Тома изумленно моргнула глазами. В ее привычки не входили поздние прогулки на ноябрьском ветру. — Да. Хочется немного свежего воздуха, — сказал он, прихлебывая горячий ароматный напиток. — Хорошо. Ты… останешься? — робко спросила она, глядя в сторону и чувствуя, как сердечный ритм сразу ускоряется, едва ли не вдвое. Ник сделал паузу, и она сразу все поняла. Вонзила ногти в ладони: дура, дура. Идиотка. Нельзя было задавать этого вопроса. Сама же себя поставила в неловкое положение. — Не могу, малыш, — мягко ответил он, глядя в окно. — Я ни у кого не ночую. — Это такое правило для опытных доминантов? — не удержалась Тома, заливаясь краской и отворачиваясь. — Нет. Это мое личное правило, — невозмутимо ответил Ник, переводя взгляд ей в спину, — Не дуйся. И забудь о чувстве собственности, если хочешь быть сабой. Посмотри на меня. — Не хочу. — Тома! — резко окликнул он, внезапно повысив голос, и она вздрогнула всем телом, повернувшись. Ник со скрипом отодвинул табуретку, резко встал, шагнул к ней и опустил обе ладони на плечи, ощутимо сжимая: — Посмотри на меня. В конце концов Томе пришлось поднять злой взгляд и нырнуть в холод его глаз — и тогда она сразу замерла, стушевалась. — Я сейчас кое-что проясню, только один раз, — негромко сказал он, властно удерживая ее взгляд. — Ты — моя нижняя, до тех пор, пока кто-то из нас не решит это изменить. Это означает, что ты подчиняешься моим правилам. Вне игры ты, разумеется, не обязана выполнять приказы, но я не терплю никаких обид и истерик. Если тебе что-то не нравится — говори прямо, ясно? — Ясно, — прошептала она, невольно поднимая руки, но Ник тут же нетерпеливо пресек это движение, перехватывая запястья, опуская ее ладони на столешницу за ее спиной. Он прижался еще ближе и обхватил пальцами подбородок, запрокидывая голову: — Что сейчас тебе не нравится? — Я хотела, чтобы ты остался, – скрепя сердце, выдавила она. — Забудь, — качнул головой Ник, — Я не буду оставаться у тебя на ночь. Иногда ты можешь оставаться у меня, если наши отношения продлятся больше недели. — В каком смысле — если? Ты еще не решил? — вспыхнула Тома, снова попытавшись дернуться и оттолкнуть его. — В смысле — если ты выдержишь, — отрезал Ник, снова перехватив ее руки, и на этот раз хорошенько тряхнул — так, что она вскрикнула. — В чем я лично не уверен, — добавил он не то с досадой, не то с легкой насмешкой, отпустив ее, когда Тома испугалась и сжалась, замирая в его крепких безжалостных руках. Растерянно моргая, она проследила взглядом за ним, невозмутимо усевшимся обратно на табурет, чтобы преспокойно вернуться к кофе. А затем тихо выдохнула и прикрыла глаза: — Я хочу быть с тобой. Правда. — Тогда забудь о ванильных глупостях и тупо подчиняйся, — отчеканил он, пронзая ее взглядом насквозь, словно пригвождая на месте, — Когда невмоготу — можешь дерзить и драться, но никакого нытья, это понятно? На ее глазах выступили слезы, а поперек горла встал комок. За кого себя принимает этот подонок? Как он смеет так разговаривать с ней? Они ведь даже не в игре сейчас. Стоило дать понять, что он ей нравится — и вот, пожалуйста, он уже делает ей выговор, как ребенку. Это как минимум подло. А как максимум — попахивает черт знает чем. С большим трудом подавив желание высказать ему обиду, Тома молча вышла из кухни и отрешенно побрела в комнату, чтобы найти одежду, подходящую для прогулки холодным вечером. Что ж, она попробует подчиняться еще немного. Возможно, ее терпения хватит еще на день или два перед тем, как она начнет гуглить быстродействующие яды, которые можно добавлять в кофе. — Готова поиграть? — неожиданно спросил он, как только они вышли из подъезда. — Что? — Поиграть. Со мной, — терпеливо повторил Ник с непроницаемым лицом. Дом. Уже полностью готовый к игре. Ее сердце пропустило удар. Вот так, на улице? Что он собирается сделать, поиметь ее под фонарем, задрав пальто? Договаривались ведь: никакой публичности… — О чем ты думаешь? — нетерпеливо перебил он ход ее мыслей, разворачивая к себе за плечи. Тома сглотнула и посмотрела в его нахмурившееся лицо широко раскрытыми глазами: — О том, что не хочу заниматься сексом на улице при температуре, близкой к нулю. И вообще, честно говоря… это не мое, — выдавила она, отрешенно следя за тем, как белый