Ответа ждать Боб не стал, а вместо этого присоединился к Лоуренсу и, положив руку на его худенькое плечо, вывел его на улицу, где они остановили такси. А Изабелла вернулась в Лондон. Она чувствовала себя так, будто какая-то часть ее души съедена невидимым упырем, поэтому сказала себе, что заслужила компенсацию за все ужасы этого вечера. Ардери достала водку из морозильника, налила в стакан на три пальца, добавила клюквенный сок и отнесла напиток и бутылку к дивану. Здесь она включила телевизор, нашла какой-то исторический сериал с мужчинами в треуголках, смуглыми шахтерами, пробивающими тоннели в камне, и каким-то мужиком с обнаженным торсом и впечатляющими грудными мышцами, косившим в поле пшеницу. Изабелла опустилась на диван и стала смотреть, ничего не видя и ничего не понимая. Постепенно она напилась до полной отключки. Когда Ардери проснулась, телевизор продолжал орать на всю квартиру – теперь показывали утренние новости. Изабелла долго искала пульт, пока наконец неожиданно не обнаружила его в своей туфле. На прогнозе погоды она убрала звук и на подгибающихся ногах отправилась в ванную. Здесь с отвращением посмотрела на свои волосы и лицо, изучила налитые кровью глаза и стала одной рукой срывать с себя одежду, а другой – шарить в поисках глазных капель. Найдя их, поняла, что ее руки так дрожат, что она не может их закапать. «Пора принять душ», – решила Изабелла. Встав под него, она задумалась о том, который сейчас час, и мысленно отругала себя за то, что не проверила это. Душ был коротким – почти все время Изабелла простояла под струями воды, лившимися ей на голову, плечи и спину. После непродолжительных поисков она отыскала свои часы там, где, по-видимому, сама же их и оставила, – в морозильнике, из которого доставала водку. Сама водка сейчас стояла на кофейном столике перед диваном, но Изабелла решила не смотреть на нее и не думать о ней, и отправилась в спальню за свежей одеждой. Одевшись, она вернулась в ванную. Что касается лица, то суперинтендант ограничилась тем, что убрала жирный блеск и добавила румян. Это было достаточно просто. Но когда дело дошло до глаз, ей понадобились глазные капли, а еще тени для век и тушь для ресниц, а руки продолжали ходить ходуном, потому что просто душем их было не успокоить. Изабелла решила, что ей надо опохмелиться. Это встряхнет ее, что попросту необходимо, иначе она не сможет привести свой внешний вид в соответствие с тем, что требовалось для рабочего дня. Кроме того, она заслужила эту дозу. Она ведь ничего не пила с Джеймсом и Лоуренсом. Так что можно считать, что за ней должок. Чолк-Фарм, Лондон Барбара Хейверс наслаждалась тем, что наконец вернулась к своим «Поп-Тартс»[125]. Завтраки в Ладлоу были настоящей угрозой для артерий. Для нее хватило бы и одних яиц. Но бекон, тосты, большие куски масла, джем, грибы, консервированная фасоль… Удивительно, что ей удалось продержаться так долго без того, чтобы засунуть в микроволновку шоколадный «Поп-Тартс». Вместе с ней она поставила разогреваться большую кружку чая, в которую было добавлено молоко и два куска сахара. Не испытывая никакого чувства вины, Хейверс закурила свою первую за день сигарету и почувствовала блаженство. Но для того, чтобы окончательно проснуться, ей понадобится добавка. Вчера вечером она пережила эпическое событие: обед после занятий чечеткой в компании Каза и Доротеи. Сначала Барбара постаралась отмазаться, когда увидела, что Каз собирается составить им компанию. Она решила, что именно этого от нее и ждут. В конце концов Доротея пришла на занятие в костюме, который подошел бы Женщине-кошке[126], и сержант была уверена, что она не единственная, кто, посмотрев на выбор Доротеи – фигура, обтянутая как перчаткой, и декольте типа «мама-роди-меня-обратно», – решила, что все это для того, чтобы соблазнить