– А-а-а… Она занимается цветами. Высаживает их в больших горшках и все такое. Горшки бывают просто огромные. И для лестниц при входе, и, думаю, для цветников на задних дворах. И для домов тоже. В общем, для всего. Флора Беванс присоединилась к ним со словами: – Прошу прощения. Меня уговорили взяться за оформление бракосочетания, которое должно произойти в саду. После этого все цветы должны остаться там навсегда, а это значит, что невеста должна быть довольна цветовой гаммой, мать невесты должна иметь возможность расставить цветы в саду, который принадлежит ей, а мать жениха, как оказалось, уже выбрала свой наряд для торжества, и цветы не должны вступать в противоречие с цветом этого наряда, так же как и не должны противоречить цвету наряда главной виновницы торжества, которая собирается быть в платье цвета фуксии. Жуткий выбор, даже для летней церемонии, но ничего не поделаешь. Итак… Вы вернулись, и у меня есть предчувствие, что это не связано с заказом кашпо на вашу террасу. Простите, я не помню вашего имени… Барбара представилась еще раз, а потом представила Линли. – Это опять по поводу несчастного Йена? – поинтересовалась Беванс. – Хотите еще раз взглянуть на его комнату? – Вообще-то мы пришли к вам поговорить о презервативах, – сообщила ей Хейверс. – Боже!.. Да заходите же. Я совершенно заинтригована. – Флора провела их в гостиную. – Садитесь. Инспектор, эти журналы можно бросить на пол. Могу я вам что-нибудь предложить? Кофе, чай, вода? Ой, я вижу, что Джеффри здесь… Простите. Дайте я переложу его. Джеффри оказался котом, рисунок шкуры которого в точности совпадал с рисунком обивки софы. Он устроился в самом ее углу и поднял голову как раз в тот момент, когда Барбара уже была готова усесться на него. По его морде можно было понять, что он совсем не рад их видеть. Когда Флора взяла кота на руки, он попытался протестовать, издав что-то среднее между мяуканьем и урчанием. Но так как хозяйка переложила его на самый верх самого высокого «кошачьего дерева», которое Барбара видела в своей жизни, откуда ему хорошо была видна улица, он не выказал кровной обиды на то, что его дрему прервали. И Барбара, и Линли отказались от напитков, и все наконец уселись. – Не знаю, чем могу вам помочь, – сказала Флора. – Презервативы… Боже, я краснею, произнося это слово. – Они были в машине Дрюитта, – пояснил Линли. – Да неужели? Так он, оказывается, был шалуном… – Или прагматиком, – заметила Барбара. – Конечно, конечно. Но чем я могу помочь вам в этой истории про Йена и его презервативы? – То, что они были в его машине, говорит о том, что ими пользовались, – сказал инспектор. Флора какое-то время размышляла над сказанным. – Инспектор просто хочет спросить, были ли вы с Йеном Дрюиттом любовниками, – вмешалась Хейверс. – Боже мой, ну конечно, нет. Я же уже сказала вам и другому офицеру, что между нами не было никакого трепета, правда? Сомневаюсь, что он смотрел на меня иначе, чем на свою домовладелицу. Со своей стороны, я тоже не думала о нем как о чем-то – или правильнее сказать, о ком-то? – кого хотела бы видеть в своей постели. Но имейте в виду, я вовсе не хочу сказать, что с ним что-то было не так. Он был очень милым пареньком. И кроме того, не говоря о том, что между нами не было никакой химии, я считаю, что секс с человеком, который снимает у тебя квартиру, может привести ко всяким двусмысленностям. Обязательно возникнет вопрос: «И что дальше?» Стоит ли ожидать оплату в заранее оговоренные сроки? Что это было – разовое мероприятие или оно станет регулярным, и если да, то что потом? Так что, если Йен возил с собой презервативы, я совершенно точно не была его… м-м-м… выгодоприобретателем? – А он никогда не называл имен других выгодоприобретателей в вашем присутствии? – уточнил Линли. – Может быть, кто-то, на кого и подумать-то было нельзя, – с надеждой добавила сержант. – Знаете, все это довольно сложно, – заметила Флора. – У Йена было так много знакомых… И не только благодаря церкви и ее пастве, но и благодаря его многочисленным общественным занятиям. Думаю, что это мог быть кто угодно. – Мужчина или женщина? – задал еще один вопрос инспектор. – Боже! Не имею ни малейшего