– А что это была за машина? – поинтересовалась у него Хейверс. – Боже! Мне искренне жаль, но я никудышный знаток машин. Я ее видел, но не удосужился запомнить ничего, кроме того, что она была голубой. И старой. Вот и все, что я могу сказать. Ладлоу, Шропшир Прежде чем они расстались с викарием, Линли предупредил его, что, возможно, они с Хейверс заберут его компьютер на экспертизу; поскольку им пользовался Йен Дрюитт, когда жил у Спенсеров, там, возможно, остались следы, которые могут помочь им в розыске. Казалось, Спенсер встревожился, когда услышал слово «следы», но не стал спрашивать, о каких именно следах говорит инспектор, и заверил детективов, что в случае необходимости будет готов предоставить свой компьютер. Инспектор и сержант отправились дальше. Теперь их первоочередной задачей было найти зарядку для телефона Дрюитта, который полностью разрядился. Линли предположил, что в гостинице должны быть зарядки на любой вкус, специально для рассеянных постояльцев, забывающих свои дома, поэтому они тронулись в обратном направлении. В это время рынок на площади уже вовсю функционировал. Оказалось, что сегодня был день одежды, постельного белья и всякой старинной мелочи. Линли удивился, что Барбара заинтересовалась всем этим, но его удивление сошло на нет, когда сержант сказала: – Инспектор, а вон Гарри. – И повела его не к одному из прилавков, а к группе из пяти человек, предлагавших свой товар прямо с одеял, которые они расстелили на булыжниках на восточной стороне площади. Линли понял, что Гарри – это пожилой мужчина с устрашающего вида немецкой овчаркой. Он был одет в чистую, хотя и сильно мятую одежду: слегка коротковатые брюки и рубашку для гольфа с надписью «Сент-Эндрюс»[143], вышитой на левой стороне груди. На ногах у него были сандалии-биркенштоки[144], а голову от солнца защищала соломенная шляпа с обвислыми полями. Ее он снял, когда увидел приближающуюся Барбару, и, встав, отвесил ей церемонный поклон. Овчарка поступила так же, но без поклона, – правда, с радостным вилянием хвостом. Линли понял, что ее зовут Малышка Пи, и, по словам Барбары, она была ласковой, как котенок. – И что мы предлагаем сегодня? – поинтересовалась Хейверс. – Сколько вы планируете здесь просидеть, прежде чем ПОП вас выгонит? – Как же я хочу подружиться с офицером Раддоком, – произнес Гарри голосом, потрясшим Линли своими модуляциями. – Мне доставляет значительное огорчение наше взаимное непонимание с этим человеком. Честное слово, я этого не хочу. – Тогда зачем вы это делаете? – Человеку бывает грустно видеть весь этот мусор, который производит наше общество. Линли понял, что бродяга сейчас говорит о предметах, разложенных на его одеяле. Там были: пара потускневших ножниц для резки виноградных лоз, два кожаных собачьих поводка, четыре фарфоровые чашки без блюдец, две тарелки для сандвичей в отличном состоянии, древняя логарифмическая линейка, угломер и часы «Своч». Рядом лежали три аккуратно сложенных кардигана. – Кроме того, естественно, – продолжал Гарри, – меня привлекает возможность пообщаться с прогуливающимися здесь людьми, что доставляет мне большое удовольствие. Такого не происходит, когда ты просто сидишь на тротуаре перед витриной магазина и играешь на флейте. За долгие годы я заметил, что люди старательно избегают бомжей. Уверен, они просто боятся, что те могут у них что-нибудь попросить, а они не будут знать, как на это реагировать. Да и Малышка Пи не сильно облегчает жизнь. Кроме вас, сержант, еще никто никогда не подходил ко мне в подъезде… А кто ваш спутник, если мне позволено будет спросить? – Это детектив-инспектор Линли, – объяснила Барбара. – Он тоже из Мет, как и я. – А можно ли узнать, что вы и инспектор Линли делаете в Ладлоу? – Конкретно