их инструктора по танцам. Но Доротея настояла на том, чтобы Барбара пошла с ней. Она заявила, что они команда и что поэтому один должен идти туда же, куда идет другой. Сейчас это значило – на обед. С Казом. Оказалось, что у Доротеи были на это свои причины, а именно результаты отбора на июльский концерт. Она прошла отборочный тур – в этом не было ничего удивительного, – а вот Барбара, к сожалению, не произвела никакого впечатления, и ей предложили место в групповом танце, который она твердо решила пропустить. А Доротее дали в партнеры талантливую и упорную Умайму. Барбара постаралась скрыть колоссальное облегчение, которое она испытала после своего провала, и торжественно сообщила Доротее, постаравшись добавить в голос немного разочарования, что «так будет лучше», но та с этим не согласилась. Вот так появилась идея обеда. Вот откуда взялась последующая беседа, во время которой Доротея сказала Казу, что ее «хореография» требует гораздо больше страсти и секса, чем сможет позволить Умайме ее муж, не говоря уже о ее отце, братьях и прочих родственниках мужского пола. Барбара, услышав слово «хореография», бросила на Ди подозрительный взгляд, но та проигнорировала его и подняла на инструктора свои голубые глаза, а потом изогнула губы в улыбке, которая призывала: «Ну подойди же, красавчик». Дважды Барбара пыталась оставить их наедине. Ей было совершенно очевидно, что – по крайней мере, в глазах Каза – она выглядит пятой спицей в колеснице. Но Доротея останавливала ее. Она сдалась лишь когда Барбара сказала, что если она сейчас же не попадет в туалет, то неприятно удивит всех присутствующих. Выйдя из-за стола, за которым Доротея мудро расположила ее у самой стены, так что она не могла пошевелиться, не побеспокоив своих сотрапезников и всех сидевших за соседним столом, Хейверс немедленно слиняла. И лишь добравшись до станции подземки, послала Доротее следующий текст: «Защитные бастионы рухнули. Каз хочет остаться с тобой вдвоем. Веди себя прилично». И все же она добралась до дома позже, чем предполагала, и долго не могла уснуть от перспективы «демонстрировать сексуальную страсть» в туфлях для чечетки на глазах у аудитории. Поэтому взяла наконец свою потрепанную копию «Избранных цитат Бартлетта» и открыла раздел, посвященный Шекспиру, чтобы найти какие-то подходящие фразы, связанные с убийствами. При этом она предпочитала трагедии, недавно закончив с «Отелло» и недоумевая, к чему писать подобным языком о том факте, что кого-то закололи ножом. «Ведь никто в нормальной жизни никогда не скажет: «За горло взял обрезанца-собаку. И заколол»[127]. Размышляя над этим, Барбара наконец уснула. И ей показалось, что уже через несколько мгновений пушечные залпы из увертюры «1812 год» выбросили ее из кровати. Она как раз подбирала с тарелки крошки от второго печенья, когда зазвонил ее мобильный. Барбара оставила его на столике рядом с кушеткой, превращавшейся по ночам в место их встреч с Морфеем, и сейчас молила, чтобы он прекратил играть первые ноты из главной мелодии «Сумеречной зоны»[128]. И телефон замолчал, чтобы через пять секунд зазвонить снова. Решив, что это будет продолжаться до тех пор, пока она не доберется до работы, Барбара встала и взяла трубку. На ее «привет» Доротея Гарриман спросила задыхающимся голосом: – Это детектив-сержант Хейверс? – Если ты ждала услышать кого-то другого, то вынуждена тебя разочаровать, – ответила Барбара. – Ну что, дело сдвинулось с мертвой точки? – Хочу предупредить: она вне себя, – прошептала Доротея в трубку. – И мы сейчас говорим о… – О ком же еще? О «ее высочестве». Она хочет видеть тебя сразу же, как только ты появишься. – Не знаешь зачем? – Что-то связанное с помощником комиссара. Это все, что я знаю. И между нами, девочками, все, что хочу знать. Барбара отключилась. Команда немедленно