— Тома, ты… — он оборвал себя, с видимым неудовольствием покачал головой и встал с кровати, сразу влезая в темные брюки. Распахнув шкаф, Ник уставился внутрь с таким лицом, словно внезапно проникся отвращением ко всей своей одежде разом, рывком выдернул рубашку и не спеша надел. Продолжая наблюдать за ним с нескрываемой тревогой, Тома села на кровати и, повинуясь иррациональному приступу неловкости, закрыла грудь руками. На глаза навернулись слезы: она не понимала, чего этот мужчина хотел от нее. С самого начала не понимала. То подчиняться, то не подчиняться. То его возбуждают драки, то он требует беспрекословного послушания… в каком-то смысле ее решение устроить небольшой разгром посреди клуба было отчаянной попыткой привлечь его внимание. Она была ошеломлена и расстроена, когда он предложил сцену втроем с Максом. Да, теоретически ей было интересно это попробовать, но не теперь, когда они только-только наладили доверительные взаимоотношения, когда она позволила ему многое из того, что не позволила бы никому другому в первую неделю знакомства, как и в любую последующую. И самым пугающим стал для нее тот факт, что она не смогла отказать — она согласилась, чтобы не разочаровать его. А наутро ужаснулась: как, как она смогла так быстро попасть в такую зависимость от мужчины? — Я не наказал тебя здесь потому, что ты нарушила слишком много правил клуба за раз. Ты будешь наказана на барной стойке или навсегда покинешь клуб, у нас такие правила, — глухо сказал Ник, развернувшись к ней, но все еще глядя в сторону. Невольно приоткрыв рот, Тома какое-то время молча смотрела на него. От ее лица отхлынула кровь: — Я… я не понимаю. — Правила клуба, Тома. Ты их подписывала, — терпеливо повторил Ник. — Нельзя громить имущество. Бить стаканы, кидаться ими в людей. Нельзя нападать на дома. Нельзя входить в клуб в такой одежде. Ты этого не знала? Впервые посмотрев в глаза, он заставил ее отвести взгляд. Быстро краснея, Тома мотнула головой: — Знала. — Тогда чего ты ждала? — Ты обещал… — у нее сорвался голос, и пришлось сглотнуть, сделав большую паузу. — Ты обещал, — продолжила она через некоторое время, изо всех сил стараясь сдерживаться, — что будешь наказывать меня только в привате. — Я не знал, что ты станешь швыряться стаканами и врываться в клуб в таком виде, — Ник мотнул головой в сторону ее одежды, разбросанной на полу. — Но ты обещал. Ты говорил: делай, что хочешь, нарушай правила клуба. — Я сказал, что наказания будут соразмерными. И я давал тебе разрешение не на сегодня. Тома стиснула зубы, внезапно расслышав в его тоне нечто странное — и тут же вскинулась так, что ее волосы взметнулись, отлетая назад: — Ты… ты просто манипулируешь, Ник. Ты специально вводишь меня в заблуждение. — Серьезно? — ухмыльнулся он, и тут она снова услышала это — и на этот раз увидела на лице. Два послания одновременно: скептическое и самодовольное. Словно часть его спорила с ней, в то время как другая соглашалась. — Конечно. Ты это делаешь специально, — прошептала она, пораженная случайной догадкой. Ник снова криво улыбнулся и слегка опустил голову, всматриваясь в ее глаза. Он медленно шагнул к кровати, протянул руку и запустил пальцы в ее волосы, подтягивая к себе. — Ай! — Тома поморщилась, когда он за волосы подтянул ее лицо к своему и наклонил голову: — Да. Специально. Теперь, когда ты знаешь, тебе легче? — Ты псих, — прошептала она, раздувая ноздри. — В каком-то смысле, — невозмутимо согласился он. — Но это ведь ты, а не я, сейчас испытываешь возбуждение от того, что тебя удерживают и причиняют боль. — Я не испытываю… — Не ври, — рявкнул он и опрокинул на спину, быстро укладываясь сверху. — Пусти. Пусти меня. Тома выгнулась всем телом, пытаясь оттолкнуть его обеими руками, но Ник крепко придавил и к тому же продолжал тянуть за волосы, причиняя боль — недостаточно сильную, чтобы вынудить ее волноваться, но достаточную для того, чтобы она намокла под ним — особенно когда почувствовала твердеющую плоть под брюками. — Стоп-слово, сучка. Скажи или признай, что ты такая же чокнутая. И подчиняйся, — выдохнул он в лицо, раздвигая ее ноги коленом. Тома снова выгнулась и попыталась оттолкнуть. Ей не хотелось говорить стоп-слово — это равносильно капитуляции. Ей хотелось стряхнуть его с себя, ударить, одержать над ним победу, как бы ни безумно это звучало. — Ну и кто из нас псих? — спросил Ник, словно читая ее мысли. Он широко улыбнулся, завел ее руки за спину и использовал прикрепленные к спинке кровати кожаные наручники, чтобы зафиксировать ее. А когда ее руки были привязаны, он дал ей ошеломляюще хлесткую пощечину: — Давай, саба, покажи, как тебе это не нравится. Скользнув левой рукой по ее телу, Ник мягко провел двумя пальцами к влагалищу, и Тома дернулась, тихо застонав: — Мастер… пожалуйста. — Что, малыш? — Ну, пожалуйста. — Что? Дать тебе еще пару пощечин, отшлепать и потом снова трахнуть? Это мне скучно, солнышко. На ее глазах выступили слезы. По лицу Ника было слишком хорошо заметно, что на этот раз он не лгал. — Все, что вы хотите, мастер, — прошептала она, теряя всякое соображение. — Все, что я хочу? — переспросил он с таким удивлением, словно совершенно не ожидал этого услышать. Тому наполнил приступ ярости. Он снова манипулировал ею, и это было ужасно унизительно. Но