пар, вырвавшийся из ее рта, медленно растворяется в воздухе. Тома невольно сжалась, ожидая резкой отповеди. Но Ник лишь негромко хмыкнул: — Игра не равно секс, малыш. Я обещал тебе приват, и я помню об этом. — Тогда что ты задумал? — мгновенно просветлев лицом, спросила она. — Соглашайся, — потребовал он, качнув головой. Прикрыв на секунду глаза, Тома выровняла дыхание. Разумеется. Ожидать от Ника ответов на простые вопросы о его планах на игру было так же глупо с ее стороны, как ожидать трамвай на автобусной остановке. — Да, мастер, — покорно ответила она, уже не видя других вариантов. — Умница, — сразу же ответил он очень довольным тоном и коснулся ее щеки костяшками пальцев, — игра очень простая. Я буду говорить, а ты будешь соглашаться с каждым моим словом и предложением в течение… скажем, двадцати минут. Если ты соглашаешься, то обязана выполнить. Возражать нельзя, но можно промолчать… один раз. Если ты не ответишь мне дважды, игра закончится, и я уеду домой. Если ты не возразишь ни разу… Он сделал паузу, и Тома вскинула глаза: на лице Ника ничего не отражалось, но по тому, как медленно он подбирал слова, она поняла, что какая-то внутренняя борьба все же была. — Если ты не возразишь мне ни разу, я останусь до тех пор, пока ты уснешь, — тихо сказал он, глядя ей в глаза. — Я уложу тебя спать, и только потом уйду. Тебе это понравится, маленькая саба? — Да, — еле слышно прошептала она, робко улыбаясь. Но тут же улыбка сбежала с ее лица, когда Ник в ответ выдал эталонно дьявольскую ухмылку: — Что ж, попробуй выиграть этот приз. Глава 20 В ту пятницу в клубе было не протолкнуться. Ник находился на месте с восьми вечера и проверил все, что можно, перед тем, как передать дежурство бармену Диме. Последнего они с Максом потихоньку привлекали помогать в клубе, когда были заняты. А сегодня они оба были по уши погружены в подготовку к красивой яркой сцене. Новость о том, что два главных дома клуба будут участвовать в одной сцене, разнеслась за считанные минуты, стоило только сказать паре человек. Вскоре убежище разврата стало напоминать деловое собрание в ожидании главного доклада: все только потягивали коктейли и разговаривали, а сцен никто не начинал, и домы, полные любопытства, даже забывали шлепать своих саб, а те потихоньку распоясывались, чувствуя безнаказанность, и болтали между собой все свободнее, все громче хихикая. На один из таких бесстыдных взрывов хохота Ник даже обернулся, сверкнул яростным взглядом — но тут же взял себя в руки, заметив, как испуганно расширились глаза двух девушек, и как они юркнули врассыпную: не стоило ему так реагировать на чужих нижних. Да и вообще не дело это для мастера — открывать настоящие эмоции. Ведь, показав сабе гнев, надо наказывать, а наказания в гневе недопустимы. Когда Макс учил его, он вдалбливал это десятки, сотни раз: никогда не поднимать руку на нижнюю, не успокоив перед этим эмоции. Никогда не пороть в состоянии раздражения, гнева, досады и в любом другом сильно негативном состоянии, которое подразумевает утерю самоконтроля — это табу, категорическое табу для мастера. Непреложное правило безопасности. На волнение и сексуальное возбуждение, разумеется, этот запрет не распространялся, но Ник знал, что сцена в исполнении нервозного дома — тоже редкостная фигня. И злился на себя, что никак не мог успокоиться, а еще больше — на то, что не понимал, из-за чего так распсиховался. Он уже и не помнил, когда последний раз так дергался. То, что он сказал Максу, было абсолютной правдой — Тома все еще была почти идеальной для него. В ней не находилось никаких существенных недостатков, и их вечерняя прогулка только подтвердила это. Как она злилась, когда ей приходилось выполнять его приказы. Как подрагивали ее ноздри, как слегка выдвигалась вперед нижняя челюсть. О, он обожал это строптивое выражение. Он любил запоминать и представлять такие моменты, когда наказывал своих нижних. И он обязательно будет делать это сегодня, когда даст ей впервые попробовать розг. Эта боль обязательно возмутит ее, накопится за время сцены. Тома — не мазохистка, она будет очень зла, и позже он позволит ей подраться. А потом хорошенько отымеет наверху и будет наслаждаться каждым криком, в котором наслаждение смешается с яростью. Он еще помнил, как