- Именно, Чарльз. Когда американцы "устранили" Германию, они обеспечили повсеместное радиационное загрязнение. Больше всего досталось водным источникам. Осадки попали в них, образовав на поверхности липкий слой. Радиоактивный, химически ядовитой и едкий. Его невозможно смыть с кожи, а если такая вода попадала внутрь, то буквально выгорал изнутри. Это убило десятки тысяч тех, кто думал, что вода защитит их от пожаров. Мы никогда не считали это значительной проблемой - активность пены быстро угасала и снизилась на девяносто процентов всего за двенадцать часов. Но не поняли, насколько она ядовита с химической точки зрения. Она переставала фонить, но оседала в грязи на дне рек. Смесь тяжёлых металлов, долгоживущих изотопов и ила. - И теперь эта речная дрянь смывается в море, - понял проблему Фокс. - Так и есть. Лёгкие осадки вынесет первыми, более тяжёлые материалы потом, но все они попадают в реки. Не только Рейн, но и его достаточно. Посмотрите. Свампэн вынул из своих документов раскрашенную кальку и положил её на макет. - Помните, в прошлом году на чёрный рынок попала партия заражённой сельди из Северного моря? Дюжина человек умерла, ещё больше заболели. Это было отравление тяжёлыми металлами, и мы решили посмотреть, в чём дело. Взяли пробы воды и донного грунта, и обнаружили, что тот район загрязнён. Доктор аккуратно пристроил оранжевую кальку. Она расположилась в устье Рейна. - Через полгода мы повторили замеры, и получили вот такую картину. Ещё один кусочек кальки. Первоначальная область стала более яркой, интенсивно-красной, а в целом загрязнённый район увеличился и тянулся вдоль донной долины. - Очевидно, необходимо проверить снова и проконтролировать распространение загрязнения. Посмотреть, ослабевает ли оно, и насколько тянется. Если оно продолжит расползаться, то рыболовство в Северном море может полностью прекратиться. Красный участок таращился на аудиторию с тёмно-синего макета морского дна. Голос Фокса прозвучал тихо. - Думаете, американцы знали, что это произойдет? - Сильно сомневаюсь. Не уверен, что американцы, планируя рейд, знали хотя бы четверть последствий. О, они хорошо представляли начальные итоги, но наверняка долговременные последствия прошли мимо них. Честно говоря, никто не мог знать все аспекты того, что даст атом, пока кто-нибудь не попробует. Не сказал бы, что на Германии они провели эксперимент, просто получился такой вот случай рабочей проверки. Когда я был там, один из их целеуказателей - жуткий тип, кстати - сказал, что ядерное оружие не просто мощные бомбы. Это принципиально новый класс, нечто уникальное. Думаю, они сами не понимали до конца значение своих слова. Надо узнать, насколько плохими могут быть эти... неожиданные эффекты. Повисла долгая тишина. Все трое смотрели на макет. Наконец Свампэн вздохнул. - Представляете иронию? Все исследования мы делаем на морском дне. Их результаты видели некоторые американские нефтяники и весьма оживились. Они говорят, что в Северном море может быть нефть. Смешно другое. Большую часть этого века британская политика ориентировалась вокруг добычи нефти на Ближнем Востоке. Теперь мы можем получить месторождения прямо на пороге. Но если вопрос загрязнения будет стоять остро, у нас не получится добраться до них. ГЛАВА ТРИ. МИР НА ПОРОГЕ ВОЙНЫ Британия, Уоллсенд, Тайнсайд Клепальщики - это пехотинцы верфей. Их труд точно так же казался простым, хотя на самом деле тяжёл, они были многочисленны, и без их участия ничего нельзя добиться. Их день начинался рано. Джон МакМаллен встал в пять, надел шерстяные подштанники и рабочий комбинезон, неизменный шарф и кепку. Его жена поднялась вместе с ним и перед выходом поправила кепку, с законной гордостью жены, провожающей мужа на настоящую работу. Рассвет ещё даже не занялся, когда он покинул дом, ведомый редкими уличными газовыми фонарями. На улице появлялось всё больше людей. Толпа росла. Её привлекали огни, светившиеся куда ярче фонарей. Эти огни сияли сквозь расписные окна баров. Пабам, выросшим у ворот верфи, разрешалось открываться в шесть. Они