делать вид, что ей этого не хочется, она тоже больше не могла. По щеке скатилась слеза, и Тома зажмурилась, кивая: — Да, все, что вы хотите. — Я хочу тебя на стойке бара, малыш. Сегодня. Я хочу, чтобы ты показала, что способна доверяться и подчиняться мне. — Вы же знаете, что я не люблю публичности. — Именно поэтому сцена на стойке и будет знаком доверия, Тома, — непривычно сильно смягчая тон, сказал Ник. Он снова наклонил голову в своем фирменном стиле, очень скептически глядя на нее сверху вниз. Его лицо словно говорило: я знаю, что ты не согласишься и спрашиваю лишь для очистки совести перед тем, как забраковать ни на что не годную сабу. Когда это сообщение дошло до нее, ноздри Томы непроизвольно раздулись, а внутри словно что-то полыхнуло. Нет. Он не смеет вот так ее забраковывать. Она непроизвольно дернула руками, забыв, что они в наручниках, и выражение ее лица стало жестким: — Хорошо, мастер. Как вы пожелаете, — ответила она таким голосом, словно угрожала ему убийством. Выражение лица Ника изменилось, выдавая веселье: — Маленькая дерзкая сучка. Повтори еще раз подобающим тоном. — Да, мастер, — тихо выдохнула она, кротко опуская ресницы. Но стоило Нику удовлетворенно кивнуть и сложить руки, как она добавила: — Поцелуйте меня в задницу, мой господин. Можете сделать это на стойке бара, если вам так угодно. *** К тому времени, как Ник и Тома снова показались на лестнице, спускаясь вниз, развлечения в клубе вошли в самый разгар. Все станки и специально оборудованные места для публичных сцен были заняты, вокруг каждого стояли зрители. Прямо под лестницей по традиции — самая жесткая и развратная сцена для фанатов в исполнении завсегдатаев клуба. Опытный дом шлепал лежащую на спине связанную сабу стеком по груди, животу. Лицо девушки, залитое слезами, отражало полную погруженность в себя. Но не все новички понимали смысл этого наслаждения для нее и то, насколько она близка к сабспейсу на пике этого страдания. Поэтому некоторые из них с облегчением воспользовались возможностью перевести взгляд на Ника, и тут же встрепенулись, возбужденно раскрыли глаза, тыкая друг друга локтями в бока — так, что уже через пару секунд почти все внимание переключилось на него. Ник, напротив, совершенно не обращал внимания на собирающихся зрителей. Казалось, он спускался бы по лестнице точно также, если бы на него вообще никто не смотрел. Впрочем, все взгляды были сосредоточены не столько на нем самом, сколько на его сабе, которую он тащил за собой: левая рука сзади на шее, затянутой в ошейник, вокруг правой обмотана прикрепленная к нему цепь. На самом деле Ник не тянул за нее, но со стороны казалось, будто он ведет Тому на поводке. Из одежды на его сабе была только мужская рубашка, а при единственном взгляде на лицо Томы каждому было понятно, что эта нижняя сегодня всерьез разозлила своего дома: щеки красные от пощечин и залиты слезами, во рту — кляп, волосы в полном беспорядке. И тем не менее воинственности у нее хватало: на каждом шагу она пыталась не то пнуть мастера ногой, не то вырваться, не то столкнуть его с лестницы. Каждый раз Ник с легкостью удерживал ее, иногда встряхивая, и Тома успокаивалась, но после пары ступенек снова начинала бесполезные попытки вырваться. На третий раз зрители начали смеяться, и очень скоро на вкусное зрелище стали подтягиваться другие обитатели клуба: из лаунж-зоны, от других станков, от стойки бара. Ник не спешил. Он дал всем хорошенько насладиться этим шоу прежде, чем спустился с лестницы со своевольной извивающейся сабой, которую удерживал железной хваткой. Тома еще ничего не понимала — музыка заглушала смех, а видела она плохо от ярости и слез, затмивших ей взгляд. Когда наконец влажные глаза девушки пригляделись к происходящему, ближе к самому низу лестницы, она заметила смеющиеся лица и вдруг замерла, шарахнувшись к своему дому от жадной до зрелищ толпы. Но Ник снова удержал ее, не позволив прижаться, и все опять засмеялись. Сцена под лестницей закончилась, и новой уже никто не начинал. Сквозь собирающуюся толпу протиснулся Макс, сузил глаза, быстро оглядев Тому, но потом невозмутимо кивнул и перевел взгляд на Ника: — К бару? — спросил он одними губами. Ник согласился легким кивком, и повел Тому, внезапно утратившую волю к сопротивлению, через весь клуб к барной стойке. Он по-прежнему не торопился, и, по мере того, как шел мимо станков, увлекал за собой все больше и больше зрителей. Быстрее всех реагировали те, кто знал, как редко можно увидеть Ника на публичных сценах — Ирина, например, почти мгновенно остановила игру с новеньким, обхватила его за плечи и потащила к бару, мудро действуя на опережение: зная, что лучшие места достанутся тем, кто первым сядет. Михаил, едва взглянув в их сторону, выдал понимающую улыбку и тоже поспешил к бару, где Дима уже освобождал пространство, а Макс заботливо расчистил место по центру, не пуская никого слишком близко. Подтолкнув Тому к стойке, Ник закрыл ее спиной от публики и положил обе руки на полированную поверхность за ее спиной, вглядываясь в лицо: — Как ты? — тихо спросил он, расстегивая ремешок кляпа. Сделав несколько круговых движений челюстью, Тома почти ненавидящим взглядом уставилась на него: — Что ты собираешься делать? — требовательно спросила она, всерьез настороженная