по прибытии на Виктория-стрит явиться в кабинет старшего детектива-суперинтенданта ничем не походила на то, с чего ей хотелось бы начать новый день. Она сначала выругалась, а потом тяжело вздохнула. И сунула в тостер еще одно печенье. Виктория-стрит, Лондон Способов быстро добраться от Чолк-Фарм до Виктория-стрит просто не существовало. Барбаре надо было выбирать между ужасами передвижения по городским улицам на машине или мучительной поездкой по печально известной своей ненадежностью Северной линии. Но, воспользовавшись Северной линией, она сможет сэкономить на плате за въезд в центр[129], поэтому сержант добралась от Итон-Виллас до остановки подземки «Чолк-Фарм» со скоростью победителя Олимпийских игр в спортивной ходьбе. Ожидание на станции было малоприятным. Толпа, собиравшаяся на платформе, становилась все плотнее с каждым мгновением. Но самым ужасным была сама поездка, так как массы людей, спрессованных в вагонах, были настоящей «мечтой террориста». Как всегда, пассажиры не обращали никакого внимания друг на друга и толкались, как котята, пытающиеся занять удобную для кормления позицию; при этом они еще успевали писать эсэмэски, читать газеты, слушать напоминающие комариный писк звуки, льющиеся из крохотных наушников, и, в одном случае, есть что-то напоминающее по запаху сандвич с сардинами. Прошел почти час, пока Барбара добралась до остановки «Сент-Джеймс-парк» и, выбравшись на улицу, бросилась к дымчато-серому зданию Нового Скотланд-Ярда, возвышавшемуся перед ней забаррикадированным монолитом. При входе она нетерпеливо дождалась, пока закончатся все эти игры с безопасностью – длинные очереди, рентгеновские лучи, новые очереди и досмотры, которые с каждым годом становились все мудренее, – и наконец добралась до лифтов. Сержант как раз летела к кабинету суперинтенданта, когда Изабелла Ардери распахнула дверь и рявкнула на Доротею: – Я, кажется, ясно сказала вам, чтобы она явилась прямо ко мне. И где она, черт возьми? Но прежде чем Доротея успела ответить, Ардери сама увидела Барбару и распорядилась: «Заходите», прежде чем развернулась на каблуках и вошла в кабинет. Сержант обменялась взглядами с Доротеей. – Помощник комиссара ждал в кабинете, когда она появится. Закрытые двери и сплошные крики, – пробормотала секретарша. «Чтоб вас всех черти унесли», – подумала Хейверс. Она вошла в кабинет, не зная, чего ожидать, и в страхе, что сейчас нос к носу столкнется с Хильером в его самом жутком состоянии. Но суперинтендант была в кабинете одна и стояла за своим столом, словно аршин проглотила. – Закройте эту гребаную дверь! – рыкнула она, и Барбара мгновенно повиновалась. Когда сержант подошла к столу, Ардери взяла с него файл. – Садитесь, – велела она. Усевшаяся перед столом Барбара оказалась, по-видимому, достаточно близко к ней, потому что суперинтендант бросила файл прямо в нее. – Вам конец. Подписывайте. – Что происходит? – Барбара смотрела на нее открыв рот. – Подписывайте и убирайтесь к чертовой матери из моего кабинета. Очистите свой стол. И если вы возьмете хоть одну скрепку, которая не принадлежит лично вам, то… – Командир, – закричала Хейверс, – что здесь происходит?! – И не смейте произнести хоть слово. Подписывайте бумаги и радуйтесь, что вас просто переводят на север, чего вы не заслужили. А заслужили вы увольнение, и я должна была бы позаботиться о том, чтобы ни одна полицейская структура в мире даже думать не смела о том, чтобы взять вас на работу, даже в качестве уборщицы. Вам понятно? – Нет! – Барбара чувствовала, что произошло что-то ужасное, но не имела ни малейшего понятия, что это могло быть. – Я же все сделала, как вы велели, и вы даже сказали, что я… сказали… я не… – Она никак не могла выразить свою мысль, потому что была совершенно ошарашена происходящим. Сержант постаралась взять