представляли собой прекрасный пример точности, достойный любой верфи. Двери распахнулись ровно в шесть, минута в минуту, показывая длинные столы. Когда-то, ещё до войны и позорного мира, на них стояли кружки с хорошим крепким чаем и кофе, с молоком и сахаром, а рядом рюмки рома или виски. Теперь был только едва заваренный несладкий чай, а в рюмках было... ну, что-то налито. Скорее всего самогон. Лучше даже не спрашивать. Работяги ввалились в двери. Времени у них хватало ровно на то, чтобы выпить чай, закинуть в горло содержимое рюмок и выйти. Всё записывалось на счета в больших списках. МакМаллен вытер рукавом губы и поспешил к воротам, пока те не закрылись в пять минут седьмого. Горе тому, кто опоздает. Если он не выйдет на работу, его место займёт другой человек, уже ожидающий своей очереди. А неудачника оставят на морозе, и он пойдёт к сердитой жене с пустыми карманами. Оба крейсера прибыли в пятницу. Их переместили из внутренней гавани верфи в ремонтные доки. "Белфаст" и "Эдинбург"[21]. Так они назывались сейчас, но уже наготове были новые закладные таблички, "Кейптаун" и "Претория". МакМаллена направили в бригаду "Эдинбурга", работа там считалась полегче, но объёмы больше. Будущий "Кейптаун" подорвался на магнитной мине ещё в начале войны, повредив киль, и его едва успели подлатать для перегона в Канаду, но по крайней мере, немного модернизировали во время ремонта. Проблема была в том, что требовалось доделать сложные работы по восстановлению набора левого борта, незаконченные ранее, сразу после подрыва. "Эдинбург" не получил таких повреждений, но и модернизацию не прошёл. Прежде чем стать "Преторией", ему предстоит кое-какая переделка. - МакМаллен! - крикнул бригадир и показал на две плиты, ожидавшие скрепления. Судя по виду, они сформируют основание новой надстройки. Их соединят, а потом поставят куда надо. Рядом уже ревел горн, в котором калили заклёпки. Даже разогретые докрасна, они ещё непригодны для работы. Только когда они побелеют, их бросят клепальщикам, которые поймают раскалённый металл специальной банкой и установят. Иногда ученики забывались и ловили заклёпку голыми руками. Тогда раздавался жуткий крик. Для тех, кто работает на высоте, результатом почти всегда становилось падение и смерть. Для тех, кто находится на стене дока - обожжённая до полной негодности рука. Стальные плиты ещё не были выровнены, просверленные отверстия следовало совместить. Это секундное дело, но сборочная бригада состояла из клепальщиков и нескольких котельщиков. Подгонкой плит занимались металлисты. МакМаллену повезло. Всего в четверть седьмого подошли двое рабочих, выставили детали и начался привычный лязг. Откидывая клепальный молот, он поворачивал голову и видел огненную метель из множества раскалённых заклёпок, летавших между горнами и клепальщиками. Как раз, когда стихло завывание сирены, раскатился оглушительный шум дневной работы. Джон начал первый, самый важный размах. Если молот ударит неровно, или помощник не удержит с другой стороны, заклёпка искривится либо сядет с люфтом. Бригаду всегда сопровождал контролёр. Он осмотрит каждую, проверит на плотность и точность посадки. Если всё в порядке, отметит её галочкой белым мелом, заходя на саму заклёпку. Если есть подозрения, начертит сердитый красный крестик. Потом придётся высверливать и переделывать. Система была проста. Сборщикам платили за каждую белую галочку, но вычитали вдвойне за красный крестик. Добросовестные клепальщики зарабатывали отлично, халтурщики быстро теряли подряд. Ключевое значение имел ритм. Хорошая бригада подхватывала заклёпки и загоняла их на место ровно тогда, когда клепальщик уже замахивался молотом. А хорошему клепальщику не требовался контролёр - он сам чувствовал по отдаче, как металл расходится в гнезде. Раньше они использовали пневматические молотки, но их отобрали немцы и увезли в Германию на свои верфи. Атомные бомбы янки превратили их в радиоактивный шлак. Всё вернулось к ручному труду. МакМаллен всё утро ощущал, как мнётся горячий металл, заполняя сверловку, и