для моего существования. — Говорят, что со временем привыкнем к распорядку, — Нина кивает на листок в моих руках. — Ну что ж, постараемся… выжить, — на моих словах в дверь громко стучат, и мы с Ниной слышим голос одной из сестер. — Время отбоя! А я не слышу тишины! – кричит за другой стороной двери. — Но мы же говорим совсем тихо, — шепотом обращаюсь к Нине, немного подаваясь вперед. — Да, но сестры всегда подслушивают, — так же шепотом говорит Нина. Мы смотрим друг на друга и начинаем тихо смеяться, прикрывая рот, чтобы сестра ненароком не выломала нам дверь от "громкого шума". От абсурдности ситуации, наверное, всегда рождается такой смех… нервный, но целебный… Но это первый раз за долгое время, когда я искренне смеюсь. Мне становится легче. Я рада знакомству с Ниной. Думаю, что мы подружимся. *** Мы выныриваем с Ниной в утро нового дня со звоном громкого колокола, который раздается по коридору. У воспитанниц приюта Глемт на сборы полчаса. Мы должны успеть сходить в душ, привести себя в порядок и явиться в столовую. Присаживаемся с Ниной за длинный стол. Окидываю взглядом других девочек. Делаю вывод, что мы с Ниной, действительно, самые старшие. Потом идут девочки, которым максимум двенадцать лет. И совсем крошки. Все очень худенькие. И я понимаю почему. Девочки-дежурные раскладывают перед остальными завтрак. Некая серая вязкая каша на воде, похожая на клестер. На вкус так же… Овсянка, переваренная, почти нет соли… Пожимаем с Ниной плечами и принимаемся за трапезу. В это время сестры смотрят за дисциплиной. Одна из них, Зелла, пытается что-то узнать у кухарки, но та, видимо, плохо слышит, что Зелле приходится переходить на визг. Мы с Ниной немного смеемся над ситуацией. И я… Получаю удар палкой по спине. Оборачиваюсь и вижу перед собой престарелую сестру… Ее губы сжаты, а глаза прищурены. — Грешно смеяться за столом, — и уходит, оставляя меня, мягко говоря, поразиться ситуации. — Нельзя смеяться, когда сестры рядом и смотрят на тебя, — ко мне обращается маленькая белокурая девочка, сидящая рядом. — Я Анна, мне одиннадцать, я тут с рождения. С Ниной я вчера познакомилась. А как тебя зовут? — говорит шепотом, уплетая кашу. — Я Эмили… А сестры всегда бьют воспитанниц? — незаметно для надсмотрщиц спрашиваю свою маленькую знакомую. — Угу, — кивает она. — Но главное, не попадаться им на глаза, быть серыми мышками. Тогда они будут довольны. После завтрака мы расходимся по кабинетам. Большую часть занятий проводят сами сестры. Учат нас морали, нравственности, порядку, благодарности… Но по ощущениям, они будто исправляют малолетних преступниц. И я понимаю, что наполняюсь гневом, глядя на их безжалостность. Понимаю, что и Нина солидарна со мной. Так начинается моя новая жизнь… Не смотря на тяжелые условия приюта, где каждая воспитанница ощущала себя некой преступницей, которая несет наказание... мне было легче, ведь я обрела друзей. Мы сильно сдружились с Ниной и с маленькой Анной, которая, как хвостик, всюду бегала за нами. Во время отбоя мы тихо перешептывались с Ниной обо всем, что нас волновало. Не обсуждали только наши биографии. Мы поняли, что это больная тема для нас обоих. Периодически слышали, как напротив нашей двери останавливалась сестра. И мы с Ниной еле сдерживали смех, зная, что нас подслушивают. Мои кошмары отступили. Они были только тенью во сне, и я успевала просыпаться, не успев увидеть самый страшный момент. Иногда, просила Нину поговорить со мной. Она понимала меня, утешала, когда я не могла успокоиться. Гладила меня по голове, как мама… Которую я совсем не помню, словно ее у меня никогда и не было… Я замечала, как все девочки приюта тянуться