представления. Но если у него и были с кем-то отношения – вы понимаете, о чем я, – то он был образцом благоразумия. Ни разу не упомянул ни единого имени, ему никто ни разу не позвонил, он не получил ни единого письма или даже открытки. А когда я упаковывала его вещи после безвременной кончины, то наверняка заметила бы хоть что-то – высушенный цветок, корешок театрального билета, половину билета в кино, – указывающее на то, что у него была любовница. – Может быть, женщина была замужем? – предположил инспектор. – Возможно, – согласилась Флора, – но опять же, инспектор, никаких следов. – Может быть, речь идет о малолетке? – вставила сержант. – О боже! Я не могу даже мысли допустить о том, что Йен этим занимался: человек, посвятивший себя Богу, и малолетняя девочка, или кто там еще?.. Знаете, я всегда чувствовала себя абсолютно спокойно, когда он бывал дома. – А никто и не думает, что он занимался чем-то преступным, – заверил ее Томас. – Ну… кроме этого обвинения в педофилии, сэр, – поправила его Барбара. – А, ну да, конечно. – Знаете, я с трудом переношу любой разговор об этом. Я в это не верю. Я не могу представить себе Йена, делающего нечто подобное. Мне бы хотелось вам помочь. Но все, что я видела, слушала и услышала – вы видите, что дом маленький, – говорит лишь о том, что он был образцовым человеком Бога. И я надеюсь, что не ошибаюсь. – Беванс вздохнула, уперлась руками в бедра и встала. – Мне очень жаль, что больше ничем не могу вам помочь. Так что добирались вы сюда совершенно зря. Барбара покопалась у себя в сумке и вручила флористке свою карточку с обычной просьбой перезвонить, если та что-то вспомнит. Они с Линли тоже встали. И уже направились в сторону двери, когда Хейверс пришла в голову мысль, что женщина может помочь им кое в чем еще. Она спросила Флору, знал ли Дрюитт дату ее дня рождения. Ведь он жил у нее несколько лет… – Какой странный вопрос, – удивилась женщина. – Да, знал. – А когда Барбара спросила ее о дате, назвала ее. Прежде чем Беванс успела спросить, зачем полиции понадобилась дата ее рождения, Барбара захлопнула свой блокнот. – Спасибо. Постараюсь не забыть прислать вам поздравительную открытку, – сказала она. Они вышли на улицу. Только там Хейверс ввела цифры в заблокированный телефон Йена Дрюитта – и, улыбнувшись, подняла глаза на Линли. – Есть! – вырвалось у нее. Бромфилд, Шропшир Так как они находились на Бромфилд-роуд, то из дома Флоры Беванс детективы направились в сам Бромфилд, где на второстепенной дороге, возле почты, нашли то, что гарантированно можно было найти в любой деревне страны, – паб. Все путешествие продолжалось восемь минут, да и то три из них были потрачены на поиски проезда на фермерское поле – Линли проскочил нужный переулок и для разворота был вынужден воспользоваться ухабистым съездом, предназначенным для тракторов. В течение всего этого времени Барбара разбиралась с мобильным Дрюитта, которым, естественно, не пользовались с ночи его смерти. – Да это настоящий Клондайк, сэр, – сказала она наконец. – Боже, благослови смартфоны… Просто как в песне: «Мы теперь богаты»[166]. Кстати, откуда эта песня? – Гораздо важнее, где вы могли ее услышать, – заметил Линли. – Ведь это не рок-н-рол пятидесятых. – Однако под нее можно бить чечетку, – сообщила ему сержант. – Ах вот как… Кстати, Дейдра просила меня узнать, как ваши дела. Имеется в виду чечетка. – Дейдра? Какого черта… – Она одна из тех, кого вы заинтриговали, сержант. Так же, как и меня, если помните. Так как ваши дела? Я спрашиваю, потому что в любой момент может раздаться звонок от Ди Гарриман. Мне придется отчитываться, чтобы не потерять ее расположения. – Можете сказать, что в «пятка-носок-пятка»[167] я абсолютный фаворит, а вот ирландский вариант меня просто убивает. Так что стоит отдать предпочтение Умайме, если только Ди не хочет, чтобы ей оттоптали ноги в туфлях для чечетки в этот памятный вечер. – Напомните-ка мне, когда это произойдет, сержант? – Даже не пытайтесь, инспектор Линли. У вас нет никаких шансов. Скоро они выяснили, что паб был не просто пивнушкой, но и местом сбора амбициозных мужчин, увлекающихся вязанием. Они внимательно выслушивали инструкции