— Теперь подумай о том, что ты почувствуешь, когда я трахну тебя сюда. Это произойдет в пятницу, малыш. Хорошего тебе дня. Все три фразы Ник сказал без малейшей паузы и положил трубку, а Тома испуганно отдернула руку, невольно причинив себе боль, и охнула, чертыхнувшись. О, нет. Нет-нет-нет, она к такому совершенно не готова. Она должна сказать ему, что… Телефон звякнул, получив сообщение, и Тома, взволнованно вдохнув, послушно отбила в ответ на его вопрос: «Да, я думаю о вас, мастер». К вечеру, когда Ник внезапно перестал отвечать, она сначала занервничала, а потом начала злиться на себя. Сколько она уже отправила ему сообщений? Сколько можно думать и фантазировать о еле знакомом мужчине, пусть даже после столь феерического секса? Сколько раз только за сегодняшний день низ ее живота сжимался от желания при мысли о нем? И как за два дня ему удалось довести ее до такого состояния, что два часа без его смс воспринимались как вечность? По дороге домой, когда отвлечься на работу уже не удавалось, и за рулем нахлынул поток мыслей, Тома ощутила, что вот-вот закипит и зашла домой лишь для того, чтобы переодеться в спортивный костюм и кроссовки, а затем отправилась на пробежку. Ей надо было куда-то деть эту злость. Бешеный темп в течение пяти-семи минут, действительно, успокоил, и очень быстро она нашла себя на спортивной площадке во дворе, где стала так яростно заниматься, будто внезапно решила подготовиться в олимпийский резерв. Правда, уже десять минут назад ее изнеженное тело, никогда в жизни не знавшее серьезных тренировок, сказало «хватит», и Тома направила стопы домой, по дороге радуясь тому, что негативные эмоции действительно удалось выплеснуть — и теперь все внутри вроде как успокоилось и стихло. Но дома внезапно стало хуже — злость ушла, а на смену ей пришла слабость и желание расплакаться, особенно когда она поняла, что телефон уже три часа молчит, и последнее сообщение — исходящее. «Я думаю о вас, господин». О нет, только не это. Ему надоела игра, а она не поняла этого вовремя и продолжала отправлять дурацкие сообщения. Он наверняка имел в виду лишь один день такого «развлечения», но, с другой стороны, утром сам просил отправить сообщение — а значит, все же хотел их получать. Очень скоро Тома поняла, что не сможет заснуть в обычное время. Она просидела на кухне до двенадцати ночи, ожидая сообщения, но Ник все не писал и не писал, и, в десятый или двадцатый раз взглянув на дисплей телефона, она поняла, что мысленно разговаривает, спорит с ним в форме монолога: «Зачем ты это сделал, Ник? Ты что, не понимал, что я буду ждать твоих чертовых ответов? Ты разве не знал, что тебя самого достанут эти сообщения? Как ты мог так унизить меня? Это совсем не похоже на приятную игру». Через полчаса Тома чертыхнулась, отправила ему феерически дурацкое сообщение с вопросом «Ты спишь?», а потом, безуспешно прождав ответа еще какое-то, весьма продолжительное время, расплакалась. Она ревела без перерыва минут десять, прежде чем нашла в себе силы встать, пойти в ванную, умыться, но там разрыдалась снова, ощущая себя последней дурой на земле. Ник слишком хорош для такой, как она. Она влюбилась за два дня, а теперь он бросит ее, и она будет мучительно собирать себя по кусочкам — целую вечность. Глава 17 Когда порой ей казалось, что совсем нет сил, и ужасно хотелось прогулять учебу, Лиза первым делом напоминала себе, что меньше года назад и мечтать не могла о том, чтобы жить на полном содержании у любимого мужчины и иметь возможность учиться тому, чем хотела заниматься больше всего на свете. А потом называла себя ленивой задницей до тех пор, пока желание лечь обратно в постель не выветривалось полностью. Она справилась, как