к Нине, ища в ней поддержку. Это раздражало сестер. И они были с ней очень грубы. Из персонала Глемта, мне нравилась только миссис Кап, но она, по большей части, была с самыми маленькими воспитанницами. Миссис Кап уверенно противостояла сестрам, запрещая им обижать детей. За это, сестры постоянно жаловались на нее Слагу. Слаг… Я все чаще видела его навязчивые взгляды… Он часто останавливал меня, когда видел, если я не успевала спрятаться. Невзначай, пытался коснуться меня, придираясь к одежде или прическе. Интересовался моей жизнью, состоянием… А еще ему не нравилось, что я похудела со времени нашей первой встречи. Был так недоволен, будто это моя вина. Но оно и к лучшему. Может он тогда и вовсе отстанет от меня… Я понимаю, что адаптировалась. Нашла подруг, которых не было в Институте благородных леди… Теперь, оглядываясь, могу поблагодарить своего опекуна Виктора Гистли, который отправил меня в Глемт. Я нашла родственные души, а еще порядок приюта меня закалит… Понимаю, что я поменялась, я уже не та «трепещущая лань». А превратилась в выживанку. Глемт я закончу только через два года, поэтому нужно дотерпеть и получить диплом, а потом я буду свободна… Только вот… я очень привязалась к девочкам… Да и Нина… Мы часто говорим и даже мечтаем о лучшем варианте Глемта… Так, день за днем, мы добрались к осени. Несколько месяцев в Глемт, и, мне кажется, что я уже ничего не боюсь… Так думала я до последующих двух дней… *** Утро начиналось, как и обычно… Только Нину прямо из столовой сестры увели в кабинет к Слагу. И после этой аудиенции Нина была сама не своя. Мы не могли толком пообщаться во время занятий. Всюду были сестры. Неужели Слаг ее обидел? Если он говорил с ней так же, как и со мной, на что-либо намекал… Или что-то сделал… Я должна узнать и помочь... Глава 4. Спасение из ловушки *** Виктор Гистли Больше полугода я живу в гипертрофированном рабочем режиме. Помимо организации работы подчиненных, отчетов, плановых заданий и расследований, я не оставил попытки разгадать тайну Аспена. Как и попытки найти свою жену… Порой мне кажется, что она просто сбежала от меня, подстроив свою смерть. Может быть я сошел с ума?! Не удивлюсь… Ведь я… Я потерял сон… Бессоница – теперь мое новое состояние. Ночи проходят тягуче и мучительно. Я могу забыться сном на несколько минут, но он будет поверхностный и тревожный. И в этом коротком забытьи я вижу жену. Я пытаюсь найти ее. Каждый раз ловлю за руку, но на меня оборачивается незнакомая женщина в странной одежде… Я теряюсь и отпускаю ее руку. Мое желание отмщения никуда не исчезло. Я ненавижу Аспена. Ненавижу за то, во что я превращаюсь по его вине. Может я утрирую, и это вовсе не его вина, но моя… Но он не смел посягать на мое. «Лорена была несчастна с тобой» — его слова гудят в голове, принося физическую боль. Как он смел! Или это ему сказала моя жена? Лорена была душевно с ним ближе, чем со мной? Смотрю на себя в зеркало и не узнаю себя. Более того, я не хочу на себя смотреть… На того монстра, что смотрит на меня из зеркала, ведь я знаю его мысли… Я не могу это остановить. Я не могу остановить свое саморазрушение… Этот процесс необратим. Хватаюсь за старый шрам напротив сердца. Он опять болит. Тру его до выступающей крови, откидываясь на спинку дивана… Одновременно, вспоминаю, про кулон в кармане. Открываю его и снова смотрю на портрет девушки. Невинный взгляд, глубокий, юный. И я отвлекаюсь от боли старой раны. Боль заглушают новые ощущения. Я направил письмо начальнице Института благородных леди, с просьбой отправить Эмили Вивьен в самый отдалённый приют, с самыми жесткими условиями, и прислать название приюта мне письмом.