сейчас мы ищем зарядку для телефона. Нам удалось разыскать мобильный Йена Дрюитта. – Неужели? Так что, это был какой-то заговор? – Не узнаем, пока не зарядим телефон. У вас ведь нет зарядки, правда? – У меня есть телефон. Много лет назад я уступил волнениям моей сестрицы по поводу моего сна и других привычек. Но зарядки у меня нет – по причине отсутствия места, где ее можно использовать. Иногда я отдаю свой телефон на пару часов своему банкиру, и он его заряжает. Еще один сюрприз. Трудно представить себе, что у этого одетого как пугало человека есть банкир. Гарри предоставил слово Хейверс. – Происходило в городе в последнее время что-нибудь интересное, о чем стоит поговорить? – поинтересовалась сержант. – Что-нибудь вроде массовой пьянки? Или волнений на площади? А может быть, сыроделы решили выйти на забастовку? Гарри непроизвольно поднял рубашку и стал почесывать тело, по цвету напоминавшее рыбье брюхо. – На территории замка готовится ежегодный Шекспировский фестиваль, – сказал он, – но я сомневаюсь, что вы это имели в виду. Хотя кто-то там вчера провалился в люк на сцене и сломал ногу – крышку люка плохо закрепили. Дайте подумать, что еще… Ага. Два дня назад у нас перед концертным залом сломался автобус, и тридцать восемь пожилых леди в джемперах, жакетах и грубых башмаках были вынуждены три часа ждать замену. Можно было бы предположить, что пожилые дамы – которые так много повидали за свою жизнь – будут вести себя терпеливо. Но несколько тростей взлетели в воздух, и по крайней мере одна нога в ортопедическом ботинке грозно притопнула. Офицеру Раддоку пришлось с ними побеседовать. Если б он этого не сделал, то городу угрожали бы беспорядки синеголовых женщин[145]. – А пьяниц из «Харт и Хинд» ему не приходилось огорчать, после того как я уехала? – Об этом мне ничего не известно, но это вполне возможно, если вспомнить, что за молодежь нынче пошла и что колледж находится совсем рядом. – Значит, он никого не засовывал к себе в машину? Гарри посмотрел сначала на нее, а потом на Линли. Инспектор заметил, что у него честные и умные глаза. – Надеюсь, что бедняга не попал в беду, – заметил бродяга. – Он совсем не плох, хотя и не позволяет всем нам, – тут он указал на своих компаньонов и их одеяла, – заниматься бизнесом. Но все это он делает по требованию мэра и муниципалитета. Никто не в обиде на него за то, что он выполняет их приказы. Линли не был уверен, что понимает, к чему Барбаре нужен весь этот разговор. И не знал, есть ли у нее какой-то план. Оказалось, что какой-то план все-таки существует, потому что, обменявшись с бродягой еще парой фраз, она распрощалась с ним, посоветовав внимательнее следить за происходящим в Ладлоу и вручив свою карточку на тот случай, если ему в голову придет что-то интересное. Пока они шли до Гриффит-Холла, Барбара пояснила: – Этот парень много чего видит. Он рассказал мне кое-что о том, как ПОП развозит пьяных студентов колледжа… по неизвестным местам. И я сама видела, как он – я имею в виду Раддока – занимался бог знает чем с молодой женщиной в патрульном автомобиле ночью на парковке за полицейским участком. При этом он сказал мне, что у него нет ни девушки, ни партнера, – речь опять о Раддоке, сэр, – это-то и заставило меня задуматься. Как я сказала командиру, если он занимался глупостями на парковке за участком с молодой девицей, любой мог войти в помещение и прикончить Дрюитта. Так что Раддок вряд ли заинтересован в том, чтобы кто-нибудь узнал, как все произошло на самом деле. Когда они подошли к входу в Гриффит-Холл, их жестом руки остановил молодой человек, оказавшийся на этот раз не Миру Миром, и сообщил Хейверс, что для нее есть записка. Он передал ей сложенный лист писчей бумаги, который Барбара