когда прозвучал сигнал на перерыв, ничуть не удивился длинному ряду белых галочек. Ни единого красного крестика. Пятнадцать минут на чай, а потом обратно на верфь. Когда прозвучала полуденная сирена, они закончили первый длинный ряд и начали короткую сторону. Было похоже, что собираемая ими надстройка расположится на корабле как-то поперёк. Хотя какая разница, если не будет пометок красным мелом. Полчаса на обед. Чай и "пыж". До войны это был толстый бутерброд, два ломтя хлеба, а между ними кусок свежеобжаренного беконом или ветчина. Выходило дороговато, но мало кто на это жаловался. Не больше, чем любой квалифицированный рабочий сетует на начальство. Но теперь "пыжи" стали тонкими и хлипкими. Там, где раньше на хлеб густо мазали смалец или масло, сейчас был тоненький слой маргарина. Вместо бекона - китовое мясо или какой-то вовсе невообразимый паштет. Просто еда, чтобы набить желудок. Даже такой верный член профсоюза, как МакМаллен, не мог найти слов для обвинения руководства - они делали всё возможное. Жидкий чай и скудные "пыжи" - вина янки, чтоб на них самих атомные бомбы упали. Полчаса прошло. Мужики обменялись традиционными едкими подколами, обычными для тех, кто работал на горнах и высоте, между "дедами" и новичками. Вновь прозвучал гудок, его заглушили лязг молотов, тарахтенье двигателей и пыхтение подъёмных кранов. Пять вечера. Одиннадцать часов на смене, из которых десять рабочих. МакМаллен получил от контролёра квитанцию, гордясь результатом. Все заклёпки одобрены, ни единой красной метки. И пошёл со всеми в бухгалтерию. Там сидел незнакомец, крупный дядька с красноватой кожей. Посмотрев на квитанцию, он кивнул. - Ваша бригада? Акцент у него был густым и тяжёлым, будто при сильный насморке. Звучало как-то по-немецки или по-голландски. Верфи сделали Тайнсайд удивительно космополитичным городом и МакМаллен сразу опознал южноафриканца. - Да. Дядька залез в сумку и раздал каждому по небольшому конверту. Джон пересчитал содержимое. Двойной оклад. - Подарок от Южной Африки, премия за отличную работу. Её получает каждая бригада, не допустившая брака за смену. Наша республика благодарит вас, МакМаллен. Джон вышел из ворот, перебирая монетки. Он был слишком занят, радуясь неожиданному богатству, и не видел, как южноафриканец проводил его взглядом, а потом записал имя в блокнотик. Премия каждый день? Весьма щедро. На подходе к дому он твёрдо решил отдать первый приработок жене и убедиться, что она потратит его на себя. Запах сосисок и вид картофельного пюре всего лишь подтвердил это решение. Настоящая работа днём и настоящий британский ужин вечером. День удался. Таиланд, Бангкок, военная академия Чулачомклао Курсанты офицерской школы расселись в лекционном зале. Последние дни они провели, изучая планировку и территорию академии, чтобы потом знать, куда идти и за какое время куда можно добраться. Сейчас узнать своё место в мире было важнее всего прочего. Сегодня им предстояло другое занятие. В той или иной мере, им предстояло решить свои дальнейшие судьбы, определяя ход военной карьеры. На столах перед ними уже были разложены стопки бланков в несколько страниц толщиной. Их следовало внимательно заполнить от начала до конца. Прямо в конце, на последней странице был раздел, где курсанты должны избрать вариант дальнейшей службы. Военно-учётная специальность, или ВУС. - Сегодня вам предстоит определить, в каком направлении пойдёт ваша армейская карьера. Заполните бланки, которые лежат перед вами, и укажите код ВУС, которой хотите следовать. Потом вас направят на соответствующие курсы специализации. Каждому из вас дадут такой справочник, - инструктор поднял книгу почти в три пальца толщиной, - в нём все коды доступных ВУСов. Найдите желаемый, и отметьте его на последней странице. Если не можете выбрать, или имеются какие-то другую проблемы, укажите ВУС 11Б. Это общий курс, и мы найдём, куда вас направить, позже. Пока курсанты заполняли формы, помощники раздали справочники. Опытные, в основном те, у кого уже были родственники в армии, знали, куда двигаться, и