себя в руки. – Если вы хотите, чтобы я что-то подписала, то вам придется объяснить мне зачем, – сказала она наконец. – Я знаю, что вас дожидался Хильер, поэтому, наверное… – Вы меня слышали? – Ардери рывком выдвинула средний ящик стола и вытащила из него целую горсть ручек, которые тоже бросила в Барбару. – Вы сейчас достали меня так, как еще ни разу не доставали за всю вашу жалкую карьеру. Вы нарушили приказ, и это будет последний раз… – Нет! Что я сделала? Я не… – Я сказала – подписывайте! – Изабелла обошла стол, схватила с пола ручку, взяла Хейверс за руку и сжала ее пальцы на ручке, заставив ближе придвинуться к столу. – Подписывайте! Или это еще один приказ, которому вы не собираетесь подчиняться? Потому что вы все знаете лучше всех, да? Потому что вы какой-то всевидящий полицейский бог? Потому что независимо от того, что вам говорят, когда вам говорят и как вам говорят или приказывают что-то, если вы, Барбара Хейверс, с этим не согласны – потому что это вам не нравится и не совпадает с вашим желанием, – вы ни за что этого не сделаете. А теперь подписывайте! – Но вы же… Прекратите! – Барбара оттолкнула суперинтенданта и попыталась встать. Ардери опять толкнула ее на кресло. – Я сыта вами по горло! – завизжала она. – Все уже сыты вами по горло! Вы что, действительно думаете, что можете напакостить полиции Метрополии и никто об этом не узнает? Неужели вы настолько глупы? – Напакостить? В чем… Почему, вы не хотите сказать? Неожиданно раздался голос, который ни одна из них не ожидала услышать: – Оставь ее, Изабелла. Она ничего не сделала. Обе женщины развернулись и увидели, что к ним присоединился Линли. – Кто позволил вам войти в мой кабинет?! – закричала Ардери. – Немедленно убирайтесь на свое место! А если нет – и сию же минуту, – то я прослежу, чтобы вам устроили выволочку перед… – Это сделала не Барбара. – Линли говорил со сверхъестественным спокойствием, которое, казалось, было его второй натурой. – Она даже не знает, о чем идет речь. – Не смейте ее защищать! – Вы можете хоть подвесить ее на дыбе, но от этого ничего не изменится, командир, – сказал инспектор. – Письмо отправил я. – Какое письмо? Куда? Зачем? – крикнула Барбара. – Письмо с первым вариантом отчета, – пояснил Линли. – С тем, который вы изменили по приказу старшего детектива-суперинтенданта. Я послал его Клайву Дрюитту, которого оказалось очень легко разыскать. Полагаю, что он встретился со своим членом Парламента, а тот, в свою очередь, – с Хильером, и теперь нас обвиняют или в попытке сокрыть факты, или в колоссальной ошибке в оценке произошедшего. – Он взглянул на Ардери. – В чем из двух, командир? – Высокомерный ублюдок, – произнесла Изабелла с ледяной яростью. – Вы за кого себя принимаете? Вы хоть представляете себе, что натворили? Вместо ответа Линли повернулся к Барбаре: – Наверное, вам лучше уйти, сержант. – Сидите где сидели, – приказала Ардери. – Я с вами еще не закончила. Инспектор стоял возле двери, но сейчас пересек кабинет и присоединился к ним. Они с Ардери уничтожали друг друга взглядами. «Молнии, которые проскакивают между ними, вполне могут дать достаточно электричества для работы холодильника в течение месяца», – подумала Барбара. – Как я уже сказал, – объяснил инспектор своим самым, по мнению Хейверс, благоразумным тоном, – она ничего об этом не знает. Она дала мне прочитать отчет. Ее волновало то, что вы попросили ее исключить из него некую информацию, и она спросила мое мнение. Я его высказал. – Да неужели? – язвительно уточнила Ардери. – И что же за мнение высказал великий и непогрешимый лорд Ашертон? – Он сказал, что я должна сделать так, как вы велите, командир, – встряла Барбара. – Поэтому я переделала отчет. Вы же читали новый, правильно? Я выкинула ту часть, в которой… – Убирайтесь! Оба! Немедленно убирайтесь!