обычно. Влезла в первые попавшиеся джинсы, натянула топ и свитер а-ля рыболовная сеть, даже заставила себя накраситься. Но вот перестать думать о своем верхнем было гораздо сложнее. Хорошенько поразмыслив, Лиза все же решила воздержаться от ласковых сообщений, надеясь на то, что скоро он позвонит сам. Накануне Макс устроил очень жесткую сессию — и ей, как всегда, когда он был действительно зол, и понравилось, и не понравилось одновременно. Сначала было море стыда, и она даже думала, что не сможет, сидя перед ним на кровати, одна, вынужденная вести себя как похотливая чокнутая сучка. Тереться своей киской обо все девайсы, потом удовлетворять себя снова и снова… она была вся красная, мокрая от пота, ужасно уставшая от оргазмов и… очень, очень расстроенная тем, что он не трахнул ее. Макс наотрез отказался делать это, хуже того — сразу после наказания он велел ей лечь спать пораньше, а сам уехал в клуб работать и не вернулся под утро, явно остался ночевать там. Уязвленная этим и в то же время удовлетворенная после космических оргазмов накануне, Лиза никак не могла разобраться в своих чувствах. Выход был один — молча принимать все, как данность, и послушно ждать его звонка. Было ясно, что он захочет трахнуть ее сегодня, неясно только одно: когда именно, где и как. К счастью, вскоре оказалось, что он тоже не может долго ждать. Его звонок застал ее за прогревом автомобиля, сердце сразу подпрыгнуло, и она не смогла сдержать улыбку, отвечая. Но его голос тут же заставил насторожиться — он звучал глухо и безучастно. — Лиза, ты могла бы сегодня пропустить учебу? — спросил Макс так, словно мысленно находился где-то очень далеко от этого разговора. — Да. — Я просто хочу побыть с тобой, где-то вне клуба. И тут Лиза поняла. Он вовсе не отсутствовал мысленно, пока говорил с ней. Он просто с трудом себя контролировал, изо всех сил сдерживая эмоции. — Макс, я приеду куда хочешь, — очень мягко и тепло сказала она, чувствуя себя так, словно продвигалась по минному полю. — Я сам за тобой заеду, — отрезал он, и в этой фразе уже прорвалась первая заметная нотка раздражения. — Да, мастер, — еще тише и мягче согласилась она. Но это не сработало. — Не надо, — рявкнул он. — Сегодня просто Макс. Как-то раз после встречи с одним из клиентов Макс внезапно разговорился о своей работе и рассказал ей, что чаще и больше всего люди злятся не на других, а на самих себя, даже если уверенно считают причиной своей ярости кого-то другого. Лиза часто думала об этом впоследствии и, к своему удивлению, обнаружила нечто новое в собственных чувствах. Например, поняла, что очень часто скрывает от самой себя чувство вины за завесой обвинений в адрес других людей. Иногда она замечала, что тоже самое происходит с Максом. Тем утром он приехал такой хмурый, что его недовольство собой было бы очевидно даже ребенку. Переоделся: свежая красная футболка, джинсы — одежда, которую он обычно носил вне клуба. Любимая черная куртка валялась на заднем сиденье. Руки держали руль так напряженно, словно он внезапно стал живым и мог вырваться каждую минуту. Молча пересев в его машину, Лиза пристегнулась и не стала спрашивать, куда он повезет ее. Это было неважно — главное, чтобы хоть немного успокоился. Она повернула голову, чтобы сказать, что любит его, но слова застыли на губах при одном лишь взгляде на закаменевшее лицо. Макс смотрел на дорогу так, словно хотел ее испепелить — вызывать этот огонь на себя показалось абсолютно неразумным. Он не включал радио и не говорил с ней всю дорогу, которая растянулась надолго. Когда они выехали из Москвы, Лиза снова глянула на него, пытаясь определить, стоит заговаривать или лучше не рисковать — и снова решила не открывать