определились заранее. Дальновидные тоже изучили вопрос загодя. Пофигисты выбирали наугад любой код, кроме 11Б. В итоге один с восхищением обнаружил себя в отделе по связям с общественностью, ещё двое стали специалистами по развитию сельского хозяйства, и одному выпала короткая, но крайне увлекательная карьера по обезвреживанию боеприпасов на артиллерийских складах. Судя по тому, что помощники начали собирать справочники и бланки слишком рано, чтобы изучить весь перечень, большинство курсантов выбрали 11Б. Спустя несколько часов, в кабинете начальника академии, сотрудники разбирали бумаги. Начальник посмотрел на инструктора и с лёгким огорчением вздохнул. - Общий курс, Тават? - Ну, у некоторых есть шанс закончить службу генералом. По кабинету прокатился смех. - Тават, вот скажите мне, ваша совесть никогда вас за это не глодала? Инструктор на мгновение стал задумчивым. - Никак нет, сэр. Как бы там ни было, из ста курсантов у нас восемьдесят четыре добровольца для пехоты. Меня всегда вдохновляет, когда они выбирают службу в пехоте. Очень самоотверженно. Очередной раскат смеха. И только инструктор внезапно ощутил странное, беспокойное предчувствие беды. Дух-хранитель о чём-то предупреждает его. Ты ошибся. Он суеверно нащупал подвеску с амулетом Будды и успокоился. Разве может что-то быть неправильно? Конечно нет. На самом деле он действительно ошибался. Неправильно всё. Годы плохой кармы, заработанной путем обмана бедняг-курсантов и завлечением их в пехоту, неожиданно нагнали его. Дух-хранитель пытался предупредить, но было поздно. Вечный баланс добра и зла, честности и вины, поощрения и наказания сейчас выравнивался. Тщательно продуманное введение в армию женщин-офицеров, для секретарской и канцелярской работы, в штабы и административные отделы столкнулось с рифами непредсказуемых опасностей. Так, среди форм, заполненных с указанием ВУС 11Б (Лёгкая пехота), попали все четыре, заполненные девушками-курсантами. "Балтийский коридор", Рига, штаб Второго Карельского фронта Он не знал, что напугало его больше. Масса русских сил как таковая, или что их ничуть не заботило, что он видит их численность. В договорённом месте они встретили его "Кюбельваген" и он пересел в ожидавший джип. Его повезли прямо через порядки войск, да какие! Орда танков. Т-44[22], часть с 85-мм орудиями, часть со 100-мм новыми. Более старые Т-34-85. Истребители танков СУ-100 с дальномерами на рубке[23]. Пехотные бронетранспортеры, со следами американских опознавательных знаков, счищенных и заменённых русскими. Пусть американцы уезжают, их техника остаётся. И как всегда, где русская армия, там её бог войны - артиллерия. Орудия стояли плотно, колесо к колесу. Русские применяли их не так ловко и точно, как американцы, но выдавали всесокрушающую плотность огня. Фельдмаршал Роммель с ненавистью проводил взглядом ряды гаубиц. Штаб находился в рубленом доме. Больше флигеля, но меньше особняка. Скорее всего, жильё богатого крестьянина или лесника. Русские провели его внутрь, глаза несколько секунд привыкали к более тусклому слабому освещению. Не узнать того, кто сидел за столом, было невозможно. Яркий красавец, источающий магнетическое очарование. Русский маршал Константин Рокоссовский считался неотразимым сердцеедом. Роммель слышал, что однажды Берия принёс вождю длинный перечень его похождений и спросил: "Что делать будем?". Сталин ответил: "Завидовать будем"[24]. Увидев вошедшего немца, он встал. - Маршал Константин Рокоссовский, командир Второго Карельского фронта русской армии. Эрвин поразился. Он ожидал грубости, в лучшем случае холодного приёма. Надлежащая воинская вежливость стала неожиданной и он инстинктивно ответил тем же. - Фельдмаршал Эрвин Роммель, командир армейской группы "Висла" немецкой армии. Рокоссовский показал на стол. Когда оба устроились поудобнее, он внимательно посмотрел на немца. - Немецкая армия, говорите? Не президент независимого государства Восточная Подхалимия? Роммель ответил таким же взглядом. - Маршал, я немецкий солдат, а не бандит. И до сих пор офицер.