пенсионера, который, казалось, бóльшую часть своей жизни провел в море, – так обветренно было его лицо. Создавалось впечатление, что все они работают над одной и той же вещью. Она выглядела то ли как очень длинный носок, то ли как довольно короткий шарф. Судить было сложно, хотя цвета, выбранные вязальщиками, намекали на некую связь с армией. Урок сопровождался обильными возлияниями. И, если судить по шуму, они серьезно увеличивали радость от получаемого удовольствия. Когда Линли и Хейверс присели за стол, сержант опять достала свой блокнот из сумки. – А вы знаете, что эти очаровательные штучки, – обратилась она к инспектору, помахав мобильником в воздухе, – ведут учет ваших входящих и исходящих звонков за последние два месяца и вам не надо запрашивать их распечатку? Полученные звонки, сделанные звонки, пропущенные звонки, оставленные сообщения… А так как мы знаем, что данный телефон не использовался с ночи смерти Йена Дрюитта, мы с вами неплохо устроились. По крайней мере, лучше, чем если б это была более старая модель. В любом случае, если вы вспомните, что мы пришли в паб, и принесете мне лимонад, сэр, я попытаюсь выяснить, кто, когда, кому и почему. – Что-нибудь еще? – уточнил Линли, прежде чем отойти к бару. – Пакетик чего-нибудь съедобного не помешает. Чипсы с солью и уксусом, если есть. Свиные шкварки тоже подойдут. Вот умница… Линли внутренне содрогнулся, но выполнил то, что она просила. За то время, которое понадобилось ему для того, чтобы привлечь внимание бармена, купить лимонад, чипсы и чашку кофе, которую пришлось подождать – кофе надо было приготовить, – и вернуться к столу, Хейверс успела просмотреть несколько первых недель звонков Дрюитта. Она сравнивала телефонные номера с теми, которые ей удалось разыскать в процессе изучения миссионерской и общественной деятельности умершего, отраженной в его еженедельнике. Она как раз перешла к четвертой неделе, когда Линли поставил на стол свои покупки. – Спасибочко, – поблагодарила Барбара. – Если хотите, инспектор, угощайтесь чипсами. – Я, пожалуй, воздержусь, – ответил Томас. – Но обслужить-то вы меня можете? Линли открыл пакет и протянул его сержанту. Она бесцеремонно высыпала его содержимое на скатерть, не обращая внимания ни на бактерии, ни на вирусы, ни на венерические заболевания, ни на остатки пищи на столе, и стала таскать чипсы прямо со стола. Линли предположил, что иммунная система Барбары вполне достойна тщательного изучения. Чавкая, сержант стала делиться своими находками. – Здесь есть мистер Спенсер, женщина из местной народной дружины, с которой я уже говорила, Флора Беванс, две жертвы насилия, которые есть в его еженедельнике, его отец и тот парень, который из группы по борьбе с жестоким обращением с кошками. Есть еще звонки людям, которых нет в моих списках и которым я позвоню, как только закончу с первым месяцем из тех двух, что у нас есть. Кивнув, Линли положил сомнительного вида сахар в свою чашку с кофе. При этом он старательно избегал слипшихся комочков, которые остались от мокрых ложечек, запущенных в сахарницу ранее. – Тогда получается, – сказал инспектор, – что радоваться особенно нечему. – Может быть, и так, сэр. Но здесь кое-чего не хватает, а еще есть один телефонный номер, который я никак не ожидала здесь увидеть. – Правда? Продолжайте… Барбара засунула горсть чипсов в рот, почавкала и запила их глотком лимонада. – Первое: если лишь один из неизвестных номеров не принадлежит Рабии Ломакс – будем надеяться, что у нее есть мобильный, – здесь нет ни одного звонка, связанного с ней. На мой взгляд, это довольно любопытно, поскольку она встречалась с Дрюиттом и, по логике вещей, должна была звонить ему, чтобы назначать встречи. – Может быть, она звонила ему до этого двухмесячного периода, который отражен в телефоне, Барбара. И если она сделала это, чтобы назначить первую встречу, потом необходимость в звонках отпала, не так ли? – Может быть, но если только в конце каждой встречи она напрямую договаривалась с ним о следующей. А с другой стороны, она вполне могла соврать. – То, что, как правило, кто-то о чем-то все время врет, остается одним из неприятных фактов нашей с вами работы. Что еще?