рта. На третьем часу путешествия они попали в какую-то деревню, выглядевшую абсолютно глухой и безлюдной: нечищеные дороги в грязи и листьях, покосившиеся домики с заколоченными окнами. И лишь в самом конце немного строений, которые выглядели чуть свежее прочих — и были обжиты, о чем можно было судить по легкому дымку из труб. Проехав деревню насквозь, он остановил автомобиль у высокого забора и вышел, все еще сохраняя молчание. Лиза сидела на месте, пока он не открыл дверь — она невольно держала взгляд опущенным, словно они были в клубе. Несмотря на то, что Макс не велел ей называть его мастером, ей было очевидно, что он сейчас был скорее в роли, чем вне ее. Захлопнув дверцу автомобиля за ее спиной, он протянул ладонь, и Лиза вложила в нее свою руку, послушно идя за ним вокруг забора, за которым обнаружилось каменное двухэтажное здание. Вывеска над входом гласила «отель», и Лиза изумленно моргнула, но Макс, очевидно, уже бывал в этих местах. Он провел ее внутрь, перебросился парой слов с портье, взял ключи, и уже десятью минутами спустя они оказались в весьма просторном номере на двоих, который выглядел вполне прилично, учитывая глушь и покосившиеся деревенские домики в окрестностях. — Что это за место? — удивленно спросила она. — Здесь недалеко пара достопримечательностей и городок, который входит в туристические маршруты по золотому кольцу, — пояснил Макс, впервые обозначая улыбку при виде ее искреннего изумления. — Развивают инфраструктуру. — Но эта гостиница стоит практически в чистом поле. — Мне нравится это место. Здесь очень тихо, — сказал он, подходя к окну. Лиза осторожно приблизилась и встала рядом с ним, наслаждаясь видом на осенний лес и крошечный заросший прудик. Все было неухоженым, но смотрелось очень красиво благодаря разноцветью листьев и фону из прозрачно-голубого неба. — Я люблю тебя. — Не надо, — резко оборвал он. — Ты должна на меня злиться. Я сам на себя злюсь. — Ничего я не должна. И ты не должен. Осторожно повернувшись, не спуская с него глаз, Лиза уткнулась носом в крепкое плечо и глубоко с шумом вдохнула его запах — такой терпкий, такой родной. Когда его руки как-то неловко сомкнулись на ее талии, она издала тихий стон и подняла лицо. Макс смотрел на нее слегка удивленно, словно видел впервые и тихо серьезно сказал: — Каждый раз удивляюсь, что ты еще со мной. Снова глубоко вздохнув, она молча положила голову ему на грудь и обняла его, думая лишь о том, как изголодалась по объятиям, моментам нежности. Тем мгновениям, когда не нужно бояться его и ждать, что шлепнет или больно потянет за волосы. Макс знал, о чем говорил — как-то он немного выпил лишнего в клубе и сказал, что немногие сабы-новички долго выдерживают отношения с перманентными доминантами. Большинство возвращается в ваниль пару-тройку месяцев спустя, когда понимают то, ради чего пришли в БДСМ. Как только осознают, что на самом деле не хотят быть униженными. И, пока он говорил ей это, Лиза видела многое невысказанное. Макс ожидал от нее того же. Словно что-то знал про нее и предполагал, что она его бросит. — Мне иногда кажется, что там кто-то есть, внутри тебя, — медленно сказала она, приподнимая подбородок, чтобы взглянуть в лицо, — кто-то опасный для меня. Кто хочет делать больнее и больнее каждый раз. Макс прикрыл глаза, дернув уголком рта и медленно опустил руки: — Возможно. — Но в то же время, — не спеша продолжила она без малейшего признака страха, — мне иногда кажется, что он будто испытывает меня. Хочет делать мне больно только по одной причине. — Хватит. — Макс, я лю… — Нет. Не надо, малыш, я не верю в любовь. Я верю только в то, что сейчас ты хочешь быть со мной, и этого мне хватает. — А что, если мне не