развернула. Прочитав записку, она сказала Линли: – Это от ПОПа. Если он нам понадобится, надо просто позвонить. Он готов помочь. – Она подняла глаза от записки и добавила: – Полагаю, вы захотите с ним встретиться, сэр. – Конечно, – ответил Томас. – В холле вас ожидает какой-то джентльмен, – сообщил им молодой человек за стойкой. – Я сказал, что не знаю, когда вы вернетесь, но он пожелал подождать. Джентльменом оказался Клайв Дрюитт. Когда они подошли к нему, он оторвался от чашки кофе и уточнил: – Вы офицеры из Мет? Мой член Парламента сказал, что должны приехать двое. Мужчина сообщил, что привез вещи Йена, на тот случай, если они захотят посмотреть на них еще раз. Другой офицер – «та женщина», как он ее назвал; Линли увидел, как Хейверс напряглась, услышав такое определение, – заверила его, что они с сержантом все внимательно просмотрели, но у него «сложилось впечатление о той женщине. Еще раньше, когда я встретился с ней в Киддерминстере, от нее… слегка попахивало. Но не будем об этом. Она же больше не занимается этим делом?». Слова Линли о том, что это «не совсем так», не добавили старшему мужчине спокойствия, но Томас не жаждал выслушивать его рассуждения о дыхании Изабеллы, поскольку прекрасно понимал, к чему это может привести их с Хейверс, и не хотел этого. Так что он поблагодарил Клайва Дрюитта за то, что тот доехал до них, и спросил – как уже спрашивал не в первый раз, – не было ли у его сына персонального компьютера, планшета или лэптопа. – У Йена? – Дрюитт усмехнулся. – Ни черта подобного. Он полный профан в том, что касается техники. Несколько лет назад у него был компьютер, но Йен расколотил его вдребезги, когда понял, что удалил всю информацию, которой не пользовался. Все закончилось тем, что он зачистил всю операционную систему. И этого ему хватило на всю жизнь. – То есть у него не было ни электронной почты, ни странички в Фейсбуке, или ЛинкдИн, или чего-нибудь в этом роде? – поинтересовалась сержант. – Для всего этого он пользовался мобильным телефоном. Кстати, его не было среди его вещей. Хотелось бы знать, что с ним произошло. – Он у нас, – сказал Линли. В этот момент на сцене появился Миру Мир, который предложил кофе, минеральную воду или апельсиновый сок. – Нам нужно, чтобы кто-нибудь перенес коробки в мою комнату, – сказал Линли молодому человеку. – Лучше поставить их у меня, инспектор, – вмешалась Барбара. – Больше места, если мы будем их открывать. – Я очень надеюсь на это, черт возьми, – заметил Клайв Дрюитт. – Я вообще надеюсь, что вы всё пересмотрите заново. На этот раз ничто не должно остаться незамеченным. – Мы не уверены, что это имело место раньше, – заметил Линли. И, прежде чем Дрюитт успел возразить ему, попросил его сообщить даты рождения всех членов семьи Дрюиттов и телефонный номер каждого из них. Он объяснил, что на телефоне может стоять пароль, а люди есть люди, и умерший вполне мог использовать часть этих данных в качестве такого пароля. Дрюитт спросил, когда нужны эти данные. Линли вежливо заметил, что, если он не возражает, они хотели бы получить их немедленно. Хейверс достала свою записную книжку, и на лице у нее заранее появилось выражение заинтересованности по отношению к любой информации, которую собирался сообщить им Дрюитт. Сообщение началось с того, что Клайв позвонил жене, так как оказалось, что он знает лишь дату рождения их старшего ребенка, да и то не уверен в этом до конца. К счастью, у жены таких проблем не было, и Дрюитт стал вслух повторять вслед за ней цифры, чтобы Барбара могла их записать. Закончив, он какое-то время слушал то, что говорила ему жена, а затем сообщил сержанту, что Йен очень любил свою двоюродную бабушку Уму, и немедленно сообщил Хейверс все ее данные. Закончив свой