она жалобно постанывала, когда он брал ее в попу. При одном только воспоминании он становился твердым. И все же она ему подчинилась, полностью. И продолжала подчиняться тем вечером, даже когда он объявил ей о том, что в пятницу будет публичная сцена с участием третьего. Узнав о том, что этим третьим будет Макс, она согласилась, скрепя сердце. Ее глаза на миг наполнились слезами, и губы дрогнули, но Ник ни на секунду не дал понять, что его это тронуло. Он спокойно объяснил, что такие сцены всегда проводятся для новичков, а ей и так сделали скидку, позволив не выходить на традиционный аукцион — и она покорилась. Он уложил ее спать, как обещал. И в какой-то момент даже почувствовал, что вот-вот останется до утра. Ее тихие всхлипывания, когда она засыпала, растопили его сердце. — Ты уверен, что она готова? — негромко спросил Макс, присаживаясь рядом на бондажный стол, который уже приготовили к сцене. Он смотрел в сторону — на Лизу, которая болтала с Димой у бара, сияя улыбкой и изо всех сил делая вид, что приготовления к сцене ее не касаются. Хотя от выражения ее лица за версту разило фальшью. — Я взял ее согласие, как обычно, — пожал плечами Ник, недовольно дернув уголком рта. Макс задержал на нем взгляд — они оба знали, что вопрос не в формальном согласии, и Ник невольно стал дергаться еще больше, разозлившись на партнера. Он и сам знал, что поторопился. Но желание помочь сабе снять ограничения пересилило. И еще он знал, что она способна на большее, очень хотел подвести к грани и выпустить наружу ту фурию, которая все еще не показала себя во всей красе. Он думал, что она взбесится после анала. Едва немного осмыслит — вспылит. Будет в ярости из-за того, что позволила себя поиметь. Он ждал пятнадцать минут, двадцать, полчаса, но неожиданно Тома показала свою мягкую сторону, которая прежде была скрыта от него. Стала настоящей сабочкой-кошечкой. Послушной, мягкой, готовой лизать руку и урчать, нежной и уязвимой — так болезненно воспринявшей его отказ ночевать. А Ник не этого от нее хотел, хоть подчинение и было в какой-то момент приятно. Он не хотел видеть ее уязвимую сторону. Господи, он предпочел бы, чтобы ее не было совсем, иначе она рано или поздно не выдержит, уйдет. Он всегда невольно ранил других девушек, и допускал, что это может произойти снова. Опасался этого, но ничего не мог поделать с собой. Именно поэтому ему и нужна злюка с толстой кожей и запасом наглости на троих. — Как Лиза восприняла? — спросил он, чтобы прервать сеанс сверления себя насквозь Максовым взглядом. — Ревнует, — сказал тот и улыбнулся. Ник по-дружески пнул его плечом в плечо и тоже улыбнулся, умолкая. Он не хотел смотреть на часы: Тома снова опаздывала. Обитатели клуба постепенно скапливались вокруг, занимая места для наилучшего обзора. Макс и Ник молча сидели, ожидая еще минут десять, но Тома так и не появлялась. Пятнадцать минут одиннадцатого Ник достал телефон из кармана и набрал ее номер, но в трубке раздавались только длинные гудки. Макс молча повернул голову в его сторону, по-прежнему не сводя глаз со своей сабы. Лиза теперь подошла ближе и стояла, болтая с другими нижними, в толпе зрителей. Ник нажал «отбой» после пятого или шестого гудка и медленно вздохнул, чтобы успокоиться, мысленно представляя, как надает ей пощечин за это унижение: весь клуб пялился на него, ожидающего ее прихода. Вот коза. Минут через пять Макс сам достал телефон и набрал номер Томы, держа телефон так, чтобы Ник тоже видел. На этот вызов ответа также не последовало. Но буквально парой секунд спустя на экране его смартфона высветилось сообщение, которое заставило Ника измениться в лице. «Макс, передай ему, что я не приду. Я не могу, извините». Резко втянув в себя воздух, он на мгновение замер, чувствуя, что вот-вот покраснеет у всех на глазах, а затем резко сорвался с места и, оттолкнув какого-то начинающего дома, стоявшего рядом, вылетел из толпы. Ведомый интуитивным инсайтом, Ник уже через секунду, не одеваясь, вылетел в предбанник клуба. Встретившись взглядом с охранником Мишей, он замер в дичайшем напряжении и выпалил одно-единственное слово: — Тома? — Только что ушла, — мгновенно отчитался парень, приподняв брови от искреннего удивления при виде его безумно горящих глаз. — Спасибо, — бросил он.