хватает, Макс? — внезапно вырвалось у Лизы. — Что, если я хочу, чтобы ты верил мне? — У нас тематические отношения, Лиза. Я не обещал тебе своего доверия. Я обещал не обмануть твое. Ее рот приоткрылся, но слов уже не было. Когда Макс произносил такие вещи, они вводили ее в странный ступор. Всегда казалось, что смысл ускользает, но не потому, что его нет. Просто она по каким-то причинам не дотягивает, не способна его понять. Молча стоя перед ним, Лиза не сразу поняла, что он стягивает через голову футболку, и лишь когда он снова привлек ее к себе за талию — сообразила, что он хочет секса. От одной-единственной ласки шеи — кончиками пальцев — все тело пробил электрический удар. Его губы коснулись уха, посылая мириады мурашек вниз по шее и спине: — Знаешь, какое извращение самое страшное в БДСМ? — тихо спросил Макс. — Самое невозможно пугающее? Ноги подкосились. Лиза привалилась к нему, тяжело дыша. На глаза в мгновение ока навернулись слезы — он и не думал поддерживать с ней серьезную беседу. А она так надеялась, что они, наконец, все обсудят. Но это всего лишь еще одна сессия, просто в необычном месте. Или эта сессия из ряда вон? Он задумал что-то такое, чего она не выдержит? — Какое? — слетело шепотом с ее губ. Если бы она сказала это вслух, он мог бы расслышать горечь, но Лиза научилась быть хитрее. Шепот может означать что угодно, может, ее голос сорвался от предвкушения или страха. Или от сладостного предвкушения. Она слегка напряглась, когда он запустил обе ладони в ее волосы. Что ее ждет? Сожмет, дернет, потянет вниз и расстегнет брюки? Развернет спиной и нагнет? Наклонит над подоконником? Но Макс лишь погладил большими пальцами виски, а остальными принялся ласкать ее затылок с обеих сторон: — Нежность. Простая нежность. Такая сладкая, что это даже больно. Невыносимо… — Чт… Прежде, чем она успела вымолвить хоть слово, он ласково запечатал ее рот своими губами, придерживая ладонями затылок. А затем — нежное море поцелуев, ласк. Море необычайно тонких ощущений. Первые две минуты она ничего не понимала и не могла думать — просто потому, что никак не могла поверить. Макс ласкает ее. Просто нежно ласкает и целует, и больше ничего. Ее тело вздрагивало каждый раз, когда он слегка отстранялся — и прикосновения возвращались снова. Всякий раз она готовилась к какой-то неожиданности, к чему-то, что происходило обычно: ласка — а за ней сжатие или надавливание, или удар. Ограничение подвижности, удерживание. Но в этот раз ничего такого не случилось. Время шло, а Макс продолжал оставаться нежным. В какой-то момент Лиза поняла, что дрожит и не может остановиться, словно ее тело выпускало какое-то огромное напряжение, копившееся довольно долго. Ей стало жарко, но возбуждения почти не было. Только нежность. Только невыносимая нега, почему-то накрепко сплетенная с тревогой. Чувство, что что-то не так, поднималось из живота, разрасталось там, становясь все больше. — Макс, я… — Шшш. Расслабься. Доверься мне… как всегда. Я все еще твой мастер, малыш. Скажи мне. Его губы осторожно касались ее губ, перебирая их, вовлекая в новые ласки, и Лиза со стоном сдалась — снова обняла его подрагивающими руками, начала целовать в ответ — и только тогда поняла, как давно хотела его целовать. Как долго не позволяла себе этого. Макс всегда бил по рукам в прямом и переносном смысле, если она забывалась. Саба не дразнит мастера. Саба не прикасается без спроса. Саба не проявляет инициативы. Когда-то, в первые недели их отношений, она еще пыталась его трогать, то и дело нарываясь на наказания, но затем это стало словно само собой, и Лиза просто перестала задаваться вопросом, хочет ли она этого. А она, оказывается, хотела… — Ты — мой мастер.