разговор, Дрюитт резко спросил у Линли: – А что вы хотите от этого телефона? – Это стандартная процедура. Мы направим запрос его телефонному провайдеру, но ваша информация может помочь нам получить какую-то информацию еще до того, как они на него ответят. – Мой сын был чистым мальчиком, – сказал Дрюитт. – Если кто-то скажет вам противоположное, знайте, что он врет. Он достал довольно большой плотный конверт и вручил его инспектору. Линли увидел, что в нем лежат бумажник, Библия, Книга общих молитв[146], книжка с адресами и пачка счетов, которые отец Йена оплатил после его смерти. Хейверс написала расписку. Когда она передала ее Дрюитту, тот встал со словами: – Если я больше ничего не могу для вас сделать… – Только одну вещь, – предположил Линли. – Сейчас они занимаются поисками машины Йена, но, хоть у них и есть его ключи, они не знают ни производителя, ни модели, ни года выпуска. Не можете ли вы просветить нас? А может быть, машина уже у вас? У Дрюитта машины не было, но он подсказал им, что надо искать «Хиллман»[147] 1962 года выпуска, голубой, с сильно проржавевшими арками задних колес. На заднем стекле наклеены переводные картинки, посвященные в основном «Кинкс»[148], но есть несколько, посвященных «Роллинг стоунз». Регистрационного номера он не знает, однако в городе наверняка не так много таких машин. – Кто-то убил Йена, – сказал Дрюитт, доставая из кармана ключи от своей машины. – Вот здесь, стоя перед вами, я клянусь: кто-то убил моего сына. – Выдать убийство за самоубийство через повешение крайне сложно, – заметил Линли самым мягким тоном, на который только был способен. – Однако кто-то, – заявил мужчина, – смог это сделать. Ладлоу, Шропшир Брутал даже не удосужился придумать хоть какое-то оправдание. И это было самое ужасное. Да, Динь мутила с Финном, и да, Финн жил с ними в одном доме. Но ведь он и Брутал никогда не были близкими друзьями. Динь была уверена, что Брутал сам выбрал Фрэнси. Наверное, он даже преследовал ее, подбадривая себя мыслями типа: «Дай-ка я посмотрю, западет ли эта цыпочка с большими сиськами на меня?» И в то же время он наверняка думал: «Если это то, чего тебе хочется, Динь, то смотри, что из этого может получиться». В этом тоже был весь Брутал. Все это было грандиозно нечестно, потому что ему за это ничего не было. А то, что ему за это ничего не было, его никак не извиняло, поскольку, когда он притащил Фрэнси в дом – хотя они вполне могли сделать это в доме Фрэнси, или в ее машине, или, на худой конец, где-то на берегу реки Тим, – Динь поняла, что Брутал подает ей сигнал. Ну что ж, решила она, пусть так и будет. Если ему хочется, чтобы все развивалось именно так, все будет развиваться именно так. Но только не с ее подругами, чего бы он себе там ни напридумывал. Динь решила переговорить с Фрэнси. Она знала, что это будет достаточно просто, потому что – если только Фрэнси не трахалась до потери пульса с кем-то обладающим для этого соответствующим прибором, – она была человеком привычек. Поэтому, когда Динь достаточно пришла в себя, чтобы не думать больше о Фрэнси, стоящей на коленях перед промежностью Брутала, она направилась туда, где могла найти подругу, – на урок в класс по рисованию с натуры. Он ютился на задворках кампуса Палмерс-Холл на Милл-стрит, в одном из трех мест города, где располагались классы и аудитории колледжа. Здесь художественная студия соседствовала с фотостудией, лабораторией цифровой печати и классами, предназначенными для изучения средств массовой информации. Нижняя половина стекол в окнах студии была заклеена плотной бумагой, так же как и стекло во входной двери. Динь знала, что это было сделано для того, чтобы обеспечить натурщикам хотя бы минимум прикрытия от желающих подсматривать в окна.